Джули ушла из кухни, и вскоре послышался звук льющейся в душе воды.
— Я душ принимаю! — крикнула из кабины Джули. — Так что, будьте добры, не выходите в прихожую.
— Ни малейшего намерения тебя беспокоить, — откликнулась Анита.
Винни накрыла на стол и разлила по стаканам сок. Когда вода перестала литься, все услышали, что Джули плачет.
— Не знаю, смогу ли я выдержать это еще хоть одну минуту, — сказала Анита, постучав ногтями по стойке.
— Дай ей время. — Джим наливал на сковороду блинное тесто.
— Время? — повторила Анита, указывая пальцем на прихожую. — Я полжизни этой девчонке отдала.
— Вот и хорошо. — Джим подмигнул Винни.
— Хорошо? Хорошо, черт возьми! Я на самом, на самом деле устаю от всего этого!
— У тебя прическа здорово смотрится, мам, — сказала Винни.
— Еще бы! Она стоит столько же, сколько продукты на целых два месяца.
В кухню вернулась Джули. Мокрые волосы облепили голову, вода с их кончиков стекала на красную футболку, так что та потемнела на плечах. Винни увидела, что отец шлепнул на тарелку блинчик в форме кривобокого «Д».
— «Д» — для моей драгоценной, — произнес он.
Его слова заставили Винни задуматься о том, что же случилось с обручальными кольцами.
Лимузин вызвал некоторое напряжение. Сначала водитель отказался подъехать к самому дому: он сказал, что его должны были предупредить о грунтовой дороге, что ветки поцарапают краску. «Джули не пойдет по грязной грунтовой дороге в свадебном платье, черт бы его побрал, — сказала Анита мужу. — Заставь этого водителя подвести его дурацкую машину прямо к дому». Лимузин — эта идея принадлежала Аните.
Джим, который выглядел розовым и начищенным в смокинге, взятом напрокат, вышел из дому и поговорил с водителем. Через несколько минут он спустился в подвал и поднялся оттуда с секатором для живой изгороди. Затем они с водителем скрылись в конце въездной аллеи, а еще через несколько минут лимузин подъехал к дому. Джим приветственно махал всем с переднего сиденья.
Брюс появился у дома с видом совершенно больного человека.
«Тебе нельзя видеться с невестой до свадьбы! — крикнула ему из окна Анита. — Брюс, господь милосердный!» Она бросилась к двери, но Брюс уже вошел, и, когда Анита увидела его лицо, она остановилась посреди фразы. Джули, подошедшая за ней, тоже ничего не сказала.
Джули с Брюсом вышли на лужайку за домом, которая была не столько лужайкой, сколько поляной, вся в корнях и сосновых иглах. Винни смотрела в окно вместе с мамой. Джим вышел из лимузина, зашел в дом и смотрел в окно вместе с ними. Джули выглядела точно картинка с рекламы, стоя у куста восковницы в своем свадебном платье с белым шлейфом, который был сложен вдвое, но все равно развевался позади нее, ведь он был длинный, целых шесть футов.
«Джимми, — сказала Анита, — ведь люди уже в церкви!»
Но он не ответил. Все трое так и стояли у окна, наблюдая. Джули и Брюс почти не двигались. Они не касались друг друга, даже рук не поднимали, а потом Брюс шагнул прямо в кусты восковницы и направился к дороге.
Джули шла к дому, словно ходячая кукла Барби, а когда она вошла, они втроем ждали ее у сетчатой двери.
«Мамочка, — произнесла она тихо; казалось, что у нее что-то случилось с глазами, они были какие-то неправильные. — Этого ведь не может быть, правда?»
Появился дядя Кайл с таблетками. Джим поговорил с водителем лимузина, а потом отправился в церковь. Лимузин уехал, захватив задним крылом тополиные листья как раз над шиной, и Винни села на ступеньки прямо в своем наряде подружки невесты. Через некоторое время вернулся папа. «Думаю, тебе теперь можно это снять, Винни-дудль», — сказал он, но Винни так и осталась там сидеть. Папа зашел в дом, а когда вышел обратно, сказал: «Джули вместе с мамой отдыхает на нашей кровати». Винни решила, что дядя Кайл опоил их обеих таблетками.
Она сидела на ступеньках, пока ей не понадобилось зайти в туалет. Ей теперь стало неприятно пользоваться домашним туалетом, ходить туда, за занавеску, когда все дома. Но когда Винни вошла в дом, вокруг не было ни души. Она могла слышать, что папа внизу, в подвале, а дверь в спальню родителей была закрыта. Впрочем, через несколько минут дверь открылась и из спальни вышла мама. Она надела старую синюю юбку и розовый свитер, и было вовсе не похоже, что ее чем-то опоили.
Джим Харвуд уже много лет строил в подвале лодку. Лодка должна была выйти большая — каркас занимал значительную часть подвала. Почти год Джим ничего не делал, только расстилал чертежи на полу в гостиной и каждый вечер на них смотрел. Наконец он спустился в подвал и установил там двое козел для пилки досок. Каждый вечер все семейство слушало жужжание электропилы и, время от времени, стук молотка, и очень медленно стал возникать крутобокий скелет лодки. Потом лодка долго оставалась в форме скелета. Джим вечер за вечером спускался в подвал работать над лодкой. «Сейчас — медленная стадия, Винни-дудль», — говорил он. Надо было помещать куски дерева в особые зажимы, чтобы придать им правильно изогнутую форму, а затем он тщательно покрывал дерево лаком и накладывал на каждый гвоздь специальный клеевой цемент, который должен был сохнуть целых четыре дня.
