– Как ты мог так с нами поступить? – кричал мальчик Витя, стоя у гроба отца, еще не понимая тогда, что мы не властны над днем смерти. Что этот день приходит внезапно, неожиданно, не дав нам возможности оправдаться, исправиться, попросить прощения…
Вот и сейчас Виктор чувствовал себя виноватым во всем, что произошло. Ведь это он не смог достучаться до сына. Он не сумел остановить, удержать, уберечь его от неверных поступков, от скоропалительных решений, от злости и отчаяния. Он винил себя в жестокости по отношению к Тамаре. Он, наконец-то, понял, что является эгоистом, ставящим свое «Я» превыше всего. А за гордыню и эгоизм рано или поздно приходится расплачиваться. Но ни одна сиюминутная радость нашего бытия не стоит того, чтобы за нее платили жизнью родные люди. За грехи отцов расплачиваются дети. Они несут крест проклятия на своих плечах, умирают, чтобы показать родителям путь к прозрению и спасению…
– Отец, – услышал Виктор голос Андрея и похолодел. – Не бойся. Я пришел сказать, что прощаю тебя. Прощаю… У тебя есть мама и Даша, ты им нужен. Сделай так, чтобы им было хорошо с тобой. Будь человеком, а не трусом и подлецом, каким ты был…
– Где ты, сынок? – Виктор оглянулся по сторонам, но никого не увидел.
– Не ищи меня, отец, – ответил Андрей. – Ты никогда не сможешь меня больше увидеть. Знай, что я жив и здоров. Со мной все хорошо. Просто из нашего параллельного мира нет возможности вернуться в ваш реальный мир, полный злобы, зависти, эгоизма… Прощай, папка… Береги маму. И, главное, не думай о смерти. Мы не имеем права сами себя лишать жизни. Запомни это, па-па. Па-поч-ка-а-а! – порыв ветра растрепал его волосы. – Прощай…
Виктор вздрогнул от того, что кто-то тронул его за плечо.
– Витюша, ты с кем это разговариваешь? – спросила сердобольная соседка, пришедшая узнать, не нужна ли ему помощь.
– Разговариваю? – он нахмурился.
– Да, Витюша, сидишь и громко разговариваешь, – ответила она.
– Это я мысли в кучу собираю, теть Маш, – соврал Виктор.
– Мысли? – хитро прищурилась женщина и погрозила ему пальцем. – Смотри мне. Я Дарью у себя спать положила, не волнуйся. Сам тоже ложись. А утром Тамарочку навестишь, понял. Все, я пошла, а то уже первый час ночи.
– Это я сколько же просидел истуканом? – воскликнул он. – Долго, голубь, долго. Иди спать ложись. Я утром разбужу тебя. Тетя Маша ушла, а Виктор заглянул во все комнаты в поисках сына, но дом был пустым. Только в кухонном окне блестел странный отсвет. Да где-то звенело эхо:
Па-па-па-па! Па-поч-ка…
Тамара открыла глаза, увидела чужой потолок, зажмурилась, решив, что еще не проснулась. Полежала немного потихоньку, приоткрыла веки и еще раз посмотрела вокруг. Все было чужим. По запаху лекарств Тамара поняла, что находится в больничной палате. Она медленно опустила ноги на пол. Посидела так с минуту, прислушиваясь к посапыванию соседок по палате, а потом тихонько пошла к двери.
– Что? Что стряслось? – вскрикнула проснувшаяся санитарка.
– Ни-ни, ничего, – приложив палец к губам, ответила Тамара.
– Ну, и спала бы, раз ничего не произошло, – зевнула санитарка. – Первый час ночи, иди в свою палату. Нечего гулять по коридорам.
– Почему я здесь? – спросила Тамара, совсем не обижаясь на заспанную женщину.
– Как фамилия? – Тамара сказала. Санитарка послюнявила палец, перелистнула несколько страниц и радостно сообщила. – Так ты ж топиться надумала, но тебя вовремя выловили и к нам в психиатрическое отделение привезли. Вот, поняла, утопленница. Иди спать.
– Подождите, а здесь психи лежат? – поинтересовалась Тамара.
– Ага, психи вроде тебя. Сама себя психом считаешь, значит, все вокруг психи. А, если ты нормальная, то значит и все остальные тоже в норме. Вот такая арифметика.
– Спасибо, – грустно сказала Тамара и поплелась в палату.
Ей захотелось нырнуть с головой под одеяло, чтобы согреться, потому что во время разговора она стояла на кафельном полу босыми ногами. А еще, прячась с головой под одеялом, Тамара обретала некое подобие спокойствия. Под одеялом был ее мир, спрятанный от посторонних глаз. Тамара открыла дверь в палату и замерла, увидев человека, сидящего на ее кровати. Он был явно посторонним, потому что все остальные кровати были заняты.
– Может, это псих, который перепутал палаты? – мелькнуло в голове у Тамары. – Но почему он выбрал именно мою кровать? – Тамара глубоко вздохнула и сделала шаг вперед. Фигура зашевелилась, поднялась с ее кровати и поплыла к окну.
– Куда вы? – шепнула Тамара.
Фигура никак не отреагировала. Она замерла на подоконнике, а потом растворилась в темноте окна.
