— Помой окна, — сказала Анита. — Винни, перестань пить из суповой тарелки, как свинья. — Анита утерла рот бумажным полотенцем — в семье ими пользовались вместо салфеток. — Что тебе прежде всего надо сделать, так это позвонить Бет Марден и узнать, сможешь ли ты этой осенью вернуться на свою работу в детских яслях.
Анита встала и поставила свою тарелку в раковину.
— Нет, — ответила Джули.
— Слушайте, я придумала. — (Винни было ясно, что мама чем-то очень довольна. Когда у мамы сияли глаза — вот так, как сейчас, — Винни готова была прижать ее к груди, как прижимают ребенка, когда он чем-то смущен.) — Тесто для овсяного печенья! — продолжала Анита. Она кивнула Джули, потом — Винни. — Мы приготовим порцию, но печь ничего не станем. Просто съедим тесто.
Джули ничего не ответила. Принялась чистить ноготь.
— Ну, что скажете? — спросила Анита.
— Я так не думаю, — сказала Джули, поднимая на мать глаза. — Но все равно, то есть я хочу сказать — все равно спасибо, это ты хорошо придумала.
Лицо Аниты утратило всякое выражение: похоже было, что она не может найти ничего подходящего, чтобы надеть сейчас на свое лицо.
— Джули, — окликнула сестру Винни. — Давай, это будет забавно.
Она встала, принесла миску, ложку и мерные чашки.
Анита вышла из кухни, и сестры услышали, как открылась и закрылась передняя дверь. Сегодня Анита должна была сидеть на своем месте в больничном кафетерии, где она работала кассиршей. Она сказалась больной. Винни увидела в окно, как мама прошла мимо кустов восковницы и направилась вниз по дороге, туда, где у нее был устроен небольшой бассейн с золотыми рыбками. В тот первый год, что Анита устроила бассейн, она дала золотым рыбкам вмерзнуть на зиму в лед, объяснив, что слышала, будто так можно делать, потому что они оттаивают и оживают весной. Винни иногда соскребала снег, чтобы посмотреть на нечеткие оранжевые пятнышки во льду бассейна.
— Думаю, я сорвала всю затею, а? — спросила Джули; она сидела, упершись подбородком в ладони.
Винни не могла решить, начинать ей готовить тесто для овсяного печенья или нет. Она достала из холодильника сливочное масло, и как раз в это время зазвонил телефон.
— Возьми трубку, — скомандовала Джули, резко выпрямившись на стуле. — Быстрей!
Она сидела у угла стола, и ей пришлось отталкивать другие стулья со своего пути. Телефон зазвонил снова.
— А ты — дома? — спросила Винни. — Ну, знаешь, если это Брюс или что?
— Да возьми же ты трубку, — потребовала Джули. — Пока мама не услышала. Поторопись! Да, конечно же, я дома!
— Алло? — сказала в трубку Винни.
— Кто? — беззвучно, одними губами, спросила Джули. — Кто-о?
— Привет, — сказал Джим. — Ну как там у вас всё?
— Привет, пап! — ответила Винни.
Джули отвернулась и вышла из кухни.
— Отмечаюсь, — сообщил Джим. — Еду домой.
Не успела Винни повесить трубку, как телефон зазвонил снова.
— Алло? — сказала она. Никто ничего не ответил. — Алло? — повторила она.
В трубке послышался тоненький звон колокольчика.
— Винни, — раздался голос Брюса. — Мне надо поговорить с Джули, пока вашей матери нет дома.
— А вот и я, — объявила Анита, войдя на кухню через черный ход. — Ну как насчет теста для овсяного печенья? Что вы решили, девочки, будем его делать или нет?
— Я не знаю, — ответила Винни, по-прежнему держа в руке трубку.
— Кто это? — спросила мама.
— Ладно, пока, — сказала Винни и повесила трубку.
— Кто это был? — повторила мама. — Это был Брюс? Виннифрид, немедленно скажи мне — это был Брюс?
Винни повернулась к ней.
— Это папа, — ответила она, не глядя на мать. — Он скоро будет дома.
— А-а, — произнесла мама. — Хорошо.
Винни положила брусочек масла в миску и попыталась растереть его ложкой. Магазин Муди, решила она. Колокольчик, который она услышала в телефонную трубку, когда звонил Брюс, был маленьким колокольчиком на сетчатой двери магазина Муди.
— У одной рыбки опять этот грибок появился, — сказала Анита.
Джули была внизу, на берегу, сидела на небольшом камне, чуть больше ее попки, и смотрела на воду. Она лишь слегка повернула голову, услышав шаги Винни, бредущей по водорослям, потом отвернулась и снова стала глядеть на воду. Винни принялась переворачивать камни: искала белых моллюсков — литорин. Когда она была маленькой, она собирала их, наблюдая, как прижимается к камню мускулистая ножка литорины, а потом раковина захлопывается, стоит руке Винни ее коснуться. Однако сегодня Винни оставила их в покое. Желание собирать их ушло, она принялась искать их исключительно по привычке. Мимо проплыла лодка с ловцами омаров, и Винни помахала им рукой. Хорошее воспитание требовало махать тем, кто в лодке.
— Брюс звонил, — сказала она. Джули повернула к ней лицо. — И между прочим, я думаю, не из Бостона. Думаю, он звонил от Муди.
Откуда-то сверху, от дороги, раздался громкий треск.
— Он звонил? — спросила Джули.
Треск послышался снова.
— Что это такое? — спросила Винни. — Фейерверк?
