– Людмилка! Людмилка! Люда!
– Людочка! – ласково позвала мама.
– Сестренка! – крикнул Игорь.
– Не вешай нос, Милыч, – попросил Саша.
Мила быстро смахнула слезы с глаз и высоко подняла голову. Напротив нее отделенные стремительным, ревущим потоком, стояли мама, папа, Игорь и Саша. Они махали ей руками и весело кричали, приветствуя ее. Мила помахала им в ответ обеими руками.
– Людмилка, вот и осталась ты одна в этом мире коварства и лжи, – громко проговорил отец. – Держись. Не падай духом. Не сдавайся. Не иди на поводу у зла. Всегда руководствуйся той мудростью, которой мы тебя учили.
– Папка, я не хочу быть одна, – закричала Мила. – Возьмите меня к себе! Я не хочу, не хочу…
– Ты должна остаться! – строго сказал отец. – Ты станешь известной писательницей и расскажешь всем нашу историю.
– Нет, я не хочу, не хочу никому ничего рассказывать, – простонала Мила, сжав кулаки. – Почему я должна так страдать и мучиться? Почему? За что мне все это, Господи?
– Потому что тебя выбрали! – ответила ей Светлана. – Мы рады, что ты наша дочь. Не забывай никогда, что ты Людмила Валерьевна Исакова!
– Нет, нет, я не хочу, мама-а-а-а-а…
Мила рванулась вперед. Но прямо перед ее носом неизвестно откуда возникла громадная металлическая дверь. Мила начала колотить в нее из всех сил, но все звуки пожирала зловещая пустота. Мила не слышала даже собственный голос. Она просто беззвучно открывала рот. Слезы горя и отчаянья залили ее лицо. Она медленно опустилась на колени перед громадной дверью и прошептала:
– Я не хочу, чтобы все так плохо заканчивалось. Не хо-чу…
– А почему ты решила, что все должно закончиться хорошо? – грянул откуда-то сверху громогласный мужской голос. – Вы, люди, непременно завершаете все ваши сказочки счастливо и весело. А в жизни все по-другому. Хороший исход дела бывает гораздо реже, чем плохой… Посмотри вокруг. Послушай, что творится в мире.
Мила невольно подняла голову вверх туда, откуда гремел неприятный голос. Она увидела необыкновенное северное сияние, которое переливалось разными цветами, реагируя на любые изменения тембра голоса говорящего. Сияние было таким красивым, что Мила, забыв обо всем, улыбнулась. Ей стало тепло и не так страшно. И даже зловещий, громогласный голос уже не так пугал ее, хотя он гремел прямо над ее головою:
– Вы все думаете, что будете вечно жить. Вы копите, собираете себе богатство, лжете и завидуете. Но никто не остановится и не подумает о том, что будет после… Никто не знает, что, «любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную».[48] Никто из вас не знает, в какой миг он должен будет предстать пред судом Всевышнего. Вы думаете, что сможете везде успеть. Но между тем, вы совсем не умеете дорожить временем. А дни лукавы…
– Но ведь мои близкие не сделали ничего плохого, – еле слышно проговорила Мила.
– А с чего вы взяли, что погибают только плохие люди? – рявкнул голос, и северное сияние потухло. – Ни у кого из вас даже не возникнет мысли, что, погибая, праведники сберегаются от зла!
– Значит, я не праведница, если вы не хотите забрать меня? – Мила снова заплакала.
– На земле нет ни одного праведного человека. Все люди грешны… Грешны… Не заблуждайся ни на чей счет…
– Тогда объясните мне, почему? Почему… – закричала Мила, но снова не услышала свой голос. Она смотрела вверх, в зловещую черноту. Стучала кулаками в громадную металлическую дверь. Но все звуки растворялись в пустоте…
– Милка, ты что так кричишь? – донесся откуда-то издалека Олин голос. Мила открыла глаза и увидела прямо перед собой испуганное Олино лицо. Оля облегченно вздохнула и сделала шаг назад. Мила поняла, что она лежит на своей кровати. В их комнате в общежитии ничего не изменилось: две кровати, стол, два стула, шкаф и холодильник. Только весь пол усыпан исписанными листами бумаги. Оля нагнулась, подняла листок и прочла:
– Сибирь! Дух перехватывает от той шири, которая слышится в этом слове. СИ – сияющее на солнце кроны кедров, елей, сосен. СИ-ЛА и БР – БИРЬ – морозный холод, пронизывающий до костей… – Оля внимательно посмотрела на Милу и прочла еще. – Всех нас несет вперед бурная река. Кто-то быстро движется вперед по течению. Кто-то пытается сопротивляться этому течению. А кто-то, зацепившись за корягу, остается далеко-далеко позади…
– Откуда это? – удивилась Мила.
