– Мистика, – прошептал Валерий, зевая.
– Спи. Я пойду воды попью.
Светлана сунула ноги в тапочки, набросила халат и тихо пошла в кухню. Она знала, что не сможет уснуть до утра. Волнение и тревога не дадут ей сомкнуть веки. Светлана согрела чайник. Налила себе большую чашку чая, положила несколько ложечек меда и начала усиленно размешивать его, стуча ложкой о край чашки. Она долго и внимательно смотрела, как чаинки поднимаются вверх, а потом движутся вниз, подхваченные водоворотом, который она создала в своей чашке. Чаинки совершала какую-то неистовую пляску, а Светлана думала:
– Все мы, как эти чаинки, подвластны вихрям времени, обстоятельств, случайностей или закономерностей. Кто-то, может быть, закручивает все именно так, а потом, передумав, делает совсем по-другому, чтобы сбить нас с толку.
Она резко начала вращать ложкой в другую сторону. Чаинки испуганно разлетелись в разные стороны. Но секунду спустя послушно заплясали в своем танце, закружились в другую сторону.
– Мам, ты почему не спишь? – сонным голосом спросил Игорь.
Светлана от неожиданности вскрикнула и опрокинула чашку. Игорь бросился вытирать стол и пол.
– Игорь, разве так можно? – расплакалась Светлана. – Мне от снов покоя нет, тут ты еще своим басом пугаешь.
– Я не нарочно. Я думал, что ты меня видела. Я тут давно стоял и смотрел, как ты по чашке ложкой стучишь.
– Я не видела тебя. Я задумалась. А ты, почему не спишь?
– Честно сказать? – она кивнула. – Я это… ты это… только не волнуйся, мам…
– После такой подготовки я должна пить валерьянку, – улыбнулась Светлана.
– Понимаешь, я во сне… летаю, – признался Игорь.
– Ну, что из-за этого волноваться? Растешь! – сказала она.
– Нет, это совсем другие полеты, – задумчиво произнес Игорь. – Я летаю по определенному маршруту уже давно. Я разбегаюсь и лечу над тайгой, над какими-то городами. Я точно знаю, что мне надо долететь до океана. Я должен там кого-то найти, встретить…
– Сашу! – вскрикнула Светлана.
– Мне тоже так кажется. Но меня пугает то, что я никак не могу рассчитать силы, чтобы долететь. И еще мне мешает кто-то. Я не знаю кто, но всегда чувствую его приближение. Это – огромный паук, который расставляет сети, чтобы поймать меня, чтобы не дать мне узнать важную тайну. Он плетет свою паутину, а кто-то неизменно предупреждает меня об опасности. Я не знаю кто это. Не вижу того, кто помогает мне. Я только понимаю, что становлюсь участником сражения. Идет борьба света и тьмы, добра и зла, хорошего и плохого…
– Как давно ты летаешь? – спросила Светлана.
– С тех пор, как появился Андрей, – ответил Игорь.
– И я вижу свои сны про Сашу именно с того времени, – проговорила она.
– Мама, так это же пророческие сны! Ты должна узнать, куда мне лететь! Саша укажет тебе место в океане, а я слетаю туда, – обрадовался Игорь.
– Даже не думай туда лететь, – не на шутку всполошилась Светлана. – Этот паук непременно сцапает тебя…
– Мама, но ведь это только сон, – успокоил ее Игорь. – Мы можем проснуться в любое время, если почувствуем опасность.
– А, если не почувствуем? – Светлана даже сама испугалась того, что сказала.
– Обязательно почувствуем, – успокоил ее Игорь – Ладно, я спать пойду.
Игорь поцеловал мать в щеку и пошел к себе. Возле комнаты сестры он остановился, обратив внимание на тонкий лучик света, пробивающийся из-под двери. Игорь приоткрыл дверь и увидел, что сестра сидит за столом и что-то пишет. Игорь сделал несколько тихих шагов, желая быть незамеченным, но вдруг вспомнил, как испугалась мама и, быстро вернувшись к двери, несколько раз постучал. Людмила вздрогнула и повернула голову.
– Привет, – смущенно произнес Игорь. – Похоже, что у нас спит только папа Валерий.
– Ему можно позавидовать. А почему гуляешь ты? – Мила забросила руки за голову и потянулась.
– Пить захотелось. А ты, что делаешь? Стихи пишешь?
– Нет, я пыталась описать свое состояние, когда была ледяной уродиной, – ответила она.
– Зачем? – искренне удивился Игорь. – Тебе это доставляет удовольствие?
– Нет, – созналась она. – Я на вступительном экзамене показывала этюд с перевоплощением. Комиссия была в восторге. А председатель комиссии, очень заслуженная дама, просила меня записать свои переживания. Вот я и пишу.
– Точно просила? – не поверил Игорь. Он знал, что Людмила мастерски придумывает любые отговорки. Сколько раз он уже попадал впросак из-за своей доверчивости.
– Игорек, ну зачем мне врать? Я же обещала тебе, что буду говорить только правду.
– Ладно, мир! – Игорь протянул ей руку. Мила крепко сжала руку Игоря и, закрыв глаза, проговорила:
– Отпустите меня, не ломайте мне крылья,
Мне так хочется в синее небо взлететь.
Я беспутный Икар,
Где же дом мой, скажите?
