Айша снова занялась своими волосами, и, когда подняла руки к голове, до Омара донесся слабый аромат, который источало ее тело. И хотя девушка так и не произнесла ни слова, она стала частью ночи, окружившей Омара, укрывшей его своим покрывалом от всего, что происходило вокруг. Всего несколько мгновений назад его слова, его мысли имели для него такое большое значение, а теперь они потеряли всякую важность.
Существовали лишь эти едва заметные движения девушки.
Омар коснулся рукой ее колена, и легкая дрожь пробежала по его телу. Не опуская рук, Айша повернулась к нему с улыбкой, чуть тронувшей губы. Он наклонился, чтобы поцеловать девушку, но внезапно она убежала от него.
– Айша! – прошептал он.
Но безмолвная девушка волшебным образом переменилась. Она не была больше покорной рабыней, опасающейся малейшего неудовольствия своего господина. Теперь она принадлежала ночи, став призрачной, неуловимой и непокорной. Когда он последовал за нею, она повернулась и побежала назад, в глубину парка, где росли платаны, сквозь листву которых тускло мерцали звезды.
Случайно его рука поймала ее плечо, затем соскользнула, и пальцы коснулись мягкой груди девушки. Айша высвободилась и исчезла, ее босые ноги бесшумно ступали по земле. Пока они бегали в ночи, желание поцеловать девушку отступило; Омар увлекся погоней, все тело напряглось, кровь стремительно струилась в его жилах.
Потеряв ее, он остановился, тщетно прислушиваясь. В ушах стучало. Неожиданно где-то близко раздался ее тихий смех. Он рванулся на звук, но наткнулся лишь на ствол дерева. Снова Айша дразнила его смехом, и на сей раз он направился к ней медленно, стараясь не шуметь. Она уже приготовилась убежать, когда он стремительно обхватил ее руками.
Мгновение девушка еще билась в его объятиях, но он оказался сильнее и сумел отыскать ее губы. Айша затихла в его руках, их жаркие губы слились в поцелуе. Распущенные волосы девушки ласково щекотали его шею.
Когда Омар взял ее на руки и положил на землю, она не сопротивлялась. Ее руки обхватили его, и она замерла, затаив дыхание, всхлипывая от переполнявшего ее огня.
Спустя полчаса они молча лежали, обмякшие и довольные, но Омар все так же чувствовал частое биение ее сердца. Танцовщицы, которых он знал, никогда не лежали рядом с ним так, в полуобморочном состоянии. Эта дикая арабская девушка по-своему любила его.
Ну а Айша? Что чувствовала Айша? В ту волшебную ночь она переменилась. Внезапно девушка ожила и повернулась к нему. Как маленький ребенок, она стала отбивать такт руками и тихонько запела.
Она рассмеялась, глядя на свое порванное платье, и, взяв его за руку, потянула в сторону водоема, приглашая поплавать вместе.
В свете звезд Омар мог различить очертания ее стройной фигуры, глядя, как она обматывает свои тяжелые густые волосы вокруг головы. Когда Айша вступила в теплый водоем, она с веселым ликованием плеснула в него из пригоршни. Темные воды водоема словно вдруг ожили и наполнились жизнью, когда Айша нырнула в него. Ночь, и вода, и аромат нагретых солнцем роз – все это принадлежало ей.
– О, как хорошо, – тихо прошептала она, – о аллах, как хорошо быть вместе с моим господином.
Но когда они высушили себя и надели одежду, Айша снова переменилась. Она тревожно вскрикнула и присела, напряженно прислушиваясь.
– Какие-то люди идут сюда, – прошептала Айша спустя мгновение. Омар ничего не слышал. – Вон там, взгляни! Ай, они обнажили свои мечи.
Взглянув туда, куда указала девушка, Омар заметил сквозь листву свет факела, который отражался на яркой стали, и слышно стало треск кустарников, по мере того как люди с факелами приближались к ним.
– Ты совсем не вооружен! – вскрикнула девушка. – Быстрее беги к дому и разбуди стражников!
Омар, однако, не испугался этого ночного нападения. Он выждал, пока мужчины не вышли на открытое пространство, и узнал в них Исхака, своего стражника, стоявшего на воротах, и четырех своих охранников. Все еще полная опасений, Айша накинула покрывало и ускользнула в розовые кусты.
Исхак продолжал двигаться к водоему, пока не увидел Омара, и облегченно воскликнул:
– Ойа, ходжа! Мы услышали, как кто-то двигается среди деревьев. Мы подумали, что воры окружили тебя, мой господин. А потом чье-то тело сбросили в воду, и я сказал этим невежам: «Скорее, мы должны быть там. Аллах не допустит, чтобы нашего господина убили!»
Омар вспыхнул от гнева:
– Выходит, стоит мне уединиться в саду с женщиной, как все слуги и домочадцы должны принять в этом деятельное участие, слетевшись, словно пчелы на мед?
Выхватив кривую саблю у ближайшего стражника, Омар стал плашмя бить ею Исхака по плечу до тех пор, пока у того не хлынула кровь. Громко стеная, Исхак покорно подставлял свое тело под удары. Он понимал, что вторгся туда, где была женщина господина, и полностью заслужил наказание. Слуга радовался наказанию, которому подвергался сейчас. Это означало, что господин простит его и не подвергнет более жестокой каре, не прикажет срывать ему кожу со ступней. Другие слуги, тайком пряча в ножны свое оружие, также были довольны. Ведь, выместив свой гнев на Исхаке, их господин мог забыть о других. Однако и Исхак, и все остальные не сомневались в правильности своего решения отправиться в сад выручать из беды господина.
