— Пожалуй, так, — озабоченно согласился пожилой делегат, донкерман Агаларов, представлявший в забастовочном комитете команды нефтеналивных пароходов «Эдисон» и «Самед-Ага».
— Словчим и мы, — пообещал Трусов. — Лишь бы отсюда выбраться, а тогда хитрая лиса только облизнется. Верно, Ян?
Четвертый делегат не успел высказаться. Из пропускной будки возле ворот вышел рыжий сержант, за ним показались два солдата в чалмах и с карабинами.
— Ну, это для нас, — угадал Губанов.
Под конвоем, сопровождаемые впереди сержантом, позади стрелками, моряки направились через пристань к трапу «Президента Крюгера», гуськом взобрались на верхнюю палубу.
— Момент, момент, — опять предупредил сержант и, оставив делегатов под охраной солдат-гурков у входа в кают-компанию, исчез внутри, плотно прикрыв дверь.
— Теперь здесь помурыжат!..
Донкерман хотел еще что-то сказать, но Губанов незаметно для стрелков удержал его выразительным взглядом.
Поблизости, глухо, как из погреба, через щель иллюминатора невнятно звучали голоса.
Моряки прислушались и разочарованно переглянулись: никто из них, кроме Губанова, не знал английского языка.
С пятого на десятое понимал и Губанов. И все-таки даже того, что сумел он уловить в беседе за иллюминатором, было достаточно.
Разговаривали двое.
— ...Вряд ли, — сказал один, — большевики добьются успеха.
— Разумеется, но пропаганда порождает сомнения, — ответил второй. — Брошюру обнаружили в тридцать девятой бригаде. Я перелистывал ее.
— Гурки не умеют читать, — успокоил первый.
— А если кто-нибудь прочитает им? — спросил второй и раздраженно повторил: — Я перелистывал ее... Большевики объявили нас грабителями и врагами не только русского народа. В ней излагается в духе большевистской пропаганды вся история покорения нами Индостана!..
— Вас это смущает? — протянул первый. — Вспоминайте в таких случаях напутствие сэра Денстервиля. Нефть стоит того, чтобы мы не боялись ни уколов большевистских брошюр, ни забастовщиков...
Разговор прервался. Должно быть, постучали изнутри в дверь каюты, потому что второй из невидимых собеседников коротко откликнулся и, должно быть, выслушал кого-то третьего, потому что столь же коротко распорядился:
— Ведите. В салон...
Губанов торопливо пересказал делегатам услышанное. Солдаты-гурки, о которых шла речь, с непроницаемыми лицами стояли возле моряков.
Дверь из кают-компании на верхнюю палубу распахнулась, и все тот же сержант кинул с порога:
— Эй, делегэйшн!..
Лицом к лицу
Друг за другом моряки шагнули мимо сержанта в коридор, как бы пропитанный медовым ароматом трубочного табака, и оттуда в капитанский салон.
За столом, в дальнем углу салона, сидели четверо: Шлун, рядом с ним тучный и напыщенный капитан парохода Федоров, он же председатель Союза судовой администрации, а возле него, попыхивая: трубками, два английских офицера: один в морской форме — коммодор Браун, сухопарый, будто прокопченный насквозь и высушенный, второй — в мундире сухопутных войск, седоголовый, багроволицый, но с ледяными глазами. Браун, не изменив позы, не пошевелясь, процедил что-то неразборчивое.
— Коммодор слушает делегатов забастовочного комитета, — перевел Шлун.
Не обращая внимания на штурмана, Губанов сказал капитану:
— Объясните, господин Федоров, мистеру Брауну, что он все-таки не в колонии. Любезностей не ждем, но разговаривать стоя не намерены.
Капитан небрежно проронил:
— Извольте, господин Губанов, присаживайтесь. А коммодору объяснить можете сами. Помню, что ваши познания в английском языке не хуже моих.
— К сожалению, очень долго подыскиваю нужные слова.
Губанов опустился в кресло напротив коммодора, приглашающе показал товарищам на соседние места, дождался, когда моряки расселись, и продолжал, адресуясь к Брауну:
— Не секрет, что вы отлично владеете русским языком. Так не лучше ли обойтись без переводчика, чтобы не затягивать дело?
Прежде чем ответить на предложение, сухопарый коммодор сказал вполголоса багроволицему офицеру:
— Следовало предвидеть, что забастовкой верховодят большевики. Перед вами один из них. Наши друзья-бакинцы аттестовали его, как талантливого смутьяна.