Тамара подбежала к окну, чтобы увидеть, что же произошло с этим странным человеком, явившимся ей. Но за окном было так темно, что Тамара не смогла ничего рассмотреть. Тогда она легко вскочила на подоконник, распахнула окно. И уже хотела лететь туда вниз, чтобы догнать странного посетителя. Но где-то совсем рядом зловеще ухнул филин, грозно залаяли собаки. Тамара вздрогнула и, захлопнув окно, спрыгнула на пол. Она нырнула под одеяло и подумала:
– Как там мой Андрей? Хорошо ли ему с рыжеволосой красавицей? Правильно ли я поступила, отпустив его?
– Да-да-да, – зазвенел где-то далеко колокольчик. Тамара облегченно вздохнула и провалилась в глубокий безмятежный сон…
Утром Виктор уговорил врачей отпустить Тамару домой. Он пообещал, что при любом намеке на проявление неадекватных действий, он немедленно поставит их в известность. Свои слова он подкрепил распиской и несколькими купюрами достоинством в пятьсот рублей.
– Как ты, Томка, гномик мой? – спросил он жену, когда они вышли на улицу.
– Даже не знаю, что тебе ответить, – она вздохнула. – Не знаю…
– Тогда я начну первым, – Виктор остановился, несколько раз кашлянул и сказал, глядя Тамаре в глаза. – Я вчера хотел повеситься. – Тамара испуганно прижала к губам кулачок. – Не пугайся. Я больше о самоубийстве думать не буду. Меня вразумил Андрюшка наш.
– Андрей? Ты видел Андрея? – Виктор кивнул. Тамара поцеловала его и крикнула: – Ура! Андрейка жив, жив! Не обманула меня Матрена. Ах, как я рада, что он жив.
– Тома, я ничего не понимаю. Не пугай меня, пожалуйста. А то я подумаю, что зря забрал тебя домой, – проговорил Виктор растерянно.
– Со мной все в порядке. Я тебе потом все объясню, не волнуйся, – поспешила успокоить его Тамара.
– Хорошо, хорошо, – согласился Виктор. – Тем более, что Андрюша велел вас с Дашей беречь. А потом он назвал меня папочкой, как в детстве. Помнишь, когда мы были самыми счастливыми, когда любили друг друга до дрожи?
Виктор обнял Тамару. Она прижалась к нему всем телом и расплакалась, как маленькая девочка. Виктор гладил ее по голове, нежно целовал мокрые щеки, бережно собирая каждую слезинку.
– Люблю, люблю, не плачь…
– 16 —
Егор пробыл в доме Пако неделю. Каждое утро приезжала Анжелина, чтобы сделать ему укол. Но Егор от уколов категорически отказывался. Он усаживал девушку за стол, поил ее кофе, читал ей стихи Пушкина.
– Чудесные стихи! – восхищалась Анжелина. – Откуда вы знаете эти стихи?
– О, наш род Кастелани очень древний, – развалившись в кресле, отвечал ей Егор. – Мой пра-пра-прадед был лично знаком с великим русским поэтом Александром Пушкиным. И когда он бывал в далекой России, то непременно заглядывал к нему в гости. Однажды Пушкин подарил ему вот эту книгу. Он протянул ей увесистую книгу в дорогом кожаном переплете, украшенном драгоценными камнями.
– А вы были в России? – перелистывая пожелтевшие страницы старинной книги, поинтересовалась Анжелина.
– Пока нет. Но я непременно побываю в…
– Си-би-ри, где много диких медведей и сильные морозы, – закончила за него Анжелина.
– Да, но сейчас я про Сибирь не думал, – растерянно проговорил Егор.
– Ой, простите. Вы в больнице часто вспоминали Сибирь, поэтому я решила, что это ваша заветная мечта, – она поднялась и, повернувшись вокруг себя, сказала. – Пора. Мне надо работать. Вы совершенно здоровы, Егор. А меня ждут больные, которым я больше нужна, чем вам.
– Почему вы решили, что нужны им больше, чем мне? – спросил он. Анжелина пожала плечами. – Ах, не уходите, милая, побудьте со мной еще немного, – попросил Егор, прижав ее руку к губам.
– Нет, простите, я и так пробыла у вас на десять минут дольше, чем позволено, – сказала она. – Это непростительная оплошность с моей стороны. Прощайте, Егор.
– Можно, я вас навешу в клинике?
– Если сочтете нужным, – улыбнулась она и, помахав рукой, прибавила. – Если… ¡Adiós, Egor!
Анжелина побежала вниз по массивной лестнице. Егор стоял в дверном проеме и слушал, как стучат ее каблучки. А потом вышел на балкон и громко продекламировал стихи Пушкина, заменяя имя Алина на Анжелину.
«Анжелина, сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои
Мой ангел, я любви не стою?
Но притворитесь, этот взгляд
Все может выразить так чудно.
Ах, обмануть меня не трудно,
Я сам обманываться рад».
Егор смотрел на маленькое белое облачко, которое медленно приближалось к нему. И вот уже не облако, а девичье личико с голубыми глазами, алыми губами, обрамленное золотыми кудряшками, весело улыбается Егору.
– По-ли-на? – шепнул он.
– Ан-же-ли-на? – отозвалось эхо.
– Али-на? Ли-на-ли-на-ли-ли-ли… – весело засвистел ветерок.
– Облако какое необыкновенное, да, сын! – обняв Егора за плечи, проговорил Пако. – Очень похоже это облако на юную особу, которая делает тебе уколы. Милая девушка. Она тебе нравится?
– Не знаю. Еще не понял. Иногда я очарован ею. А потом мне кажется, что я давно влюблен в совершенно другую девушку. Причем ту другую я видел где-то, но не помню где. Ее образ нельзя удалить из памяти ничем. Он всплывает сам собой безо всякой причины, безо всякого моего на то желан