Отворите мне в небо стеклянную дверь.
Отпустите меня, поскорей отпустите
По зеленой траве пробежать босиком.
Укажите мне путь,
По Забвенья реке укажите.
Я ведь житель Земли,
Я обязан вернуться в свой дом….
– Вау, Милка! Это что-то! Ты гений! Ты нас всех прославишь! – воскликнул Игорь.
– Тебе, правда, понравилось? – она смутилась.
– Еще бы. Но у меня создалось впечатление, что ты подслушала наш с мамой разговор, – сказал он. Мила удивленно на него посмотрела. Игорь понял, что она ни о чем не знает, и заговорщически сказал. – Маме снится, что Саша находится в стеклянном доме, где-то на острове. А я летаю, как Икар.
– Игорь, я правда не знала, не слышала. Меня кто-то разбудил, приказав писать. Я встала, свеча уже горит, бумага с ручкой готовы. Я села и вот… Совершенно без помарок, – она показала ему исписанный лист.
– Идеальным почерком, словно задание домашнее переписывала, – сказал Игорь, поняв, что про описание чувств Милка ему все-таки наврала.
– Знаешь, я читала, что Сергей Есенин, когда стихи писал, очень мучился, долго подбирая рифмы. Он считал, что настоящие стихи должны непременно в муках рождаться. А те стихи, которые без помарок, это уже не стихи вовсе. Он одно только стихотворение без помарок написал – последнее своей кровью перед смертью. Чернил не было, он вены перерезал и написал:
«До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди…»
А потом застрелился, – взволнованно проговорила Мила, все еще крепко сжимая руку брата.
– Ты уж, это… не стреляйся, – попытался пошутить Игорь.
– Не буду. Я же должна вас сначала всех прославить, – засмеялась Мила и, притянув брата к себе, спросила. – Зачем ты проник в мою комнату под покровом ночи и зажег свечу? Зачем ты нашептал мне стихи?
– Это не я. Ты же знаешь, что я стихи терпеть ненавижу. У меня на них аллергия начинается. Меня даже Марья Петровна не заставляет над виршами чахнуть. Я ей доклады о великих людях вместо стихов строчу. А ты разве забыла, сколько раз вместо меня сочинения писала?
– Значит, все это сделал не ты, а наш любимый полтергейст? – проговорила Людмила, прищурившись.
– Выходит… Подожди, а у нас в доме разве такие подсвечники есть? – Игорь побледнел.
Мила уставилась на массивный позолоченный подсвечник. Эта вещь была явно старинной. А в их доме никогда не было антиквариата. На листе бумаги лежала не ручка, а хорошо отточенное гусиное перо.
– От-ку-да это все? – зашептал Игорь, протягивая руку к перу. Но в этот момент сильный порыв ветра задул пламя свечи. Листы бумаги разлетелись по комнате.
– Свет, включай скорее свет! – крикнула Мила.
Когда комната наполнилась светом, то никакой свечи в старинном подсвечнике, никакого гусиного пера больше не было. А на полу лежали совершенно чистые листы бумаги.
– Вот тебе и раз, – сокрушенно выдохнула Мила. – Я полночи не спала, писала. Все зря. Все труды мои напрасны…
– А ты совсем ничего не помнишь? – испугался Игорь.
– Кое-что, – всхлипнула Мила. – Кое – что, но мне кажется, что на листах была важная информация, на которую я не обратила должного внимания. Я проворонила ее…
– Не казни себя. Если информацию передали один раз, то смогут передать еще раз. Тот, кто диктует тебе, тоже заинтересованное лицо…
– Ко мне приходила женщина или девушка. Она стояла рядом, пока я писала, – задумчиво произнесла Мила. – Мне даже показалось, что я ее где-то уже видела. Вот только никак не вспомню, где.
– Ладно, ложись спать. Возможно, ОНА придет еще раз.
– Возможно, – согласилась Мила, ныряя под одеяло. – Доброй ночи, Игоречек…
– 8 —
Когда Зинка вернулась домой, то на пороге споткнулась об огромный чемодан. Она внимательно оглядела чемодан со всех сторон и крикнула:
– Эй, родичи, у нас гости? Или?
– Или, – отозвалась из комнаты Римма.
– Ты его выгоняешь? – спросила Зинка, войдя в комнату.
– Я ему предложу пожить у мамы, – ответила Римма, не отрываясь от вязания.
Зинка удивилась, потому что она в первый раз видела мать за подобным занятием. Это ее насторожило.
– Ты разве вязать умеешь? – спросила она. Римма кивнула, не поднимая головы. – Что ты вяжешь?
– Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят… кофту себе вяжу. Пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три…
– Мам, зачем тебе кофта? Тебе что, носить нечего? – не унималась Зинка.
– Мне есть, что носить, но сейчас мне необходимо как-то отвлечься, – ответила Римма, не отрываясь от работы. – Я просто должна занять свою голову посторонними мыслями. А вязание успокаивает. Я нарочно выбрала самый трудный рисунок, чтобы мне некогда было думать об Андрее, о твоем отце…
– А обо мне ты тоже не хочешь думать? – надулась Зинка.
– О тебе хочу, – подняв на нее глаза, ответила Римма и отложила вязание. – Выкладывай.
– Я хочу сходить на дискотеку, можно? – виновато улыбнувшись, спросила Зинка.