Эскорт удалился, и через несколько мгновений его сменила небольшая группа поющих земляной , которые сами были почти голыми, измазанными землей. Каждый из них посыпал горстями земли лежащего воина, но Брэнног оставался неподвижным. Инстинктивно его руки впились в суглинок под ним, и он почувствовал тепло, успокоение. Здесь, когда он посмотрел на необъятность пространства над собой, он почувствовал себя умиротворенным, расслабленным. Его напряжение уже покидало его, и он был как ребенок, завернутый в постель матери, довольный и защищенный.
Неизбежно его глаза закрылись, его тело убаюкано мягким пением Земли, сотворенной по периметру круга, которая прибывала и убывала, как самый нежный из приливов. Его руки, казалось, погрузились в землю, притягивая его все дальше к ней, пока он больше не мог ее чувствовать. Его разум выскользнул из его тела, которое само было землей, хотя он мог использовать ее как зонд, чтобы найти себя. Земля была огромным и неизмеримым телом, простирающимся под ним, проницаемым, как океан.
Из глубин земли к нему пришла сила, как поток. Он чувствовал, как она обнимает его, нежная, как бриз, просачиваясь в него, в каждую фибру его существа. Медленно и с бесконечным терпением вечности она искала его, изучала его, оценивала его. Пока она это делала, его собственный разум, казалось, плыл вокруг него, наблюдая, иногда разделяя опыт и открытия поиска, в других случаях скрываясь от них, как будто облака были окутаны вокруг них. Далеко в глубины его предков ушел зонд, так что он, казалось, представлял себе бесконечную цепь Брэнног , укорененных давным-давно в земле Омары, хотя их начало было слишком далеким, чтобы постичь, по крайней мере для него. Были и другие, более болезненные вещи, горести детства, боль утраты и, что хуже всего, смерть его жены. Хотя он отшатнулся от этого, сила, которая искала его, внимательно изучала это. Вся его жизнь, реакция каждой его фибры на ее течение во времени вращались в глазах наблюдающего, так что Ксаниддум и все, чем он был, вырисовывались в его видении огромными. Брэнног , часть его, и его союзники, развернулись, как многомерная карта, огромное сооружение противоречивых эмоций. Брэнног снова прожил это, даже более интенсивно, чем прежде. И пока он жил этим, страдая, Огрунд стоял над ним, ничего этого не видя, но сознавая, что под ним его хозяин пульсировал жизнью, пока еще невредимый, его тело все еще.
От бури своих мыслей Брэнног отвернулся, увидев постепенное угасание земной силы, которая омывала и изучала его. Он ничего не чувствовал, только ощущал своим разумом. Как сила уползала обратно в землю, так и его собственные телесные силы теперь устремлялись наружу, исследуя эти необъятности в поисках знания. Он коснулся чего-то, что имело прочность горы, скалы, которая уходила навсегда в сердце мира, самой души Омары. Он отдал все знания о себе: взамен ему должны были дать знания. Баланс определит, выйдет ли он из ритуала в здравом уме или без своего разума или жизни.
Контакт с Омарой усилился. На мгновение чувство блаженства почти утопило его, и он почувствовал головокружение от этого. Но медленно острые скалы раздора поднялись в его водах. Омара все еще была миром страхов. Ужасная тьма, которая просочилась в нее в Ксаниддуме и за ее пределами в других местах, задержалась. Боль затопила землю, и Брэнног был почти опален ею. Его отвращение к ней, его воля бросить ей вызов избавили его от худшего из ее опустошений. Он черпал силу земли, превращая ее в щит для себя и делая из нее оружие энергии.
Омара была всем. Омара была богом.
Земляные были его детьми. Вся жизнь, которая пришла от Омары, была его кровью. Сила крови была силой жизни, а жизнь была Омарой. Ничто другое не имело значения. Все, что не было Омарой, должно было быть поругано, опасно и разрушительно. Омара умрет, если ее не удалить. Омара была жизнью, все остальное было как язва, смертельная болезнь, которая должна быть очищена от тела мира. Вся сила соединилась в Омаре. Все вещи за ее пределами должны были погибнуть.
Брэнног снова погрузился в водоворот истории, но на этот раз это было не переживание его собственной личной истории, а истории Омары. Он увидел работу Иерархов на Тернанноке, которая угрожала уничтожением стольких Аспектов Омары, включая сам материнский мир. Он увидел язву его темной силы и еще лучше понял слова Корбиллиана, который сам выбрал образ болезни, чтобы описать то, что стремилось поглотить миры. И теперь он увидел видение Омары, движущую волю к выживанию, которая объединяла ее защиту. Полный масштаб войны пришел в резкое, разрушительное фокусирование.
анахизер был не более чем сосудом, человеком, который наткнулся на силы, превосходящие его воображение, и который пробудил их. Теперь они работали через него. И они больше не довольствовались мечтами в своем лимбе между Аспектами, дрейфуя возвышенно, создавая для себя внутреннюю вселенную, цепь из них, которая удовлетворяла каждую их похоть. анахизер научил их другому удовольствию, удовольствию физической реальности. Они научились жаждать мира, в котором он обитал, Омара. Они пожрут его жизнь, его кровь, его людей, и, сделав это, станут Омарой, обладая им, как паразит владеет своим хозяином. Они использовали анахизер а, чтобы формулировать свои войны для себя, настраивая нацию против нации, готовясь к тотальной жертве. Каждая потерянная жизнь, каждая пролитая капля крови была энергией для сил, а не для Омары.
