Омар ответил не сразу.
– О учитель, я ел ваш хлеб – сказал он, – я сидел у ваших ног, приобретая знания, которыми вы делились с нами. Я выполнял все ваши задания. Но решения тех, других задач – они мои, и только мои, и… я приберегу их.
Казалось, что даже борода учителя Али заострилась, а взгляд застыл.
– Прибережешь их! Но с какой целью, ты, о сын Ибрагима?
Омар смотрел из окна на высушенный зноем сад, не проявляя признаков ни стыда, ни беспокойства.
– Пока не знаю, – ответил он.
Менее всего учитель Али ожидал услышать подобный ответ. В нем росло подозрение. Чем больше он размышлял, тем тверже оно становилось. Как-то слишком уж небрежно говорил Омар обо всем этом.
– Твои выкладки, – упорствовал старый математик, – ты хранишь в том своем сундуке, который запираешь?
– Да.
– Но я-то, я не запираю дверь в свою комнату. Я не прячу ни одной своей бумаги, там нет ничего, что бы я скрывал от вас. – Он посмотрел в глаза юноши. – Даже ответ, который получили греки в этом уравнении, находится здесь… вон там, на полу, подле тебя.
Омар не повернул головы к столу, на котором лежал Коран и бумаги с записями, где хранилось решение этого уравнения, полученное греками. Но при этом юноша и не выказал ни малейшего удивления. Если Омар и рылся в вещах учителя, то сумел сейчас проявить самообладание либо дипломата, либо шпиона.
Отпустив своего ученика, учитель Али склонился над вычислениями кубических корней и провел часы за их изучением. К изумлению учеников, он совершенно забыл о послеполуденных лекциях. Али попытался подступиться к решению другой подобной задачи по методу Омара, но безуспешно. Он не смог методом геометрии решить уравнение алгебры, у него не получалось ориентироваться в трехмерном пространстве.
– Даже Авиценна не сумел бы сделать этого! – подумал он раздраженно. – И все же…
Смутная мысль промелькнула в голове старого Али. Дело и смысл всей его жизни, его алгебра всегда выручала там, где не могла справиться простая арифметика. А что, если эта нелепая геометрия греков помогает решить подобным же образом задачи, непосильные алгебре? Что, если эта некая, до сих пор не изведанная область познания пойдет дальше, и перешагнет три измерения геометрии, и станет иметь дело с числами, суть бесконечности?
Учитель Али с омерзением отбросил в сторону перо и бумагу.
Он только впустую потратил время. Все это было не что иное, как постыдная игра воображения, не имеющая никакого отношения к точной науке – математике. «Омар, – решил он, – просто воровски проник в мою комнату в мое отсутствие и обнаружил тут решение задачи. А зная ответы, придумал все эти вводящие в заблуждение кубы». Вероятно, у него ничего больше и нет, и он ничего не запирал там, в своем сундуке. Скорее всего, он шпион и хранит в сундуке лишь свои донесения до тех пор, пока ему не удастся попасть с ними в Нишапур или как-то иначе переслать их.
Придя к этому заключению, учитель Али отложил записи Омара, поглядел из окна на водяные часы, тревожно вскрикнул, когда увидел, что до вечерней молитвы осталось всего ничего, и поспешил к бассейну, чтобы успеть вымыть ноги и запястья.
Неделей позже старому математику опять представился случай поразмышлять об Омаре.
В полдень у его ворот остановилась лошадь. Лошадь сопровождали полдюжины пеших слуг. Коверный раб поспешил раскатать узкую ковровую дорожку от лошади до ворот дома учителя Али, в то время как другой раб побежал объявить, что с визитом к учителю Али пожаловал Тутуш.
Вслед за рабом, объявившим о его прибытии, появился и сам Тутуш. Весь кругленький, похожий на перекатывающийся мячик, закутанный в шелка, с огромным тюрбаном насыщенного бирюзового цвета и с ошеломляющими модуляциями в голосе.
Не успел он закончить раздавать указания своей собственной свите, как тут же начал убеждать рабов учителя Али в необходимости заботиться о здоровье их выдающегося господина. Когда же сам учитель Али наконец появился во всем блеске, весь одетый в иссиня-черное, Тутуш рассыпался в радостных восклицаниях и своими коротенькими ручонками стал сжимать хозяина в объятиях.
– Хвала и слава Всевышнему, повелителю обоих миров, что здоровье всемирно известного Зерцала Премудрости неизменно! Да пребудет сие Зерцало незапятнанным в течение бесчисленных лет! Да продолжит он отражать свет мудрой зрелости… столетия… на нас, бедных рабов невежества!
На это хвалебное приветствие учитель Али возразил с подобающим ему смирением. Но Тутуш отмахивался от любых возражений:
– Нет, разве не известно в Нишапуре, что ваша честь поднялся выше Хорезми в своих знаниях и мудрее этого глупого Устада из Багдада? Разве сам Авиценна обладал большим научным познанием!