Уже через минуту Омар опустил руку и расхохотался:
– Идите теперь, о вы, безголовые олухи. Но помните, впредь этот сад – харам – запретный для всех вас, мужчин.
– Клянусь головой, – ответствовал Исхак, вытирая кровь с губ. – Но как же, о господин, как же быть с садовниками, с Хусаином, Али и Ахметом…
– Пускай они бьют мух в конюшне. Все равно в саду от них мало толку.
Когда охранники поспешно ушли, из укромного уголка сада появилась смеющаяся Айша:
– Как хорошо, что твои слуги большие лентяи. Было бы намного хуже, появись они здесь чуть раньше.
На несколько недель Омар совершенно забыл о своих записях и переписке. Он ни о чем не думал теперь, кроме Айши. Отныне она могла свободно гулять по саду с открытым лицом, и каждый вечер девушка придумывала нечто совершенно новое, чтобы доставить ему удовольствие.
Омар даже не пытался делиться с ней своими мыслями, но именно это странным образом еще крепче привязывало его к Айше. Она как-то сразу поняла, что Палаточник стремился убежать от своих собственных размышлений. В некоторых вещах она оказалась намного мудрее и опытнее своего хозяина, и ее основная мудрость состояла в умении хранить молчание и ни о чем не заговаривать.
В ее отношении к нему сквозило материнское начало. Но было в ней и нечто необузданное, горячее, неистовое. Домочадцам Омара очень скоро стало ясно, что эта арабская девушка стала любимицей их господина.
Даже поднос с едой для него Айша сама шла готовить на кухню. Только однажды Зулейка попыталась отстоять свое право на эту почетную обязанность.
– С тебя достаточно того, – спокойно отвечала Айша на притязания кухарки, – что ты подкармливаешь с господской кухни весь свой выводок… и всю свою родню. Даже твои двоюродные сестрицы выходят из кладовой с кусками мяса, спрятанными под полой, да, и этот рябой любовник твоей старшей дочери питается на кухне. А дочь твою давно бы следовало выдать замуж, чтобы она не слонялась вдоль дороги. Отныне только я буду заботиться о пище моего господина и постараюсь забыть обо всем этом.
С тех пор Зулейка отводила душу, бормоча про себя что-то о невыносимом характере рожденной среди песков пустыни бродяжки.
Именно эта непохожесть девушки на всех, кого знал Омар, и ее отстраненность от них больше всего пришлись ему по душе. Только в его присутствии Айша оживала и становилась сама собой. Но хотя он знал уже каждую жилку на ее тонкой шее и каждый изгиб ее стройного тела, он никогда не знал, о чем думает эта девушка. Лежа подле него, даже тогда, когда их дыхание сливалось в одно, все равно она, полуприкрыв глаза, казалось, вслушивалась в какие-то далекие звуки, которые ему не дано было слышать.
Она постоянно удивляла его. Как-то она спокойно поинтересовалась, хотел бы он, чтобы ее комнаты охранял евнух.
– Конечно нет, – ответил он.
– А как же тот, который сейчас сидит в коридоре?
Айше немного льстило признание важности ее персоны, подчеркнутое присутствием стражника-евнуха. Она знала, что так было принято в знатных мусульманских домах. Однако она испытывала некоторую неловкость, когда ее повсюду в течение всего дня сопровождал евнух.
Выйдя во внешний коридор, Омар заметил там незнакомого человека, сидящего около стены напротив двери. Худой чернокожий человек в красном халате встал при его приближении и сложил руки в почтительном приветствии.
– Кто ты?
– С вашего разрешения, о Защитник Бедняков, мое имя Замбал-ага, и это Исхак прислал меня служить в этом доме.
Высокий голос и тусклые глаза убедили Омара в том, о чем Айша догадалась с первого взгляда.
– Иди за мной, – сказал Омар.
В воротах он позвал Исхака, голова которого все еще была перевязана.
– Когда это я приказывал тебе нанимать евнуха для половины ханумы?
Исхак укоризненно взглянул на своего господина:
– Но я же знал, что внимание моего господина занято иным, вот я и взял на себя труд предугадать твою волю, господин, и привел сюда этого человека.
– Что ж, хорошо, теперь тем же путем отошли его назад.
– Но… господин, сад большой, и он не весь может просматриваться из дома.
– Отошли его.
Одна мысль о том, как Замбал-ага начнет охранять сад, вызывала у Омара неприязненное чувство. Кроме того, Айша никогда не росла среди евнухов, и он не испытывал никакого желания приставлять к ней шпиона.
Исхак почувствовал себя оскорбленным и, решив восстановить свою значимость в глазах Замбал-аги, переменил тему:
– Сегодня уже пошел двадцатый день, с тех пор как письмо от достопочтенного Низам ал-Мулка ждет ответа, хотя я и говорил тебе, о господин, о его срочности. Гонец очень спешил доставить его. Я не спускаю с него глаз, ведь Низам ал-Мулк пишет только по очень важным делам. Принести его сейчас?