Последний вопрос его испугал. По всему телу пробежал озноб. Егор передернул плечами и обернулся, пытаясь увидеть того, кто не даст ребятам уйти отсюда. Сзади никого не было. Кругом тайга. Но она стала совсем другой. Деревья приобрели черно-зеленый цвет, словно обуглились после пожара. А на некоторых даже сохранился налет беловато-серого пепла. Егору показалось, что лес движется, сжимаясь в плотное кольцо. Бежать было некуда. Егор запрокинул голову и взглянул на небо. Но и оно не порадовало его своей голубизной, а напугало серо-зелеными тонами.
– По-ли-на, – прошептал Егор, теряя сознание.
Андрей как завороженный смотрел на волосы Елизаветы и повторял:
– Пожар, мы сгорим с вами в этом пожаре. Давайте побежим к реке, чтобы спастись.
– Полноте, это – не пожар. Это просто забвение! – проговорила она.
– Не понял, – опешил Андрей от ее равнодушного тона. – Пахнет же гарью и дымом.
– Это – не дым, а забвение, – жестко сказала Елизавета.
– Я тоже могу металлическим голосом говорить, – рассердился Андрей. – Хватит из меня дурака делать. Что происходит? Где мы? Зачем…
– Не велено-с, – зашипела Елизавета. Лицо ее при этом стало мертвенно-бледным, а глаза совершенно прозрачными, точно их не было в глазницах. Губы почернели, а вместо волос заполыхал самый настоящий огонь, обдавая Андрея жаром.
– Вот это фокус! Бежать надо куда глаза глядят. Бежать прочь… – воскликнул он.
– Куда? – из черного рта Елизаветы вырвались огненные языки пламени.
– Ну, зачем я тебе? Я не вкусный, меня кушать нельзя. Я голодный и злой, а это вредно для пищеварения… Несварение может начаться… Подумай, что ты тогда делать станешь? – бормотал Андрей всякую ерунду, видя, что это сбивает накал огня, охватившего голову его спутницы. – Меня же накормить надо, напоить, в баньке попарить, бред какой-то несу, но это сказочный фольклор, это народ сочинил. Да, забыл, еще надо руки тщательно вымыть, а то можно заболеть дизентерией, а это страшная болезнь грязных рук, от которой можно и помереть.
Андрею было совсем не смешно, потому что красавица Елизавета превращалась в монстра, как и обещала раньше. Надо было что-то делать, но что, Андрей не мог понять. Он не читал сказок про монстров, где описаны способы борьбы с ними. Он смотрел на видоизменившуюся девушку и вспоминал маму, распластавшуюся на полу. Он вспомнил отчаяние и боль, которые охватили его тогда. А сейчас отчаяние и страх заставили его схватить Елизавету за горло. Андрей плохо понимал, что он делает. Он сжимал пальцы на шее девушки, чувствуя, как затухает огонь. Когда Андрей разжал пальцы, в его руках затрепетал мотылек с помятыми крылышками.
– Не летать тебе больше, друг мой, – опуская мотылька на траву, проговорил Андрей. – Все мы как мотыльки: кружим, кружим беспечно, так и не поняв, что летели не на тот огонь, что жертва наша была напрасной, никому не нужной.
Мотылек дернул несколько раз крылышками и затих. Андрей выпрямился. Вокруг не было никого. Черная стена отступила, исчезла. Зато на горизонте заголубела водная гладь.
– Река! – обрадовался Андрей и побежал вперед.
– Xa-xa, ха, ха-ха, – зазвенело эхо…
Саша шел за Екатериной, заложив руки за спину, точно арестант. Он угрюмо смотрел себе под ноги, не реагируя на то, что происходит вокруг. Поэтому, когда девушка неожиданно остановилась, он врезался в нее и удивленно спросил:
– Почему стоим?
– Пришли, – ответила она совершенно бесцветным голосом и сделала шаг в сторону, пропуская его вперед.
– Вы ненормальная, Катя? – усмехнулся Саша.
– Смотря как вы оцениваете нормальность, что именно берете за эталон, – проговорила она равнодушно.
– Вы дуетесь на меня? – спросил он.
– Нет, мы пришли, – ответила она. – Прошу вас.
Саша перешагнул порог небольшого домика и оказался в огромном зале с множеством окон, зеркал и золотых канделябров.
– Да это же девятнадцатый век! – присвистнул он.
– Восемнадцатый, – поправил его бархатный женский голос.
Саша обернулся и увидел, как из боковой комнаты вышла высокая статная дама в пышных одеждах. Саша не мог точно утверждать, что это был стиль именно восемнадцатого века, но и оспаривать он это не посмел.
– Вам виднее, – пожав плечами, сказал он.
– Разумеется, – дама улыбнулась.
– А можно узнать, есть ли в вашем ренессансе мужики? – спросил Саша.
– Да. Ротоберг Анжелович скоро будут, – ответила дама.
– Кто? – Саша рассмеялся.
– Ротоберг Анжелович, – повторила дама. – У супруга очень редкое имя. Привыкните.
– Вы хотите сказать, что я здесь надолго? – Саша испугался.
– Я сказала, привыкнете, – мило улыбнувшись, повторила дама.
Саша показалось, что она говорит с ним, как с душевнобольным. Ему почему-то вспомнилась фраза из какого-то фильма, что в соседней палате лежит Наполеон. И что лечат здесь всех. Но лечится Саше совершенно не хотелось, тем более, что он был совершенно здоров. Ему было противно от того, что приходилось выслушивать эту разнаряженную даму. Неприятно было чувствовать себя подопытным кроликом.
