– Ваш не лучше, – парировала Катя.
– Да что ты можешь знать о нашем мире, – Саша, сжав кулаки, начал наступать на нее.
– Я знаю, что женщин надо уважать, а слабых защищать. Что грубость и раздражительность – плохие человеческие качества, – бесстрашно глядя в его безумные глаза, громко проговорила Катя.
Саша замер, глядя в большие черные омуты Катиных глаз.
– Прошу великодушно меня простить, – низко склонив голову, произнес он и сделал два шага назад. – Простите меня, Екатерина. Я так глупо вел себя. Вы освободили меня. А я вместо благодарности осыпал вас градом пошлости, да еще и сжал кулаки, чуть не набросившись на вас. Глупо все. Мы не выдерживаем испытания добротой. Потому что мы по природе своей злые, жадные, эгоистичные, высокомерные, надменные, завистливые существа, привыкшие получать все, ничего не давая взамен. Но, если уж мы делаем что-то хорошее, доброе, то непременно ждем благодарности. Обижаемся, если нас не похвалили прилюдно. Мы свои добрые дела совершаем не бескорыстно, не втайне, как учит Бог, а напоказ, чтобы все видели, чтобы все знали и рассказали потом всему миру о том, какие мы замечательные, какие добродетельные, как много жертвуем на благо других В нас иссякло сострадание. Мы ни за что не станем спрашивать кого-то: «Нужна ли тебе помощь? Чем я могу помочь тебе? Как тебе помочь?» А еще, мы совсем не умеем радоваться за других. Чужая радость нас бесит, неизменно вызывает в нас желание навредить тому, кто радуется. В нас возникает чувство зависти: почему это ему хорошо, а мне плохо? Пусть ему тоже будет плохо. Пусть он плачет и страдает, а я буду утешать его…
– Вы правы, Саша, – сказала Катя. – Вы – философ. Вы интересный собеседник…
– Когда не распускаю свои нервы, – хмыкнул он.
– Со всеми бывает, – Катя улыбнулась. – Хотите, прокатимся на лодке?
– Грести, конечно, будет кальмар? – спросил Саша.
– Нет. Я хотела, чтобы вы покатали меня, – она потупила взор.
– Я? Вы шутите, – отмахнулся Саша.
– Нет, я говорю совершенно серьезно. Прокатите меня на лодке.
– Прокачу, непременно прокачу вас с ветерком, – обрадовался Саша и запел. – «Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал».
Он побежал к лодке, которая уже покачивалась у берега. Катя чуть приподняла свое длинное льняное платье и медленно пошла за ним…
– 11 —
Андрей лежал, отвернувшись к стене, и ни с кем не разговаривал. Тамара плакала, изредка уговаривая сына поесть хоть что-то. Она просила его встать, посидеть с ними. Но никакие уговоры на Андрея не действовали. Виктор просил у Андрея прощения, объяснял, почему он так поступил, пытался достучаться до сознания сына, пытался найти понимание. Но Андрей был холоден и никак не реагировал на слова отца. Только маленькая Даша могла подолгу что-то шептать Андрею на ухо, и он, улыбаясь, отвечал ей тихим шепотом, чтобы никто ничего не расслышал. Но беседы брата с сестрой продолжались недолго. Андрей перестал разговаривать и с Дашей.
Врачи считали, что у юноши депрессивный психоз. Кто-то посоветовал обратиться к экстрасенсам.
– Ах, как же я забыла про Матрену Власьевну? – всплеснула руками Тамара. – Она же разрешила прийти к ней, если мне будет плохо. Андрюшенька, милый, пойдем со мной. Пойдем к Матрене Власьевне.
– Кто это? – вяло поинтересовался Андрей.
– Это замечательная женщина. Она нам поможет, – Тамара обняла сына. – Ради нас, ради меня, Андрюшенька, пойдем к Матрене.
– Завтра, – буркнул он, надеясь, что утром все будет по-другому.
Но невыносимая тоска не прошла. Поэтому, когда Тамара позвала его идти, он с готовностью согласился.
Андрей шел рядом с матерью, отмечая, что впервые видит тайгу такой разноцветной. Сквозь красные, желтые, оранжевые листья просвечивала сочная зелень кедров, елей и сосен.
– Надо же, осень какая ранняя, – сказал он.
– Что ты, Андрюша, уже сентябрь на исходе, – воскликнула Тамара. – Мила Исакова в Магнитогорск уехала…
– А я на диване лежу, – продолжил ее мысль Андрей. – Ничего, мам, я скоро вас освобожу от своего присутствия.
– Андрей, что ты говоришь? – испуганно вскрикнула Тамара. В уголках глаз заблестели слезы.
– Только не вздумай плакать, – грозно предупредил Андрей. – Меня злят твои слезы.
Тамара быстро вытерла глаза. Остаток пути они молчали. Высокий стройный Андрей шел широкими шагами чуть впереди, а за ним быстро, быстро переставляя ноги, семенила Тамара. Она понимала, что сейчас не стоит ничего говорить, чтобы не злить сына. В ее душе росла уверенность, что она поступает правильно. Ей давно следовало отвести сына к Матрене Власьевне, давно…
Когда Тамара увидела, что над домом Матрены струится легкий дымок, и почувствовала ароматный запах пирогов с малиной, то окончательно уверилась в правоте своих действий.
– Твоя Матрена Власьевна нас будто в гости поджидает, – хмыкнул Андрей, не замедляя шаг. – Ты ее предупредила?
– Нет, – ответила Тамара.
В доме никого не было. Но на столе стояли горячие пирожки и самовар, готовый вот-вот закипеть. Тамара сняла плащ и оглянулась в поисках вешалки.
