Плетрах в двух от причала в несколько рядов тянулись склады. Дальше виднелся Пирей — небольшой уютный городишко с преимущественно белыми двухэтажными домами и прямыми, как струна, улицами.
Первое, на что обратил внимание Тимон, была возвышающаяся посреди пристанской площади странная статуя. На высоком постаменте сидел, устремив взгляд вдаль, изваянный из мрамора, неизвестный Тимону зверь — большущий, гривастый, мускулистый, грозный.
— Что за зверь такой? — спросил удивлённый Тимон. — И зачем он здесь?
— Это лев, — сказал Феокл. — Царь зверей. То есть самый страшный из всех обитающих на земле зверей. Живёт в Африке. Правда, настоящий, живой лев раза в три меньше этого.
— А зачем он здесь, в порту? — не унимался Тимон.
— Пирей — морские ворота Афин. Сюда приходят корабли со всех концов света. И этот лев призван символизировать могущество Афин. Пусть весь мир знает, что Афины — великий, богатый и могущественный, как этот зверь, город. Кстати, благодаря этому льву Пирей известен в мире ещё и как порт Льва. А кроме всего прочего, у этого льва есть и другое, практическое, назначение.
— Какое?
— Из ближайшего горного источника к нему по трубам подведена вода, которая вытекает из львиной пасти в небольшой бассейн. И все, кого мучит жажда, пьют эту воду. Для этого там имеются киафы с длинными ручками. А ещё большая польза от этого льва морякам, которые отправляются в далёкое плавание: здесь они запасаются водой. Не надо никуда ни ходить, ни ездить. Вода, считай, под самым носом.
— А мне можно будет попить из этого бассейна? — спросил Тимон.
— А чем ты хуже других? — передёрнул плечами Феокл. — Конечно, можно. Можешь пить сколько влезет.
Когда судно было пришвартовано к причалу, Лемох собрал команду и сказал следующее:
— Вот мы, ребята, и дома. Поблагодарим за это богов. И прежде всего нашего покровителя Посейдона. Сейчас все по домам. Кроме Горгоса и Лизия. Вы как холостяки остаётесь на ночь смотреть за судном. За это, как всегда, получите дополнительную плату. Спать будете по очереди. Разгрузку судна начнём завтра с утра.
— А как быть с нашими пассажирами? — спросил один из матросов. — Может, они пойдут ко мне? У меня пустует одна комната.
— Феокла и Тимона я забираю к себе, — сказал Лемох. — Поживут несколько дней у меня. В моём доме тоже есть свободная комната. К тому же у меня есть сын, который покажет Тимону город. Итак, ребята, до завтра!
Сойдя на берег, Лемох, Феокл и Тимон прежде всего подошли к статуе льва и с удовольствием попили свежей родниковой воды, по которой изрядно соскучились за тринадцать дней плавания.
Первое, на что, осмотревшись, обратил внимание Тимон, было огромное, длиной больше четырёх плетров, здание.
— Ну и домище! — покачал головой Тимон. — Сколько же в нём народу может жить?
— Это вовсе не «домище» и никто в нём не живёт, — принялся объяснять Лемох. — В этом здании строят корабли. А называется оно верфью. Кстати, вашу унирему также построили в этом самом «домище». Ну, а теперь — в Афины! Дорога немалая — тринадцать стадий. И идти придётся на своих двоих.
Дорога в Афины удивила Тимона не меньше, чем статуя льва или верфь в Пирее. Удивила мощными каменными стенами, тянущимися по сторонам дороги.
— А это ещё зачем? — не удержался, чтобы не спросить, мальчишка.
— Для защиты от врагов, разумеется, — сказал Лемох. — Для чего же ещё? Высота этих стен, кстати, почти пять оргий, а толщина больше двух с половиной оргий. Стены, как видишь, основательные, преодолеть их непросто. Это не какой-нибудь забор. Соединяют Пирей с Афинами. А построены они, прежде всего, для того, чтобы уберечь от врагов Пирей. Ведь Пирей — морские ворота Афин. Без Пирея невозможно существование Афин. Да будет тебе известно, что Афины процветают, прежде всего, благодаря морской торговле. Не будь Пирея, Афины были бы обычным захудалым городишком.
— До чего же длинные стены! — продолжал удивляться Тимон.
— А они, кстати, так у нас и называются — Длинные Стены, — заметил Лемох.
— А почему ваш город называется Афинами? — не унимался Тимон. — Наверное, его назвали так в честь богини Афины?
— Совершенно верно, — кивнул головой Лемох. — А вообще, тут, брат, целая история. Было это давно, ещё во времена первого царя Аттики — Кекропа. Однажды в нашем городе, который тогда и названия-то не имел, сошлись Афина и Посейдон. А сошлись они для того, чтобы выяснить, кто из них станет покровителем этого нового города. Точнее будет сказать, кого жители города провозгласят своим покровителем. Ведь, чтобы стать покровителем, надо было заслужить эту честь у горожан каким-нибудь полезным деянием. Первым принялся задело Посейдон. Ударил он своим трезубцем о скалу, и из скалы забил родник чистой воды. Хорошо? Хорошо! Казалось бы, победа морскому богу обеспечена. Но не тут-то было: ударила Афина своим копьём о землю, и тотчас в том месте выросло оливковое дерево. А олива — это и еда, и масло, и дрова для приготовления пищи и обогрева жилья. Понятно, что народ провозгласил покровительницей города Афину, и тут же назвал город её именем. Но с таким решением горожан не согласился Посейдон и не на шутку на них обиделся. Вернувшись в своё море, он такую развёл бурю, что чуть было не разрушил наш город гигантскими волнами. И только вмешательство в эту свару самого Зевса несколько угомонило Посейдона, и тот оставил Афины и афинян в покое. Вот такая история...
