Хлопнула водительская дверь. Стечкин тоже вышел из автомобиля и встал рядом с напарником. Платон сидел, не шелохнувшись.
– Вылезай, я сказал!
Не помня себя, с трудом перебирая конечностями, Платон выбрался из автомобиля. Макаров стоял перед ним, радостно щерясь.
– Ну что, начальник отдела, приехал? Развернулся, руки на багажник, ноги расставить!
Платон повернулся спиной к полицейским, нагнулся, положил ладони на холодное железо и неловко раздвинул ноги.
– Шире!
Сержант с силой пнул его жестким ботинком по лодыжке. Платон ойкнул и раскорячился. Старшина Стечкин молча, быстро, с профессиональной сноровкой принялся обшаривать карманы, выкладывая находки на багажник: мобильный телефон, паспорт, бумажник, смятая пачка сигарет, ключи от дома. При взгляде на них Платон чуть не заплакал: он живо представил себе входную дверь, а за ней – безопасный, спокойный уют, тихую, такую родную квартиру, где сейчас его ждала, не находя себе место от беспокойства, несчастная Марина. Если бы она только знала…
«Господи, помоги, – взмолился Платон, – вытащи меня, я обещаю, что никогда больше не буду так напиваться и никогда…»
– О, пять тысяч, – раздался голос Макарова. – А нам три предлагал. Жмот ты, начальник отдела.
Платон сжался, ожидая удара, но его не последовало. Полицейские быстро проверили паспорт, пустой бумажник, забрали мобильный и почему-то даже ключи. В тишине негромко зазвенело железо.
– Руки за спину!
– Зачем… – начал было Платон, но договорить не успел: жесткие сильные пальцы старшины Стечкина стиснули его кисти, рванули и завели назад. Через мгновение в запястья впились, защёлкнувшись, узкие стальные браслеты. Стечкин схватил Платона за воротник и оттащил его от машины, одновременно вывернув скованные руки вверх до хруста в суставах. Платон заголосил.
– А ну, тихо! – заорал в ответ Макаров. – Тут все равно никто тебя не услышит. Место такое, кричи – не кричи.
Он подошел к автомобилю и открыл крышку багажника.
– Игорь, давай, грузи его сюда!
Стечкин потащил отчаянно перебирающего ногами Платона к распахнутой железной пасти.
– Парни…мужики…подождите…да подождите вы, дайте сказать!
Старшина посадил его на кромку багажника и на шаг отступил. Платон затравленно посмотрел на полицейских: Макаров больше не улыбался, его пухлые губы были искривлены презрительно и брезгливо; узкое, скуластое лицо Стечкина по-прежнему ничего не выражало, только темные глаза поблескивали из-под бровей. Платон посмотрел вверх: полная луна равнодушно скользила в небе, не заглядывая в каменные закоулки заброшенного завода.
«Господи…»
Платон вздохнул поглубже и заговорил:
– У меня в бумажнике банковская карта, на ней тысяч сорок, может больше, давайте вы меня довезете до любого банкомата, я сниму все деньги, и мы расстанемся, я никому ничего не скажу, только отпустите…
Макаров недобро захохотал.
– Да ты хитрец, Платоха! Чтобы нас потом по видеокамерам на банкомате вычислили? Лезь в багажник!
– Нет, я не это имел ввиду, я реально могу заплатить…
Сержант сильно толкнул его в грудь, и Платон повалился назад; ноги его задрались вверх, а затылком он с силой ударился о край борта.
– Коля, не покалечь его! – окрикнул напарника Стечкин.
– Ничего, не помрет. Все равно недолго осталось.
Платон, у которого от удара плыли перед глазами черные звезды, попытался что-то сказать, но Макаров ловко подхватил его ноги, забросил внутрь, с силой нагнул голову, ткнув носом в какую-то вонючую ветошь, и захлопнул крышку.
Наступила тьма.
Через несколько минут полицейский автомобиль вырулил на пустынный проспект, включил проблесковый маяк, крякнул сиреной и помчался сквозь ночь.
2
Шеф-повара ресторана «Маркиз», что на Каменном острове, звали Петров. То есть, звали его, конечно, иначе: у него было имя, и, надо думать, что и отчество тоже имелось, но уже много лет все называли его только по фамилии, да и сам он так представлялся, случись вдруг с кем-то знакомиться. Человеком Петров был уважаемым и в определенных кругах довольно известным. В ресторане он являлся не только шеф-поваром, но и совладельцем, а так как его старший партнер, в свое время удачно вложивший деньги в несколько весьма выгодных предприятий, большую часть времени проводил за границей, предпочитая лазурные берега холодному каменному городу на болотах, то Петров управлял рестораном практически единолично. Но главное, именно Петров являлся автором бизнес-идеи, позволившей сделать «Маркиз» местом исключительным и столь же исключительно доходным, нисколько не зависящим ни от неприятных сюрпризов экономики, ни от переменчивых вкусов публики. Если бы эту идею можно было внедрить в большем количестве заведений, то, без сомнения, образовавшаяся в этом случае ресторанная сеть затмила собой всех существующих конкурентов; однако некая пикантная специфичность новаторства сделать этого не позволяла, и ресторан работал в формате частного клуба, особенности которого были известны только постоянным гостям.