Как-то вечером, сидя на ведущей в подвал лестнице и наблюдая за его работой, Винни спросила отца: «А как ты собираешься вытащить ее отсюда, когда она будет готова?» — «Хороший вопрос, верно? — отозвался он. И принялся объяснять, как он все математически рассчитал с самого начала, измерив дверь подвала и окружность корпуса, и что теоретически, если он повернет лодку под определенным углом, она сможет пройти через дверь, когда время придет. — Но я и сам начинаю задаваться этим вопросом».
Винни тоже задавалась этим вопросом. Лодка выглядела ужасно большой. «Ну что ж, — сказала она. — Тогда она будет как кораблик в бутылке. Как те, что в магазине Муди продаются».
«Точно, — ответил отец. — Думаю, получится что-то вроде того».
Когда Винни была поменьше, они с Джули любили играть в подвале. Иногда Джули играла с ней в магазин, подталкивая через стол банки консервов, купленных матерью, и делая вид, что она пробивает их стоимость на кассовом аппарате. А сейчас подвал был почти целиком занят лодкой и папиными инструментами. Вдоль стены Джим сделал полки: на самой верхней лежало старое ружье, которое валялось в доме с незапамятных времен, а на нижних стояли деревянные ящики, полные веревок и гвоздей и винтов и болтов, разложенных соответственно их размеру.
Солнечные лучи потоком вливались в кухонное окно над раковиной. Винни видны были плывущие в воздухе пылинки.
— Ну а теперь, — сказала мама, ставя на стол кофейную чашку, — давайте спланируем наш день. Папа на некоторое время вернется в школу, я собираюсь подкормить розы, а что вы, девочки, намерены делать? — Она высоко подняла брови и постучала розовыми от лака ноготками по столу.
Джули и Винни ничего не ответили. Винни влезла пальцем в сироп, а потом — к себе в рот.
— Винни, прошу тебя — не будь свиньей, — сказала мама, поднимаясь из-за стола и опуская чашку в раковину. — Джули, ты гораздо лучше себя почувствуешь, если найдешь себе какое-то дело.
Сама Анита нашла себе одно-единственное дело в тот день, когда не состоялась свадьба: она написала Брюсу письмо. Она пообещала ему, что, если он когда-нибудь попадется ей на глаза, если он когда-нибудь приблизится к ее дочери, она его застрелит.
«Мне кажется, это преступление, нарушение федерального закона, — тихо сказал ей Джим, — посылать письмо с угрозами».
«Никакое, к черту, не нарушение! — ответила Анита. — Это он совершил преступление, нарушив федеральный закон».
Винни вспомнила, как Клифф Мотт в продовольственном магазине сказал маме, чтобы она прекратила свою сумасбродную болтовню. Это было очень странное чувство — перейти от гордости и восхищения своей красивой матерью к желанию узнать, что о ней говорят люди в городе, а вдруг она сумасшедшая? И Винни неожиданно подумала о том, что ведь у ее мамы нет близких подруг, как у других матерей. Она ни с кем не болтала по телефону, ни с кем вместе не ходила по магазинам.
Теперь Винни сидела вместе с Джули за кухонным столом и смотрела в окно, как мама, с лейкой в руке, идет к розовым кустам.
— Ты ведь поняла, из-за чего тут весь этот сыр-бор разгорелся, да? — тихо спросила Джули. — Из-за секса.
Винни кивнула, однако, если быть точной, она этого не поняла. Солнце, ярко светившее в кухню, вызывало у нее головную боль.
— Она не может примириться, что у нас с Брюсом был секс.
Винни встала, вымыла и вытерла тарелку, убрала ее на место. Джули сидела, глядя прямо перед собой, без всякого выражения, будто совсем ни на что не глядела. Иногда Винни замечала, что точно так же смотрит мама.
— Винни, — сказала Джули, по-прежнему глядя прямо перед собой. — Маме всегда надо лгать. Запомни, что я тебе говорю. Только лгать. Лги ей обо всем напропалую.
Винни вытерла еще одну тарелку.
Суть заключалась в том, что Брюс перепугался. Он не хотел разрыва с Джули, он только не хотел жениться на ней. Он просто хотел жить с ней вместе. Анита же сказала Джули, что, если она желает жить, словно обыкновенная шлюха, с мужчиной, который бросил ее на глазах у изумленной публики прямо у алтаря, она может не надеяться, что когда-нибудь снова вернется домой.
— Она это не всерьез, — возразила Винни. — Сколько людей вокруг просто живут друг с другом, и ничего.
— А хочешь — поспорим? Хочешь, поспорим, всерьез это она или не всерьез? — спросила Джули.
А Винни почувствовала себя так, будто ее укачало в машине: она поняла, что ей вовсе не хочется спорить ни о чем таком, что касалось бы ее матери.
— Напиши картину. Почитай книгу. Повесь ковер.
Ладонь Аниты шлепала по столу с каждым предложением. Джули не отвечала. Она сидела, грызя крекер, пока Анита и Винни ели суп: им удалось перебраться в новый день, наступила суббота, и они сидели за ланчем.