– Бросай на лавку, – сказала Матрена, появившись в дверях.
– Матрена Власьевна, здравствуйте! Как я рада вас видеть. Как я… – начала Тамара и осеклась, услышав стон Андрея.
– Вы-ы-ы-ы? Нет, этого не может быть. Я считал, что это сон…
– Нет, я живая, реальная женщина, бабка Матрена, – хитро прищурилась она.
– Вы не бабка. Вы госпожа. Вы барыня. Вы…
– Полно-те, будет вам лицемерить. Я этого не люблю, – остановила его Матрена. – Что от меня надо?
– Милая, милая моя, Матрена Власьевна, помогите, – упала ей в ноги Тамара.
– Поднимись, – грозно приказала Матрена. – Поднимись, не то прогоню!
Тамара поспешно встала и смущенно опустила глаза, не зная, как себя теперь вести. Матрена смягчилась и сказала:
– Садись, чаевничать будем. Про Дарьюшку мою расскажи лучше.
– Растет наша девочка. Такая умница. Вам спасибо. Виктор в ней души не чает. Андрей тоже от нее без ума. Правда, сынок?
– Нет, – буркнул он так зло, что Тамара даже поперхнулась и долго не могла откашляться.
– Не ври, – погрозила пальцем Матрена. – Зачем мать мучаешь?
– Нет, я не мучаю их, – зло зашипел Андрей. – Я просто устал от невыносимой внутренней пустоты. Я понимаю, осознаю, что должен вести себя по-другому, но теоретически не знаю, как это сделать. Мне хочется выть, как воют звери. Почему, объясните мне?
– Ты сам знаешь ответ, – равнодушно проговорила она, глядя поверх его головы.
– Нет, я не знаю, не знаю никакого ответа, – выкрикнул Андрей.
– Ой-ли? – усмехнулась Матрена и поднялась.
Андрей уронил голову на стол и заплакал.
Тамара молча наблюдала за всем, что происходит, понимая, что Андрей уже видел Матрену прежде. Но где и когда? Тамара понимала, что они оба знают что-то такое, чего не знает она. Что между ними существует какая-то тайна. Так же как она существовала прежде между Тамарой и Матреной.
Матрена несколько раз прошлась по комнате, шурша накрахмаленными юбками. Потом быстро подошла к двери и широко распахнула ее. Тамара увидела комнату, в которой ей было так хорошо, когда она жила здесь в доме Матрены. Но что-то насторожило ее. Что-то в этой комнате изменилось. Тамара увидела огромный портрет рыжеволосой девушки. Этого портрета в комнате раньше не было. Тамара даже привстала, чтобы лучше рассмотреть незнакомку. Но Андрей оттолкнул ее и с криком: «Ли-за-ве-та!» бросился в комнату.
– Разве… ты… вы… – начала заикаться Тамара.
– Он ее знает, – сказала Матрена.
– Я понял! – закричал Андрей. – Я нашел ответ!
Он выбежал из комнаты и, схватив Матрену за руки, начал трясти, приговаривая:
– Помогите мне найти ее. Верните мне ее. Я вообще не должен был покидать ее. Я не нужен им, этим людям, занятым только собой. Я никому не нужен здесь. Мое место там, там подле нее.
– Андрей! – простонала Тамара. – А как же я? Ты же обещал меня защищать. Ты нужен нам всем, сынок.
Андрей заткнул уши обеими руками и завыл. Этот вой так напугал Тамару, что она крепко вцепилась в руку Матрены.
– Пусти мою руку, я этого не люблю, – зло проговорила Матрена и оттолкнула Тамару.
Тамара в голос разрыдалась. Она сожалела, что пришла сюда. Ее пугал новый образ Матрены, которая из нежной женщины вдруг превратилась в злющую старушенцию. Ее пугал Андрей, который вопил не своим голосом: «Помогите мне!», сжимая голову руками.
– Сделайте же что-нибудь для моего сына, – взмолилась, наконец, Тамара, не в силах больше видеть те мучения, которые происходили с Андреем.
Матрена захлопнула дверь в комнату, где выл и корчился Андрей. Воцарилась тишина. Тамаре сначала даже показалось, что она оглохла. Но Матрена, низко склонившись над испуганной женщиной, зашептала ей в самое ухо:
– Тебе решать. От тебя будет зависеть судьба сына.
– Я… мне… от меня… – еще больше пугаясь и съеживаясь, бормотала Тамара, ничего не понимая.
– Он не должен был возвращаться. Его забрали… – Тамара сделала круглые глаза, но Матрена продолжила говорить отрывистыми фразами, понятными только ей самой. – Он сбежал, не понимая, что поступает глупо. Он не сможет теперь жить здесь. Ты должна отпустить его, тогда он будет жить. Ты будешь знать, что он жив, но… – Матрена глянула, в еще больше округлившиеся от страха глаза Тамары и, выпрямившись, закончила. – Но ты его никогда, никогда больше не увидишь.
– А… если он останется с нами? – пискнула Тамара.
– Он умрет. Но… – Матрена снова склонилась над Тамарой и зашептала ей в ухо. – Но тогда ты сможешь часто бывать на его могиле, потому что сама закопаешь его…
– Нет! Я не хочу никаких могил. Пусть он живет, пусть… – Тамара попыталась встать, а Матрена удерживала ее за плечи.
– Угомонись. Ты не должна принимать поспешных решений. Ты должна все обдумать, чтобы потом не сожалеть. Запомни, Андрей будет жить, но уйдет от тебя навсегда. Ты не сможешь увидеть его, но ты будешь знать, что он жив и у него все в порядке.