Располагался «Маркиз» в здании небольшого, опрятного двухэтажного старинного коттеджа, фасад которого выходил на набережную одной из тихих, узких речек, пересекающих Острова. На выкрашенных голубой краской стенах красовалась изящная белая лепнина; такая же украшала и каменную ограду с кованой решеткой калитки под невысокой аркой, на которой висели железные буквы полукруглой, скромной, без пошлых неоновых огней и подсветки, вывески: «МАРКИЗ», а ниже «ресторан». Говорят, что раньше здесь была дача некоего титулованного экспата, состоявшего на службе у Государя и обладавшего необычными гастрономическими наклонностями. Еще раньше, по разным версиям, на этом месте стоял то ли дом терпимости для очень важных гостей самого высокого положения и из самых знатных родов, то ли усадьба сумасшедшей графини с дурной репутацией, а еще раньше, по неподтвержденной информации из не вызывавших доверия источников – тайный скит сектантов-хлоптунов, или лаборатория изгнанных с Аптекарского острова алхимиков и колдунов, а может быть, обиталище местных ижорских ведуний; ну, а еще раньше… Впрочем, это не имеет значения. Как бы то ни было, вот уже почти триста лет петербургские Острова оставались местом особенным, можно даже сказать, заповедным: чужие здесь не селились, и с тех самых пор, как граф Бестужев выстроил тут Каменноостровский дворец, одного богатства было недостаточно, чтобы присоединиться к кругу избранных. Среди древних деревьев дремучего парка укрывались за каменными оградами правительственные дачи, частные домовладения в стиле усадеб позапрошлого века, и немногие сохранившиеся старые особняки, заброшенные, опустевшие, находящиеся в состоянии горделивого обветшания, крыши и стены которых были покрыты мхом, пятнами плесени и обвалившейся штукатурки – словно вылинявшие и потертые до дыр сюртуки обедневших, но хранящих надменное высокомерие дворян, которым из уважения к прежним заслугам было даровано право тихо скончаться, развалившись от старости, но не быть оскверненными кощунственными прикосновениями реставраторов. Владелец «Маркиза» выкупил один такой дом в самом начале девяностых годов и, за неимением других плодотворных идей, открыл в нем ресторан, название и антураж которого хорошо сочетались с популярным тогда «возрождением дворянских традиций» и золотыми пуговицами на пиджаках кричащих расцветок. Но время шло, «Маркиз» не выдерживал конкуренции со стороны модных трендов ресторанного бизнеса, приходил в запустение, и хозяин уже подумывал о продаже, когда появился Петров со своим эксклюзивным проектом. Чем он занимался до этого, доподлинно никто не знал, но пара глубоких шрамов, белевших на круглой, коротко остриженной голове, крепкие покатые плечи и ухватистые повадки рыночного торговца времен дикого капитализма свидетельствовали, что в жизни Петрова было место самым разнообразным подвигам. Предложенная им идея это подтверждала.
В ресторане «Маркиз» начали подавать блюда из человеческого мяса.
Идея казалась дикой только на первый взгляд. Возможность практически легально попробовать человечину привлекла многих: в ней был будоражащий вкус запретного плода и сознание принадлежности к касте избранных, преступающих законы, по которым живет унылое большинство. Наказание собственно за каннибализм Уголовным Кодексом не предусмотрено, все хлопоты по добыче и умерщвлению жертв брали на себя Петров и его люди, так что гостям «Маркиза» оставалось только прийти и сделать заказ, всякий раз испытывая острое, извращенное наслаждение, сродни тому, которое доставляет инцест или осквернение святынь. Гурманам каннибализма даже ответственность за соучастие в убийствах не угрожала: в меню ресторана блюда из человечины находились в разделе «Эксклюзивное предложение», и только посвященные знали, из чего готовят стейки, шашлыки, котлеты и фрикасе, стоимость которых превышала стандартные позиции в двадцать – тридцать раз. В постоянных клиентах недостатка не было. Случайные гости если и заходили в «Маркиз», то либо не могли найти свободного места – небольшой полутемный зал, оформленный в стиле трапезной старого замка был почти всегда полон – либо угощались блюдами из обычной части меню, дивясь непомерным ценам «Эксклюзивного предложения» и чувствуя себя неуютно в окружении сумрачных интерьеров и странных картин на стенах, выполненных в черно-белой гамме и изображающих одно и то же: зловещего длинноволосого человека с острой бородкой, склонившегося над в ужасе отворачивающихся от него мужчины и женщины. Никаких иных развлечений, кроме гастрономических, в ресторане не предлагалось, телевизионные экраны не светили назойливо с обитых деревянными панелями стен, молчаливые официанты были сосредоточены и расторопны, и тишина в ресторане нарушалась разве что негромким шорохом голосов.
В ночь на субботу все места за столиками были по обыкновению заняты. Петров выглянул в зал, удостоверился, что все идет своим чередом, и вернулся на кухню. Никелированные металлические поверхности столов блестели под ярчайшими белыми лампами. Из «холодного» цеха доносился дробный перестук ножей; в горячем цеху, будто в адской кухне, от сковородок, шипящих на открытом огне, и раскаленного гриля поднимался и втягивался в черное жерло вентиляционных раструбов жаркий, пахнущий мясом дым. Угрюмые повара, похожие друг на друга, как клонированные в местах заключения близнецы, резали, отбивали и жарили.