Не очень-то и хотелось снова трястись на угловатой спине металлического «скакуна». Седалище все еще продолжало ныть после ночной скачки, и перспектива провести на нем еще одну ночь не прельщала. Я чувствовал себя плохо еще и от не проходящего ощущения грязи налипшей на руки. Казалось, что от меня разит потом за километр. Тем не менее, топать пешком оставшиеся до цели мили и в голову не приходило. Как философски заметил мой русский, лучше плохо ехать, чем хорошо идти...
Человек стал человеком потому, что смог приобрести способность к приспосабливаемости. Когда мы взгромоздились на робота, выяснилось, что уже не так неудобно, как это казалось прошлой ночью. Луи что-то подрегулировал в утробе «кентавра», и ход нашего «коня» стал более плавным. Я даже уснул, облокотившись о спину сидящего впереди Чена. Он не возражал, а мне было наплевать.
И мне приснился мерзкий сон. Сказочные эльфы и прелестные феи разыграли самую, что ни на есть гадкую сцену из жестокого порнофильма. Присутствовали и однополая любовь и мазохизм, и садизм и прочие – измы. Фей трахали так, что их стрекозиные крылышки трещали, а маленькие шлюхи еще при этом сладострастно стонали и скалили мелкие ящерьи зубки. Эльфы в нелепых кожаных ошейниках, гномы с кривыми ножками и членами до земли, дюймовочка делающая минет небольшому дракону. Калейдоскоп извращений потряс даже привычную к оргиям душу. Я проснулся с гадостным привкусом во рту.
«Кентавр» стоял. Спеленатый в кокон и подвешенный под брюхом машины монах шептал какие-то молитвы. Ангудо и Миха спали. Причем негр отвесил огромную нижнюю губу и яростно сопел приплюснутым носом. А Миха удобно примостил голову на широком плече идейного противника и пускал ему на спину слюни. Чен, с помощью имплантированных ему в основание шеи разъемов, подключился напрямую к мозгу киборга, застыл в полной неподвижности и в реальном мире отсутствовал.
Робот, подогнув насекомьи ноги, стоял на самом краю обрыва. Вдоль края шла хорошо наезженная дорога, в тот момент пустынная. На другом, низком берегу не широкой бурной реки меланхолично трясли густыми головами залитые лунным светом пальмы. А дальше, за джунглями, темнели устрашающие громады гор.
Я взглянул на хронометр. Наступало утро, скоро должно было взойти солнце. Пора было искать убежище на день. Я похлопал по плечу Чена.
– Очнись, – тихонько, чтобы ненароком не разбудить пускающих счастливые слюни командос, проговорил я. Луи моргнул. Раз, другой и, лениво потянувшись, вытащил разъем.
– Ох, – жалобно выдохнул он.
– Давай перейдем реку, – все так же в полголоса скомандовал я. – Нужно искать убежище. Наступает день.
Луи дернул головой, что выражало у него согласие. Остальное человечество таким движением отгоняет надоедливых насекомых. Киборг плавно разогнул лапы. С негромким гудением включился антиграв, и мы одним прыжком взвились в воздух. После минутного полета конечности «кентавра» коснулись рыжего песка на другом берегу речушки.
– До цели сто два километра, – бросил через плечо Чен и направил киборга прямо в джунгли.
Лес знал о вторжении и противился ему. Настолько безумно, остервенело перепутавшихся лиан, кустов и деревьев я даже представить себе не мог. Двигатели робота выли. Шипели, взрезая сочную мякоть растений, плазменные резаки. Пробудившиеся командос сопровождали ругательствами эту битву живого с неживым. Лицо Чена морщилось от натуги и переживаний за робота.
После получасовой баталии Луи выключил привод и угрюмо буркнул:
– Мы не Боги!
Не очень то я понял, кого он имел в виду. Нас всех, все человечество или лишь себя с «кентавром». Но согласился. За полчаса робот не пробился в джунгли и на десяток метров.
– Все. Привал, – угрожающе заявил я и взглянул на подчиненных. – В 13.00 выходим. И если... это! Будет мне мешать, я выжгу все горы дотла!
Я себе верил. По внешнему виду остальных путешественников понял, что поверили и они.
– И заставьте это... животное делать, что ему говорят, – махнул я рукой в сторону подвешенного туземца. Ярость поутихла, но мне нравилось это чувство. Чувство, словно я Царь Природы.
– Командир, – равнодушно, казалось вовсе не тронутый моими брызгами ядовитой слюны, обратился Чен. – Энергозапас нашего друга, – он погладил танталовую броню робота, – упал до минимума. На зарядку аккумуляторов уйдет не меньше пяти часов при солнечном дне...
– Ну, так займись этим, – рявкнул я. Луи пожал плечами, буркнул что-то вроде: «солнце еще не взошло» и скрылся за корпусом киборга.
Ярость больше не показывала носа, но гены привитые Леви требовали продолжения представления. Однако генам пришлось уняться. Негр и русский добросовестно, с помощью переносного переводчика, последний, сто первый раз, пытались уговорить горца стать покладистей и он, здорово напуганный моими рыками, уже вроде бы начал соглашаться. Луи умело и споро развешал по окрестным деревьям нити солнечных батарей, а потом снова ушел в любимый виртуальный мир. Оказалось, что только мне делать было абсолютно нечего.