— Ох, господи! — воскликнула Джули, карабкаясь по камням. — Винни, это же были выстрелы!
Анита стояла на въездной аллее, держа ружье обеими руками, но очень осторожно, вроде как никуда не целясь.
— Привет! — сказала она.
Глаза ее сияли, на бледных мешках под глазами выступили капельки пота.
— Что ты делаешь? — спросила Джули. Анита взглянула на ружье в собственных руках, опустила глаза на его ствол. — Мам? — окликнула ее Джули.
— Да он в порядке, — сказала Анита. Она не сводила глаз с ружья, уставившись на спусковой крючок. — Он подъехал и уехал. Вот и все.
Теперь она держала палец на спусковом крючке.
— Им сто лет уже никто не пользовался, — сказала она. — Я думаю, его заклинило. Разве эти штуки не заклинивает время от времени, а?
— Мам… — начала было Винни, но тут раздался громкий звук — резкий, короткий треск, и гравий брызнул фонтаном во все стороны.
Джули вскрикнула, Анита вскрикнула тоже, только у Аниты это был крик удивления, а Джули кричала не переставая.
Анита теперь держала ружье, отстранив его подальше от себя.
— Господи боже мой! — произнесла она.
Джули бросилась к дому, не переставая вопить. Анита потирала руку у локтя.
— Мамочка, — спросила Винни, — с тобой все в порядке?
— Ох, радость моя, — ответила Анита, проводя по лбу ладонью, — это как-то трудно определить.
На этот раз Анита все же приняла успокоительное. Винни видела, как мама в ответ на просьбу дяди Кайла послушно выпила таблетку, стоя у раковины, а потом отправилась в постель. Дядя Кайл спросил у Джули, такой ли Брюс человек, чтобы пойти в суд и подать иск, но и Джули, и Джим оба сказали — нет; а потом Джули спросила Джима, нельзя ли ей позвонить Брюсу по мобильному телефону попозже, просто чтобы убедиться, и Джим сказал, да, можно, ведь Анита наверняка проспит, не просыпаясь, до завтрашнего утра.
Винни вышла через черный ход, свернула к боковой стене дома, где папоротники и листья лилий росли вплотную к фундаменту, и заглянула в окно маминой спальни. Анита лежала на боку, подложив обе руки под щеку; глаза ее были закрыты, рот слегка приоткрыт. Она выглядела полнее, чем обычно, верхняя часть рук и обнаженные лодыжки были белые и казались более мясистыми, чем Винни замечала раньше. В этом зрелище было что-то глубоко беспокоящее Винни, словно она неожиданно застала мать обнаженной. Она спустилась на берег, набрала морских звезд — немного, несколько штук, и положила их на верхушке большого камня выше линии прилива — сушить.
Солнце над водой шло к закату. Винни наблюдала за ним из окна спальни. Оно было как на тех открытках, что продаются в магазине Муди. Джули сидела на своей кровати, нанося на ногти розовый лак. Она поговорила с Брюсом, который как раз возвращался в Бостон: нет, он не будет подавать иск. Однако он сказал, что считает Аниту — тут Джули перешла на шепот, наклонившись вперед, — грёбаной дурой.
— Нехорошо так говорить, — сказала Винни. И почувствовала, что краснеет.
— Ох ты, моя детка-малолетка! — Джули выпрямилась на кровати. — Когда ты выберешься отсюда… — Она на миг замолчала. — Если тебе когда-нибудь удастся выбраться отсюда, ты обнаружишь, что не все люди живут вот так.
— Как — вот так? — спросила Винни, усаживаясь в ногах ее кровати. — Как это — не живут вот так?
Джули ей улыбнулась.
— Ну давай хотя бы начнем с туалетов, — сказала она, подняла вверх палец с розовым ногтем и легонько подула на него. — У людей имеются туалеты, Винни, знаешь ли, туалеты, где спускается вода. А продолжим мы стрельбой в людей. Большинство матерей не выходят на въездную аллею стрелять в приятелей своих дочерей.
— Это я и так знаю, — ответила Винни. — Мне вовсе не нужно уезжать отсюда, чтобы это знать. У нас тоже был бы такой туалет, только папа говорит, что канализационный колодец…
— Да знаю я, что говорит папа, — откликнулась Джули и осторожно завинтила крышечку на флаконе лака для ногтей, растопырив пальцы. — Это все из-за мамы. Она хочет оставаться в этом доме, потому что ее несчастный, утраченный-и-ныне-легендарный отец купил его, когда мама была беременна мной, а Тед не имел ни гроша за душой. А папа хоть завтра выехал бы из этого дома. Переехал бы в город.
— Не вижу ничего дурного в том, что мы живем здесь, — возразила Винни.
Джули улыбнулась:
— Мамочкина дочка.
— Ничего подобного.
— Ох, Винни, — вздохнула Джули. Но сейчас она, прищурившись, рассматривала свой мизинец, а потом снова отвинтила крышечку флакона с лаком. — Знаешь, что миссис Киттеридж сказала нам как-то на уроке? — спросила она.
Винни ждала.
— Я всегда вспоминаю, как она однажды сказала: «Не пугайтесь своей жажды. Если вы испугаетесь своей жажды, вы станете такими же простофилями, как все остальные». — Винни ждала, глядя, как Джули снова накладывает идеальный розовый лак на ноготь мизинца. — Никто тогда не понял, что она имела в виду, — призналась Джули, подняв вверх мизинец и разглядывая ноготь.