Омара знала это, и знала также, что предотвратить это будет невозможно. Силы сновидений были слишком велики. Какая сила могла противостоять им, когда исчезли Короли-Волшебники и Иерархи? И все же был способ предотвратить полную катастрофу. Земляные были ключом, дети Омары. Они были единственными истинными детьми Омары, как и Каменные Делверы и другие расы, которые произошли от изначальных жителей мира, до прихода беженцев из Тернаннока и других Аспектов. В старых войнах эти захватчики вытеснили детей Омары, загнав их под землю и лед, создав своими войнами Земляных, детей тьмы. Эти захватчики и их потомки, их потомки, были чужими. Им не было места в Омаре. Они принадлежали другому месту.
В своем стазисе Брэнног ощутил первый приступ страха.
Омара должна спасти себя от гибели. Был способ. Если бы она могла позволить силам, которые угрожали ей, получить жизнь, которая не была истинно Омарской, незваными гостями, инопланетянами, тогда силы сновидений могли бы быть перенаправлены. Жизненная сила, которая вливалась в них, жертвы, дали бы им желаемую дверь в реальность, да. Но это было бы не здесь, не в Омаре. Была оболочка, пустой, опустошенный Аспект, где они могли бы быть размещены. Сломанный Аспект Тернаннока. Уничтоженный Корбиллианом в ошеломляющем акте жертвоприношения, его руины ждали. Омара использовала бы их.
Омара была всем. Омара была богом.
Он тоже принесет жертву. Все, что не было Омараном. Они пойдут, чтобы утолить голод старых сил, чужаков. Они насытят их. Землетворцы унаследуют свое собственное вудд и снова станут тем, чем они были. Круг замкнется, спящие силы останутся вне его.
Брэнног видел в своих ужасающих видениях величественную вершину Горы Безвременья, возвышающуюся из клыков хребта под ней, богоподобную, вездесущую. Через нее и ее святейшего из Созданных Землей, Возвышенного, Омара говорила со своими детьми. Она привлекла их к своей груди, готовя их к войне, которая должна была наступить. Войне с захватчиками, чужаками. Песни земли разнеслись по Священным Дорогам, призывая, соблазняя, привлекая к делу детей, тех, что были на земле.
Омара была всем. Омара была богом.
Теперь перед его глазами Брэнног увидел жезл Орхунга, светящийся, как брусок расплавленного металла, бурлящий энергией. Невообразимая сила была заключена в нем, так же как она была заключена в его сопутствующих стержнях, все из которых теперь находились в руках Анахизера на далеком западе. Он жаждал последнего стержня, так же как его хозяева жаждали тела мира, чтобы вместить их. Как только они овладеют всеми стержнями, они станут орудиями жертвоприношения, ибо именно через стержни должна была быть поглощена жизнь Омары. Без них акт насилия был бы трудным, возможно, обреченным. И все же Омара решила отдать последний из стержней Анахизеру! Может ли это быть так? Это безумие? Но Брэнног видел это с совершенной проницательностью. Это было правдой. Омара сделает это. Ах, но цена. Цена была в том, чтобы стать союзом. Дети земли должны были обратиться против своих старых врагов, сверхлюдей, и всех тех рас, которые не произошли от груди Омары. Земляне должны были сражаться рядом с войсками Анахизера. Омара с радостью избавилась бы от тех, кто опустошил ее: Золотой остров должен был бы Мл, и все другие королевства Человека.
Омара была всем. Омара была богом.
Безумие, безумие, повторял его разум. Неужели Омара действительно имела это в виду? Человек в нем издал громкий крик, крик муки, который не только разнесся эхом по неисчислимым расстояниям его видения, но и вырвался из его физических губ, так что Огрунд немедленно поднял свою дубинку, словно окруженный дюжиной врагов. Он огляделся вокруг, ужаснувшись тому, что ничего не может сделать, никого не ударить. Но он видел, что ряды окружающих Землетворцев также были ошеломлены, как будто крик поразил каждого из них, как удар грома.
Крик Брэнног был для Человека и для любого другого существа, которому Омара угрожала уничтожением. Его ужас от того, что ему показали, его дикая ярость от этого безумного правосудия, от этого очищения мира поднялись в нем, разбиваясь о волю Омары, эхом разносясь среди зрителей. Этого не должно быть! - взревел он. Это тщеславие, бесчестье, предательство.
Руванна услышала этот мысленный крик; он заставил ее вылететь из ее самодельного убежища. Те, кто был с ней, увидели ее и отскочили от нее, как будто она тоже громко вскрикнула. Она встала, широко раскрыв глаза и уставившись, хотя и не на свое окружение. Она увидела видение Брэннога . Что-то внутри нее устремилось прочь, чтобы присоединиться к нему, встать рядом с ним и бросить гневное отрицание слову Омары. Ее тело напряглось, и тут же Карак и Дано бросились к ней и держали ее, хотя они ничего не могли сделать, чтобы освободить ее от того, что держало ее. Она была жесткой, как дерево, холодной, как мертвая.