Учителю Али пришлось тяжко, когда наступил его черед в ответ славословить гостя. Как только они уселись на гостевом ковре, перед ними разложили фрукты и шербет. С одной стороны, он никак не мог прервать речевой поток Тутуша, с другой, он очень мало знал о своем посетителе. Он знал лишь то, что Тутуш являлся доверенным лицом Великого визиря, который, в свою очередь, патронировал и учителя Али. В Нишапуре поговаривали, будто Тутуш коллекционирует бирюзу, тончайший фарфор и старые рукописи. Но он не удостоился ни единого титула, и никто, казалось, не помнил, где он жил.
После часового обсуждения того, как идет работа над книгой учителя Али, Тутуш попросил позвать к нему некоего Омара Хайяма. Учитель Али насторожился. Когда Омар появился из сада и уселся на углу гостевого ковра, с почтением сложив руки, спрятав их в рукава, Али стал украдкой внимательно наблюдать за общением между гостем и своим учеником.
– В прошлом месяце, – как бы невзначай начал Тутуш, – мы получили новости с Востока. Роман Диоген, император христиан, был захвачен собственными людьми и ослеплен ими с такой жестокостью, что умер от раны.
Омар нахмурился. Это напомнило ему о сражении, в котором он потерял своего молочного брата.
– Как странно, – добавил Тутуш, кинув взгляд на Омара, – что этого правителя пощадил наш господин, султан, да продлятся его дни и будет он жить вечно. Но затем его убили собственные же люди? Кто бы мог предсказать подобный исход? – И Тутуш снова посмотрел на Омара.
– Никто, – заметил Омар. Казалось, от него ожидался именно такой ответ.
Когда Омара отослали и оба пожилых человека остались одни, Тутуш впервые замолчал и, перебирая бусы из слоновой кости, висевшие на его шее, видимо, размышлял о чем-то важном.
– Верите ли вы, – лениво спросил он, – в науку предсказания? Действительно ли это возможно, о учитель, предсказывать то, чему суждено произойти?
Но учителя Али трудно было заманить в подобную ловушку, и менее всего это удалось бы секретному агенту его всесильного покровителя.
– Я верю, что все возможно с помощью Аллаха, если на то будет его воля. Что касается меня, мое убогое знание посвящено совершенствованию лишь моей книги.
Тутуш пробормотал что-то в знак согласия.
– Предположим, некий человек предсказал три события. Возможно ли, ищу я ответа у вашей мудрости, чтобы все три события наступили и это было бы случайным совпадением?
Тут даже мастер Али не сумел удержаться от комментария:
– Два события из трех могли наступить случайно, но три уже никогда. Тем не менее где найти такого прорицателя, который вдруг да проявит подобную глупость и сделает этакое тройное предсказание?
– Где?! Разве среди ваших учеников нет по крайней мере одного, кто искусен в составлении гороскопов? А как же этот юноша, с кем я говорил только сейчас?
– Омар? – Борода учителя Али странно затрепетала, словно он подавил улыбку. – Это последнее, что я мог бы ожидать от него.
– Душа моя! Тогда чем же он занимается?
– Он решает кубические уравнения с такой же легкостью, как вы, достопочтенный мой гость, передвигаете бусинки из слоновой кости по шелковой нити.
– Хэй? Значит, он и это умеет? А что поделывает он в часы досуга?
– Он читает все мои книги; в одиночестве бродит по краю пустыни; ест гранаты, и играет в нарды, и говорит слишком мало. И, – учитель Али добавил, не без злого умысла, – он делает вычисления, которые прячет в своем сундуке.
– Но зачем молодому человеку бродить по пустыне? Воля Аллаха, наша кровь, о Зерцало Премудрости, уже водяниста и не так кипит после стольких прожитых лет, но кровь этого птенца горяча. Возможно, этот школяр отыскал себе милую в вашей дикой местности.
– Здесь в округе нет других женщин, кроме прачек, а они старые карги, и у них полно блох и бородавок.
Лицо Тутуша скривилось в гримасе. Он напоминал человека, искавшего сад, а оказавшегося на пустом внутреннем дворе, но который все еще надеется обнаружить там хоть какой-то цветник.
Бусинки щелкнули под его пальцами, карие глазки блеснули.
– Ах-ах. Какой странный студент! Много умеет и много молчит. Возможно, его дар от Невидимого… или, может быть, от дьявола… Поручите тому, кого вы знаете, установить, не практикует ли кто-нибудь здесь тайное применение искусств дьявола. Сможете ли вы проверить, есть ли дар у этого юноши из семьи швецов к глубочайшему и запредельному? И необходимо выяснить, каковы его устремления. Напишите обо всем на бумаге, запечатайте ее и отошлите этого юнца ко мне с этим посланием. Через месяц, накануне пятницы. Пусть прибудет к Такинским воротам Нишапура.
– А теперь, – Тутуш, набрав воздуха, поднялся с улыбкой, – я, тот, кто собирает знания, вынужден покинуть ваш дом, где обитает это самое знание. Увы, я доставил вам множество хлопот.
Когда его гость наконец отбыл, учитель Али провел какое-то время, обдумывая произошедшее. Его, учителя Али, просят понаблюдать за Омаром. И оценить его способности. А ведь он, учитель Али, склонен был подозревать Омара в подглядывании и слежке за своим домом. Тутуш, этот странный человек, велел изложить результаты наблюдений на бумаге. Мучило старого математика и еще одно сомнение. Не умудрились ли эти двое обменяться какими-то