Несколько раз Лемоху приходилось прерывать свой рассказ, чтобы ответить на приветствия знакомых. Дорога в Афины, как и пристань Пирея, была довольно многолюдной. По ней в обе стороны беспрерывным потоком двигались люди.
Когда был пройден добрый десяток стадиев пути, стены стали расширяться, и появились первые дома.
— А вот и Афины начинаются, — сказал Лемох. — Это квартал Койле. Я живу чуть дальше, в квартале Мелита, у холма Нимф[160].
Миновав несколько улиц, Лемох остановился перед большим домом с крытой красной черепицей крышей.
— Вот мы и пришли! — сообщил он. — Здесь я живу.
Едва прозвучал голос хозяина дома, как тотчас распахнулась входная дверь и из неё выпорхнул похожий на Лемоха мальчуган лет пятнадцати. Он хотел было броситься Лемоху на шею, но, увидев незнакомых людей, в нерешительности остановился.
— Ты чего, Лизис? Чужих застеснялся? — проговорил Лемох, склонившись над сыном и нежно прижимая к груди его голову. — Так они не такие уж чужие. Они мои хорошие приятели. Этот дядюшка — Феокл, педотриб. А это — Тимон, атлет-бегун, будущий олимпионик. Они приплыли со мной из Ольвии покорять Олимпию. Вот так! Надеюсь, ты подружишься с Тимоном и покажешь ему Афины?
— Конечно, отец! — с радостью согласился Лизис и принялся приветствовать гостей: — Хайре, дядюшка Феокл! Хайре, Тимон! Рад тебя видеть!
— Что у нас дома? Всё нормально? — спросил Лизиса Лемох.
— Дома у нас всё по-прежнему, — вместо Лизиса ответила вышедшая из дома стройная женщина лет сорока в длинном пурпурном хитоне, с приветливым выражением на круглом миловидном лице и копной тёмно-бронзовых волос. — Хайре, милый! — Обняв и поцеловав мужа, она сделала широкий жест рукой. — Прошу всех в дом! Самое время ужинать...
— Эвмена, мы поужинаем чуть позже, — перебил жену Лемох. — А пока распорядись насчёт баньки. Тринадцать дней толком не мылись...
— Конечно, конечно, — заторопилась Эвмена. — Сейчас Кирк всё приготовит.
После тринадцати ночей, проведённых на жёсткой и тесной палубе среди храпящих матросов, сон на ременной кровати, да ещё на матраце, набитом шерстью и перьями, показался Тимону блаженством. Потому-то и спал он, можно сказать, сном праведника и проснулся, когда солнце уже заливало комнату ярким светом. Но и проснувшись, вставать Тимон не торопился. Хотелось ещё чуток понежиться в постели. Тем более что лежавший на соседней кровати педотриб продолжал спать сном младенца, тихонько посвистывая носом.
Но тут в комнату осторожно заглянул Лизис. Тимон поспешил закрыть глаза, прикинувшись спящим.
— Вставай, хитрец, хватит притворяться, — сказал Лизис, стягивая с Тимона шерстяное покрывало. — Думаешь, я не I вижу, что ты не спишь?
— Ах, и хорошо-о-о же у вас! — сладко потягиваясь, пропел Тимон.
— Мама послала сказать, что давно пора завтракать.
Услышав голоса, проснулся и Феокл и первым делом спросил:
— Лизис, где у вас здесь умываются? Покажи-ка нам.
После умывания во дворе холодной, только что вытянутой из колодца водой, которая мгновенно прогнала остатки I сна, сели за стол. Хромая рабыня подала нарезанный ломтями белый пшеничный хлеб и кратер с разбавленным водой красным вином. Хлеб, приправленный какими-то редкостными специями и размоченный в вине, показался Тимону необыкновенно вкусным.
После завтрака стали расходиться, каждый по своим делам: хозяин дома поспешил в Пирей разгружать корабль, хозяйка подалась с рабом на рынок за продуктами, Феокл отправился на поиски давних приятелей и родственников, с которыми не виделся больше двух десятков лет, а Лизис повёл Тимона знакомиться с Афинами.
Когда ребята вышли на улицу, Лизис, замедлив шаг, спросил скорее себя, чем Тимона:
— И с чего же мы начнём наше знакомство с Афинами? — И тут же сам себе и ответил: — Начнём мы, пожалуй, с Агоры. У вас, в Ольвии, я думаю, тоже есть Агора?
— Конечно, есть! А как же? Что мы — хуже других? — с едва заметными нотками обиды в голосе ответил Тимон.
— Ну, ничего, посмотришь ещё и нашу. А посмотреть там, уверяю тебя, есть на что! Значит, идём к Агоре. Это недалеко.
Миновав несколько улиц и улочек, на которых соседствовали большие дома и даже настоящие дворцы со скромными, а порой и просто убогими, кое-как построенными жилищами, ребята взошли на поросший тёрном пригорок. Хоть пригорок и не был особо высоким, вид на Агору открылся с него неожиданно, словно по мановению волшебной палочки. И от этого вида мгновенно захватило у Тимона дух.