— А я подумал было... — растерянно бормочет Лёня и умолкает. Впрочем, все и так знают, о чём подумал Лёня.
Гриша зажигает новую спичку и поднимает её над головой. Пещера заметно расширяется, становится больше, и лишь отдалённые её углы скрывает темнота. Осмотревшись вокруг, аргонавты видят в ней больше десятка различных статуй — бронзовых и мраморных, больших и не очень, мужских и женских. Есть даже изваяния дельфинов. Все они лежат вперемешку со светильниками, различными сундучками и прочими, неизвестного назначения предметами. Мальчишки, будто заворожённые, ходят по пещере и молча рассматривают эти сокровища, не решаясь дотронуться до них хотя бы рукой.
Зато Султан успевает не только всё осмотреть, но и обнюхать и даже несколько раз чихнуть от попавшей в нос пыли.
— Всё! — нарушает благоговейную тишину Гриша. — Осталось несколько спичек. Как ни жаль, но надо выметаться отсюда.
Как только гаснет последняя спичка, в пещере становится намного темнее, чем было поначалу. Но вот постепенно, будто проявляется чёрно-белая фотография, лаз в пещеру светлеет, и ребята направляются к нему. Когда, помогая друг другу, они выбираются наружу, Юра, забыв об осторожности, возбуждённо выкрикивает:
— Ребята! Так это же и есть те самые сокровища древнегреческого храма, которые когда-то искали и не смогли найти геты со своим Буберистой! И которые мы собирались искать...
— А ведь действительно... — начинает волноваться Лёня. — Выходит, что мы всё-таки нашли этот клад! А если это действительно тот самый клад, то мы... сделали научное открытие. Как вам это нравится: мы и научное открытие?
Волнение братьев передаётся и Грише.
— Неужели это действительно тот самый клад, о котором рассказывал ваш учитель истории? Ну, ребята... Это же надо! Просто не верится, что всё это пролежало здесь две тысячи лет. Жутко даже становится, если подумать об этом...
Увлечённые своей находкой, аргонавты забывают на какое-то время о своих преследователях и подстерегающей их опасности.
Одному Султану, похоже, невдомёк, что так могло взбудоражить ребят. Тем более что все эти камни и железки даже ничем не пахнут. А аргонавты (теперь их можно называть так с полным правом), не обращая внимания на демонстративное позёвывание пса, продолжают вести разговор о своей находке.
— Клад мы нашли. Это хорошо, — говорит Гриша. — А дальше что? Что нам с ним делать? Как всё это достать из пещеры? Без техники тут не обойтись.
— Взрослых придётся звать на помощь, — замечает Юра.
— И кого же мы позовём? — спрашивает Лёня. — Расскажем мы, например, о находке Артёму Павловичу. А что он сможет сделать?
— Придётся кому-то ехать в областной центр и обратиться там в исторический музей, — предлагает Юра. — А музей пусть и организовывает всё. Такая их работа.
— Это идея! — одобряет предложение Юры Гриша.
— Не лучше ли написать письмо в министерство культуры? — замечает Лёня.
— И где же мы возьмём их адрес? — интересуется Юра.
— В милиции. Где же ещё?
— А вот про милицию-то мы и забыли! — спохватывается Гриша. — Про наших недругов... Вы тут посидите, а я поднимусь наверх и осмотрю остров. Султан, ты тоже остаёшься.
Через несколько минут Гриша возвращается.
— Пока что всё спокойно, — говорит он. — Эти охламоны прочёсывают восточную часть острова. Можем спокойно возвращаться в наш «пятизвёздочный». Надо подкрепиться и хорошенько отдохнуть. Если эта братия не уберётся отсюда до вечера, нас ожидает трудная и хлопотливая ночь...
ПРИДЁТСЯ УСТРОИТЬ ИМ«ВАРФОЛОМЕЕВСКУЮ НОЧЬ»
Аргонавты, порядком уставшие и проголодавшиеся — за день удалось перехватить лишь по нескольку сухариков, — подкрепившись, отдыхают в своём «отеле». На дворе только начинает вечереть, а в пещере уже почти темно, и приходится зажечь фонарь. При его неверном свете Лёня, «ложе» которого находится под фонарём, может даже читать. Впрочем, в этот вечер ребятам не до чтения. И без этого есть о чём поговорить, есть что обмозговать: и о случайной находке в пещере, и о дневных «психических атаках» против браконьеров, и о возможной ночной «операции» против всё тех же браконьеров.
— Что там показывают твои «золотые»? — трогает Гриша Лёню за руку.
— Скоро восемь, — поднеся руку с часами к глазам, отвечает тот.
— Пока не стемнело окончательно, надо сходить на наш наблюдательный пункт и посмотреть, не убралась ли эта гоп-компания восвояси.
Солнце, заметно к вечеру остывшее и ставшее похожим на кружок гигантской морковки, далеко за горизонтом опускается в море. Остров постепенно окутывается чернильным сумраком. Непрестанно на все лады распевают кузнечики и цикады.
Палатка браконьеров стоит на месте. Она освещена изнутри. К тому же довольно ярко свет проникает даже сквозь плотную ткань. И потому кажется, что палатка как бы тлеет изнутри.