– Где мои друзья? – грозно спросил Саша. А дама даже не посмотрела в его сторону. – Где мои друзья? – закричал Саша. – Что вы со своим Ротом – Бергом с ними сделали?
– Ай, как некрасиво коверкать имена. Вас разве не учили, что старших надо уважать? – загремел откуда-то сверху мужской бас.
Саша поднял голову. На верхней площадке ступенек стоял могучий мужчина. Одет он тоже был весьма необычно. Саша подумал, что этому гиганту совсем не идет его имя. Что он скорее должен носить имя Громобой или Громовержец, или, на худой конец, Титан, но только не Ротоберг, да еще и Анжелович. На ангела он совсем не похож. Скорее он похож на демона. В его облике было сосредоточено все плохое, все злое и черное. Саша невольно вжал голову в плечи. Такого неприятного человека ему еще никогда не приходилось видеть. Столько негатива, исходящего от человека, он не чувствовал никогда прежде.
– Скверно, очень скверно, – басил гигант, медленно спускаясь по лестнице.
– Пардон-с, – пробубнил Саша, попятившись.
– Похвально, – слегка смягчился Ротоберг. – Аделаида Сентиментовна, зовите Катрину.
Дама слегка присела в полупоклоне и хлопнула в ладоши три раза. В залу вбежала босоногая Екатерина. В своем льняном платьице она совсем не вписывалась во всю эту помпезную обстановку восемнадцатого века. Екатерина была здесь ненужной, чужой, так же, как и Саша.
– Катрина, ты все сделала, как я велел? – загремел Ротоберг.
– Да, – еле шевельнула она губами и склонила голову.
– Хорошо. Ступай, – приказал Ротоберг, протянув ей огромную руку, унизанную перстнями.
Катя припала к его руке на долю секунды и легкой бабочкой выпорхнула из залы.
– Мы у вас в плену? – спросил Саша, глядя прямо в черные глаза Ротоберга.
– Что есть плен, а что – свобода? – ответил он вопросом на вопрос.
– Мы были свободны, когда делали все, что нам хотелось! Мы жили вместе со своими близкими. Мы знали, что река выходит из берегов только ранней весной, а не гоняется за людьми, как гончий пес. Мы попали сюда против своей воли. Мы должны были пройти последний порог и вернуться домой. А вместо этого мы попали сюда к вам. Я не знаю, что это: злой рок или еще что-то. Может, вы мне сможете объяснить, если, конечно, знаете все сами.
– Я, конечно, что-то знаю, – улыбнулся Ротоберг.
Но у Саши от этой улыбки волосы встали дыбом. Он начал понимать, что тайн будет больше, чем он мог предположить. А вот отвечать на возрастающие вопросы никто не станет.
Саша вспомнил мамины наставления:
– Сынок, если ты будешь внимательным человеком, то обязательно услышишь то, что хочешь узнать. Запомни, очень часто в вопросе уже скрыт ответ или подсказка, которая может тебе помочь. Поэтому слушай, смотри, запоминай! И не спеши перебивать собеседника, дай ему выговориться. Молчи до тех пор. Пока тебя не попросят говорить… Никогда не рассказывай всего, что ты знаешь… Помни: никакой новой информации… Будь внимателен к незнакомцам…
– Аделаида, распорядитесь насчет обеда, – приказал Ротоберг.
Дама трижды хлопнула в ладоши. В залу въехал стол, сервированный серебряной посудой. Хозяин пригласил всех к столу. Когда все уселись, слуги внесли разные кушанья. Саша сглотнул слюну, ощутив, что страшно голоден. Но прикасаться к еде не стал, ждал, когда хозяева начнут трапезу. К нему подошла курносая служанка и предложила вымыть руки в серебряном тазике. Руки вымыли все, сидящие за столом. И лишь после этого хозяин позволил вкушать пишу. Ели долго, но при этом никто не проронил ни слова. Саша ничего не узнал об этих людях, не задал им ни один из множества вопросов, мучивших его…
– 21 —
Зима выдалась на редкость снежной. Деревья, укутанные в белые пушистые шали, по утрам были серебряными, а вечером огненно-красный закат красил их своими красками, превращая в розовые леденцы. Мила любовалась тайгой из своего окна. Любовалась и ждала с замиранием сердца, что вновь появятся снежные горы. Она была уверена, что в Новогоднюю ночь горы будут непременно. Но они не появились. Напрасно Мила просидела у окна, до рези в глазах всматриваясь во тьму.
– Почему вас нет? – вздыхала она. – Как мне жаль, что я вас больше не увижу. Не зажмурю глаза от вашего сияния. Но я все равно буду ждать, что вы появитесь. Мы же с Игорем уже целую кипу вырезок набрали про все непонятное, неразгаданное, непознанное. Вот только для нас там ничего интересного не оказалось…
– Милка, смотри, что я нашел! – Игорь потянул ей очередную вырезку из газеты. – Здесь дается объяснение двух светил. Читай.
– Видение двух светил объясняется тем, что изредка ледяные кристаллы, составляющие облака, располагаются так, что отдельные участки солнечного диска светятся ярче, образуя паргелии («пара» – возле, «Гелиос» – солнце) – ложные солнца, – прочитала Мила. – Хорошее объяснение. Но мы видели луну и солнце, а не два солнца. И потом эти паргелии превратились в лица! А про такие превращения здесь ничего не сказано, мой дорогой Игоречек.