Светлана в который раз шумно высморкалась и внезапно заявила:
– Это ты убила отца. Я знаю.
Тишина, повисшая в гостиной, была практически осязаемой.
Элеонора Константиновна, которой было адресовано это обвинение, медленно повернула голову в сторону падчерицы.
Я ждала, что она начнет возмущенно защищаться. Ну, или хоть как-то проявит свое негодование. Но она молчала. Темные очки закрывали половину ее лица. Были видны лишь заострившийся нос и ярко-красные губы, сжатые в узкую полоску.
Мне было очень интересно, что последует дальше. И Светлана не заставила себя ждать.
– Ты никогда не любила его. И ты изменяла ему!
Кирилл откинулся на спинку дивана. Похоже, таблетка действовала. Он порозовел и начал улыбаться. Правда, улыбка у него была не очень хорошей.
Элеонора Константиновна взяла со столика сигареты с зажигалкой и не спеша закурила. Выпустила в потолок струю дыма и ровным голосом спросила:
– Ты следила за мной?
– Ну почему я? – усмехнулась Светлана. – Я наняла детектива, чтобы он раскопал все твои грязные проделки.
Так вот кто это был, тот мужчина в темной машине! Похоже, он решил, что объект его слежки может заплатить ему больше, чем тот, кто его нанял. Но он ошибся.
– Зачем мне было убивать твоего отца? Он и так умирал, – резонно заметила Элеонора Константиновна.
Светлана нервно дернула плечом.
– Ты боялась, что он разведется с тобой.
Тонкие красные губы дрогнули. Вероятно, то была улыбка.
– Это правда! – начала горячиться Светлана. – Он бы развелся с тобой. Он хотел этого, я знаю!
Элеонора Константиновна осторожно стряхнула пепел в хрустальную пепельницу. Чем сильнее распалялась ее падчерица, тем спокойнее становилась она.
– Ты шлюха! – выкрикнула Светлана. – Я видела фотографии всех этих мужчин. Хотелось бы мне знать, что они в тебе нашли, – закончила она язвительно.
– Спроси у своего мужа, – предложила Элеонора Константиновна и глубоко затянулась.
Светлана онемела. Кирилл засмеялся. Он, похоже, получал истинное удовольствие от происходящего.
Когда смысл сказанного дошел до его сводной сестры, она поднялась, белая как мел, и раскрыла рот, намереваясь ответить мачехе.
В это мгновение в прихожей раздался звонок. Светлана закрыла рот и села на место. Ее душила ненависть, но правила приличия взяли верх.
Через пару минут в гостиную вошел пожилой обрюзгший господин, и Элеонора Константиновна представила его присутствующим. Это был господин Садовников, нотариус.
Он с порога заявил, что у него очень мало времени, и предложил немедленно вскрыть завещание покойного.
Элеонора Константиновна велела мне выйти. Я было подчинилась, но он остановил меня властным движением руки.
– Вы Ольга Смирновская? – спросил нотариус, строго глянув на меня сквозь толстые стекла очков.
Я, оробев, кивнула.
– Останьтесь, – сказал господин Садовников, и я снова села в кресло.
Элеонора Константиновна промолчала.
Нотариус с соблюдением всех формальностей засвидетельствовал нетронутость печати на документе, ловко вскрыл конверт и начал читать завещание.
Я не понимала и половины из его слов и только смотрела, как слушают другие.
По довольному виду Кирилла было ясно, что он не обижен. Светлана на время забыла о своих распрях с мачехой и подалась вперед, чтобы ничего не упустить. Элеонора Константиновна невозмутимо курила.
Я внимательно наблюдала за реакцией окружающих и очнулась только тогда, когда услышала свое имя.
– … Смирновской Ольге Даниловне оплату полного курса обучения в любом высшем учебном заведении по ее выбору и, кроме того, ежемесячную выплату в размере десяти тысяч рублей в течение всего периода обучения…
Светлана ахнула. Элеонора Константиновна уронила пепел на ковер. Кирилл побледнел.
А у меня зазвенело в ушах.
Нотариус дочитал документ до конца, огласил дату и время составления завещания и продемонстрировал окружающим подпись завещателя. Затем предложил в любое удобное время забрать у него заверенную копию документа, пожал руку Кириллу, поклонился дамам, в том числе и мне, и удалился.
Гробовую тишину прервал визг Светланы.
– Мерзавка! Это ты убила его!
Я так растерялась, что потеряла дар речи и молча смотрела в их лица, на которых было написано одинаковое выражение. Они мгновенно забыли о своей вражде и объединились против нового общего врага.
– Как вы можете так говорить, Светлана Викторовна! – сказала я дрожащим голосом, придя в себя. – Виктор Петрович стал мне родным человеком. Практически отцом.
Кирилл поднялся со своего места.
– Ну, я-то знаю, что значит для тебя «отец», – промурлыкал он.
И тут мне стало страшно.
– Мамуля, Светик, познакомьтесь. Это Смирновская Ольга Даниловна…
Женщины смотрели на него с недоумением.
– Вы полагали, что знаете ее? Хм… Не торопитесь. А знаете ли вы, что Ольга Даниловна проходила свидетелем по делу об убийстве своего отца и только по малолетству и по причине мягкотелости судей не была привлечена к уголовной ответственности?