— Ну, что же, — вздыхает Гриша, — придётся устроить им варфоломеевскую ночь. А заодно и всемирный потоп.
— А ещё — Содом и Гоморру[239], — добавляет Лёня.
— А для полного комплекта — «Последний день Помпеи»[240], — вставляет и своё слово Юра.
— Одним словом, эту ночь они должны запомнить надолго, — подытоживает сказанное Гриша. Тон его голоса — твёрдый и решительный.
Третий час ночи. Время, когда люди спят особенно крепко и сладко.
Месяц, большой, бледный, с выщербленным краем, медленно проплывает между тёмными рваными тучами. Он то исчезает за тучами, то выныривает из-за них, вызывая лёгкую непонятную тревогу. Едва ощутимый свежий бриз сонно перебирает листья кустов, колышет метёлками ковыля, охлаждает разгорячённые за день лица аргонавтов. Да ещё где-то из темноты доносится хлюпанье неугомонного прибоя.
Добравшись до лагеря браконьеров, ребята останавливаются и какое-то время стоят молча, прислушиваясь. Палатка дрожит от могучего разноголосого храпа. Нет сомнения, что её обитатели перед сном для смелости «причастились» и теперь спят, что называется, без задних ног.
Мальчишки складывают на холмике принесённые вещи, берут с собой только лопаты и, подойдя к палатке поближе и постояв возле неё с минуту, берутся за работу — прокладку канала «палатка-море». Или, если угодно, — «море-палатка».
Работают ударно, не останавливаясь ни на секунду. Поскольку лопат две, то и копают, часто сменяя друг друга.
Не проходит и получаса, как канал (а на самом деле канава длиной добрых двадцать метров) прорыт и готов к «эксплуатации». Летят в стороны последние лопаты песка, и вода, пенясь и шипя, устремляется в канаву, а по ней — в ложбину к палатке. Несколько минут — и ложбина начинает наполняться водой.
Только теперь запыхавшиеся аргонавты позволяют себе кратковременный отдых. А отдохнув и немного успокоившись, начинают преображаться: помогают друг другу привязывать на лица маски, сделанные из белых пластиковых тарелок, найденных среди хлама, оставленного нерадивыми туристами. Эти маски с искривленными ртами и большими круглыми глазами при изменчивом свете месяца, который то появляется, то тут же исчезает среди тёмных туч, оставляют довольно зловещее впечатление. Самым страшным оказывается Лёня, у которого аж две маски: одна на лице, другая на затылке. Затем мальчишки берут по большой пластиковой бутылке с обрезанными донышками и шейками и окружают палатку, в которой безмятежно храпят браконьеры.
Вода уже заполнила ложбину, превратив её в небольшое озерцо, посреди которого стоит палатка. Вот она уже достаёт ребятам до колен. В палатке кто-то обеспокоенно ёрзает, слышится сонное бормотание:
— Что такое? Разве мы уже плывём?
Гриша поднимает руку, подавая условный сигнал. И вслед за этим перерезает вокруг палатки шнуры. Юра дёргает за брезент, и полотно медленно, словно купол опускающегося парашюта, складываясь, ложится на воду. Точнее, на браконьеров.
И тотчас палатка, вернее, то, во что она превратилась, словно оживает: движется, дёргается, подскакивает, будто что-то живое и беспомощное, то в одну сторону, то в другую, то вверх, то вниз. Из-под неё слышится хлюпанье и чавканье воды, испуганные выкрики, проклятья и ругань. Это барахтаются ошалевшие от страха браконьеры.
А вокруг них, прыгая и извиваясь в каком-то причудливом диком танце и разбрызгивая во все стороны воду, мечутся какие-то ужасные существа на двух ногах с жуткими белыми мордами, на которых застыли зловещие улыбки. К тому же эти существа дико визжат и смеются. Этот визг и смех, усиленный прозрачными рупорами, среди ночи при то появляющемся, то пропадающем месяце наводит на браконьеров особенный ужас. Не отстаёт от ребят и Султан. Глядя на них, он носится вокруг палатки, будто сорвался с цепи, и беспрерывно лает. Если кому-то из браконьеров удаётся выбраться из палатки, то он, увидев диковинные существа, которые извиваются перед ним, и большую собаку, тут же ищет спасение под брезентом палатки. Такого светопреставления остров не слышал, наверное, даже во время нападения на него дикарей Буребисты.
Продолжается «Варфоломеевская ночь» недолго. Через несколько минут Гриша подаёт условный знак, и тотчас «привидения» останавливаются и умолкают. А в следующее мгновение исчезают в высокой траве.
Однако в палатке ещё долго после этого не утихают возня и галдёж. И даже освободившись в конце концов из палаточного плена, мокрые и грязные с головы до ног браконьеры не сразу приходят в себя. Они продолжают бесцельно бегать вокруг палатки, падать в воду, натыкаться друг на дружку, толкаться и отпускать крепкие словечки.
Смотреть на всё это неприятно, и аргонавты, прихватив лопаты, маски и рупоры, отправляются к своему «пятизвёздочному». Возвращаются усталые, грязные, но с чувством выполненного долга. Придя в «отель», кое-как умываются остатками воды и сразу же укладываются спать. Какое-то время лежат тихо. Но вот Гриша поднимает голову и, затаив дыхание, прислушивается.