– Вот это да, подруга! – укоризненно проговорила Оля. – Это же ты написала, твой почерк, посмотри. – Она протянула Людмиле исписанный листок. А потом, ткнув пальцем в верхнюю его часть, добавила. – А здесь написано: «Моим родителям и братьям посвящаю. Людмила Исакова».
– Оля, я честно не помню, как я все это создала, – Милка развела руками в стороны. – Когда же я могла это все? – она искренне удивлялась. Оля несколько минут постояла в задумчивости, а потом улыбнулась.
– Значит так, моя дорогая Людмила Исакова, у тебя появилась способность к автоматическому письму! Не волнуйся, ты не первая. Такое уже наблюдалось в восемнадцатом и девятнадцатом веках. Одна мадам, имя ее я называть не буду, чтобы не смущать тебя. Так вот, эта мадам писала романы. Писала она ночью, ничего об этом не подозревая. А утром у ее дверей уже стояли издатели, чтобы успеть купить ее необыкновенные, мистические произведения. Дама скоро стала очень знаменитой и, разумеется, богатой. Я считаю, что ты тоже можешь достигнуть славы. Но, тебе нужен пресс-секретарь. Чужому человеку доверять опасно, обманет непременно. Поэтому, лучшей кандидатуры, чем моя, на эту должность не найти.
– Олечка, ты просто прелесть, – расцеловала ее Мила. – Ой!
– Что с тобой? Только не говори, что влюблена. Меня это расстроит, – надув губы, проговорила Оля. Мила поцеловала ее в щеку и, подмигнув, сказала:
– Мне кто-то сейчас шепнул, что забвение – это отчаяние! Понимаешь? – Оля чуть приподняла вверх брови. Мила схватила ее за руку и с жаром заговорила:
– Пойми, дорогая, нам не стоит отчаиваться никогда, ни при каких обстоятельствах! Надо верить в лучшее. Надо верить в то, что все уладится, что за все слезы мы получим вознаграждение. Если это, конечно, слезы отчаяния и горя, а не зависти и злобы. И вот, что еще… – Мила закрыла глаза и сказала каким-то изменившимся голосом. – Слушай, моя дорогая Олечка:
Я к вам явлюсь из ниоткуда.
Я ветром в форточку ворвусь
И, прошуршав по занавескам,
Струной гитарной отзовусь.
Сквозняк захлопнет двери резко,
На люстре звякнут все подвески.
Взлетев, рассыпятся листы…
И вы обрадуетесь: «Ты!
Сама ко мне из ниоткуда!
Не смею верить в это чудо…»
– Неплохо, очень даже неплохо, – сказала Оля. – Хороший слог, легкий… Я бы сказала, гениально написано… Ты нас всех прославишь однажды, помяни мое слово! Ты – лучшая, Людочка, луч-ша-я!!!
– Олечка, родная моя, как хорошо, что ты у меня есть. Как же мне повезло, что мы с тобой встретились, – поцеловав подругу в щеку, воскликнула Мила.
– Еще неизвестно, кому из нас повезло больше, – сказала Оля и подмигнула ей. А в глазах заблестели какие-то незнакомые огоньки…
– OLVIDO… Забвение… – прошептал ветер, вспенив занавески.
– OLVIDO… Забвение… – повторило эхо на сотни голосов.
– Что это? – испугалась Мила.
– Ничего страшного, – ответила Оля, глядя мимо нее. – Ничего страшного… Это всего лишь забвение… Всего лишь… OLVIDO…
– OLVIDO… – повторила Мила. – Забвение…
– OLVIDO…