Карту я знал почти наизусть. План операции конкретно на точке был разработан без меня и головами по умнее, чем моя. Я мог спокойно лечь досыпать, но после взбучки, которую устроил своим подчиненным, просто не мог себе этого позволить.
Почти живой, колеблющийся и неровный в густом воздухе Индокитая, раскаленной сковородой, из-за горизонта выполз огромный диск солнца. Словно чудовищный колпак, светило залило землю теплом и ошарашенные, черные, непричесанные головы тонконогих пальм замерли в полном штиле. Всего один час абсолютного мира, когда тигры не едят ланей, а пантеры не ловят обезьян. Когда макаки перестают возиться, а птицы гадить им на тупые головы. В джунглях наступило спокойствие.
– Командир, – шепотом, неуютно поеживаясь, словно хищник в окружении пищи, которую нельзя сожрать, доложил Безденежных. – Туземец согласился.
– Тем лучше для него, – громко сказал я и сразу наткнулся на испуганные глаза горца. Словно я, громким возгласом, мог разбудить спящее в лесу чудовище...
– Мы, люди, здесь повелители, – не менее громогласно сказал я и сразу же понял, что пробую лгать даже самому себе.
Ох, и глупо же выглядел Чен, замерев с выпученными глазами и с половинкой только что разогретого брикета во рту. Только ни кто из нас не засмеялся. Потому что, Луи сказал:
– Один человек. Идет вдоль реки. По нашему берегу. Прямо к нам. Восток-северо-восток, ноль, двести девять.
– Без суеты! – предупредил я командос, и тут же возникла самая настоящая суета. Ангудо и Миха кинулись натягивать на «кентавра» маскировочную ткань, но тянули в разные стороны и у них ничего не получалось. Негр и русский материли друг друга на родных языках и от этого злились. Дело пошло на лад только после вмешательства Луи. Потом под аккомпанемент все уменьшающихся цифр, которые докладывал Чен, мы метались в поисках брошенного как попало оружия и компонентов наших «хамелеонов». А пока незнакомец преодолевал последние пятьдесят метров, я лихорадочно расставлял подчиненных по позициям вдоль берега.
И вот мужчина, вторгнувшийся в наш тихий быт, показался в поле зрения. Он был одет в дешевый хлопчатобумажный серо-зеленый костюм. Такой, в котором по Европе ходят подсобные рабочие и заключенные. На голове человека восседала широкополая шляпа, дающая густую тень, совершенно скрывающая лицо. Ноги незнакомца, в отличие от монахов, небыли разуты. Их украшали здоровенные всепогодные армейские ботинки.
Поминутно останавливаясь, оглядываясь и сверяясь с какой-то мятой бумажкой, человек прошел мимо нас метров на сто. Там постоял несколько минут, неуверенно топчась на одном месте, а потом выбрал валун и сел. Достал дешевые сигареты, закурил и, пуская кольца сизого дыма, истязал наши мозги еще минут пять.
Наконец туземец выбросил окурок в реку, решительно повернулся и зашагал обратно. Точно напротив проделанного «кентавром» прохода остановился, еще раз сверился с бумажкой и тогда уже громко заявил:
– Я знаю, что вы здесь. Выходите, я свой.
Не знаю, как у других, а мои нервы загудели от напряжения, словно хорошо натянутые струны. Палец свело на спусковом крючке, а зубы выбивали португальские народные песни с кастаньетами. Если незнакомец вовремя не догадался продолжить говорить, и говорить как раз то, что было нужно, мерцающая СВЧ-излучением пуля в труху размолотила бы его череп и запекла мозги. Причем моя пуля вряд ли оказалась бы первой. Ни одному спецназовцу не понравится, что какой-то облезлый туземец запросто, по бумажке, с которой и в сортир не сходить, находит группу в диких джунглях.
– Лейтенант Бертран Кастр и группа АКСАЙ-4А. Я знаю, что вы здесь... Я ждал вас выше по течению реки, а утром спутник засек ваш маяк. Меня послали проводить вас до Мэсалонга. Меня зовут Кхун Чиа...
– В радиусе полутора километров, кроме него человеческих существ нет. Средств маскировки нет. У него оружия нет. Скрытых систем наблюдения нет, – скороговоркой доложил Луи, но я и без этого уже принял решение. Те сведения, что за полминуты неуемной болтовни выложил Кхун Чиа не знали даже ребята из моей группы, не говоря уж о краснопузых.
– Еще минуту и ты стал бы мертвым Кхуном, – заявил я, поднимаясь из-за какой-то поросшей мхом кочки. По виду туземца я понял, что он и не предполагал мое оттуда появление. Горец не видел позиций командос! Он руководствовался только сведениями со спутника. Сообразив это, я испытал немалое облегчение.
– Лейтенант!? – немедленно шагнул вперед проводник и почему-то сразу завел разговор о совершенном, по моему мнению, пустяке. – Тиаон Лиондисванон еще жив?
– Ангудо. Обезьяна еще жива? – с хохотом вопросил я безжизненные на первый взгляд джунгли справа от меня.
– Ага, командир, – донеслось оттуда.
– Слава Богам, – шумно выдохнул Кхун.
– Он что, император коммунистической республики Таиланд? – равнодушно поинтересовался Миха, приподнявшись на локтях среди валунов на самом берегу, за спиной туземца. Надо сказать, это произвело впечатление не только на проводника, но и на меня. Момент, когда Безденежных успел перейти на новую позицию и там замаскироваться, совершенно ускользнул от внимания.