Я сидела, как пришибленная. А Кирилл принялся расхаживать по гостиной. Он упивался своей ролью.
– А знаете ли вы, мои дорогие, что виновным в убийстве Данилы Степановича… или Даниила? Как правильно?
Я молчала.
– …Ну не важно. Так вот, виновным в убийстве Смирновского признали Илью – его старшего сына, а значит и брата Ольги Даниловны? Ну, конечно, вы этого не знали. Для меня это тоже стало сюрпризом. Вы думаете, что я наговариваю на нашу славную медсестру? Посмотрите на ее лицо, и вам все станет понятно.
– Как ты узнал? – прохрипела я.
Кирилл рассмеялся.
– Ах, детка, в наше время связи значат все так же много. Несколько звонков куда нужно, пара запросов. Сущая ерунда. Ты расстроена? Но ты же не думала, что это сойдет тебе с рук?
Он смотрел на меня и улыбался. У меня все громче звенело в ушах.
Я почувствовала, как слезы подступают к глазам, и закусила губу. Не плачь! Не показывай им своей слабости! Кто эти люди, что смеют судить тебя!
Кирилл с интересом наблюдал за мной. Светлана сочилась ядом. Элеонора Константиновна невозмутимо курила очередную сигарету.
Пара глубоких вдохов, и я взяла себя в руки.
– То, что произошло в моем детстве, не имеет никакого отношения к смерти Виктора Петровича. Вы ничего обо мне не знаете, и у вас нет права обвинять меня в его смерти, – я пыталась быть спокойной, но меня всю трясло. – К тому же у меня не было повода.
Лучше б я этого не говорила!
– У тебя был прекрасный повод! – воскликнула Светлана. – Ты убила его из-за денег! Сначала выпросила их у него, а потом убила, чтобы он не передумал!
– Да ей и выпрашивать не было надобности, – заметил Кирилл. – Она его самым настоящим образом загипнотизировала. Не правда ли, моя маленькая поклонница Милтона Эриксона?
Я похолодела.
Он возвышался надо мной, склонив голову набок и мерзко улыбаясь. Светлана готовилась вцепиться мне в горло. Даже Элеонора Константиновна, утратив свое обычное безразличие, насмешливо кривила тонкие губы.
Ну все. Хватит. Достали!
Поднявшись с кресла, я вынудила Кирилла отступить. Он отошел к дивану и встал рядом с матерью, хладнокровный и безжалостный.
А я внезапно успокоилась. Смотрела на них и с удивлением чувствовала, что мне их жалко. Бедные и глупые! Как же ничтожны их жизни! Какими нелепыми и никчемными страстями заполнены их дни.
Наверно, можно было бы простить их. В другое время я бы так и поступила. Но не сегодня. Возможно, после я и пожалею о своем порыве, но сейчас я остро чувствовала, что не могу позволить им безнаказанно пинать меня.
– Знаешь, Кирилл, – улыбнулась я ему, и он напрягся. – А ведь если говорить о поводе для убийства, то лучший был у тебя. Это тебе были так нужны деньги, что ты не погнушался залезть в стол своего отца. Кстати, я сохранила твою железяку. Если захочешь повторить – не порти Фимины спицы.
Он злобно смотрел на меня, но молчал. А я обратилась к его матери.
– Что касается вас, Элеонора Константиновна, то у вас тоже была причина желать смерти Виктору Петровичу. И Светлана совсем недалека от истины. Вы заметили, что вашему мужу стало немного лучше, и поэтому вполне могли ускорить его кончину, опасаясь разоблачения и возможного развода. Ведь вам тоже были нужны его деньги.
Элеонора Константиновна не донесла сигарету до рта и уставилась на меня. К сожалению, я не видела выражения ее глаз, скрытых темными стеклами.
Светлана торжествовала, но недолго.
– А вас, Светлана, я по глупости и наивности защищала перед Виктором Петровичем. Но, похоже, он был прав. И вы такая же хищница, как и все в этом семействе.
Внезапно я выдохлась. И почувствовала невыразимую усталость. Мне больше нечего было им сказать. Кроме, пожалуй, одного.
– Скажи, – повернулась я к Кириллу, – как бы ты поступил, если бы увидел, что за твоей матерью гоняется, размахивая топором, пьяный козел, по стечению обстоятельств являющийся твоим отцом?
Он побледнел.
– А вот Илья встал на его пути. Мне все равно, что ты думаешь или говоришь обо мне. Но если ты еще раз заговоришь о моем брате, я сделаю тебе очень больно.
Я прошла через гостиную к лестнице и стала подниматься на второй этаж, но на полпути остановилась и обернулась к этой троице, сидевшей в молчании:
– Вы мне настолько противны, что я была бы рада уехать отсюда немедленно. И даже без зарплаты. Но я останусь здесь и дождусь результатов вскрытия.
…
На следующий день состоялись похороны Виктора Петровича. Гроб с его телом выставили для прощания в актовом зале института, который он некогда возглавлял.
Я могла бы поехать попрощаться с человеком, значившим и сделавшим для меня так много. Но я не стала этого делать. Вместо этого я весь день просидела в его кабинете, думая о нем и вспоминая наши беседы.
Эти воспоминания были так живы, что иногда мне казалось, что я слышу его голос и ощущаю его присутствие.