Не спуская ледяных глаз с Губанова, багроволицый офицер пренебрежительно заметил:
— Слишком молод.
Браун улыбнулся и перешел на русский язык, выговорив четко, с легким акцентом:
— Рад знакомству, мистер Федья Губанов, кажется, так называют вас…
Шлун завозился в кресле.
— Даже рады? — В голосе Губанова послышались язвительные нотки.
Коммодор посопел трубкой, выпустил клуб дыма, вроде укрываясь за ним.
— Вы еще так молоды и уже так популярны...
Он пристально посмотрел на ерзавшего Шлуна, и тот застыл.
— Вряд ли вы пожелали встретиться с нами, ради того чтобы удостовериться в моем возрасте, — отвел комплимент Губанов. — И мы пришли не любезничать, а предъявить наши условия прекращения забастовки. Собрания команд Каспийского торгового флота, рабочих Бакинского порта и мастерских поручили нам передать британскому командованию, что единогласно требуют ухода английских войск из пределов нашей страны и согласны приступить к работе на следующих условиях... В первую очередь английские команды на всех судах должны быть заменены русскими. Сверх того мы требуем выплачивать командам полное жалованье и столовые деньги; принять на работу всех, кто уволен мусаватистскими властями; не запрещать собраний; гарантировать неприкосновенность профсоюза... Так, товарищи? — обратился он к делегатам.
Моряки подтвердили.
— Британскому командованию не принадлежат доки, гавани, флот на Каспийском море, — разъясняюще отчеканил коммодор.
— Хорошо, что мы своими ушами слышим это из ваших уст, мистер Браун, — подчеркнул Губанов. — Однако почему британское командование реквизировало каспийские суда, почему на них поднят английский флаг и служат английские моряки? И для чего же существует под вашим начальствованием «Великобританское управление водным транспортом Каспийского моря»? Всему Баку известно, что мусаватистское правительство не делает ни шагу без разрешения британского штаба.
На выручку Брауну поспешил капитан «Президента Крюгера»:
— Флот не загружен. Судовладельцы не в состоянии выплачивать полное жалование даже администрации.
В разговор вмешался Трусов:
— Через таких, как вы, господин капитан, и как штурман Шлун, хозяйских защитников, наши дети и сидят на сухой корке! А вы с голодухи не мрете, с прошлого года еще толще стали...
— За наш счет живут вместе с хозяевами, вот и усердствуют, — буркнул, словно отвечая Трусову, донкерман.
А Губанов, опередив капитана, уже открывшего рот, произнес то, что моментально и круто повернуло разговор:
— Возможности для постоянной загрузки флота есть. Надо возобновить рейсы на двенадцатифутовый рейд и установить товарообмен с Астраханью.
Браун выдернул трубку изо рта, категорически заявил:
— Не надейтесь. Пока британские войска занимают Баку, а наш друг Бичерахов поддерживает порядок в Дербенте и Порт-Петровске, ни одна капля нефти не будет доставлена большевикам.
— Время проверит, мистер Браун, а вот высказались вы до конца. По крайней мере все ясно. — Губанов поднялся. — И насчет нефти, и насчет бичераховских порядков. Люди знают, что за порядки в Дербенте и Порт-Петровске: казачьи нагайки и виселицы.
Два делегата — донкерман и Трусов — встали вслед за Губановым, но четвертый моряк помедлил, будто удерживаемый на месте металлическим голосом коммодора:
— Британское командование уполномочило меня серьезно предупредить вас, что не допустит продолжения провокационной забастовки, подрывающей нормальную деятельность флота и коммуникаций на Каспийском море!
— Вернее, единственной: коммуникации, — поправил Губанов. — Из Баку в Энзели. С бензином для британских войск в Месопотамии. Только она интересует...
Коммодор прервал его:
— Советую, господа делегаты, подумать до завтра и не слушать большевиков, подвергающих вас и ваши семьи риску не иметь куска хлеба.
Он в недоумении взял вдруг протянутый ему четвертым делегатом листок бумаги, повертел и вручил капитану:
— Прочтите, Александр Иванович.
Капитан и придвинувшийся к нему Шлун уткнулись в листок. Их торжествующие физиономии и тревога на лицах трех делегатов надоумили Брауна, что поступок четвертого делегата был неожиданным для всех.
— Прошение! — известил штурман.
— Прошение, — повторил капитан. — Господин Лукьяненко, — он кивком указал на четвертого делегата, — просит разрешить ему набрать артель из безработных моряков и приобрести на паях парусное судно или на первых порах зафрахтовать его. Мотивы: желание избавиться от безработицы, иметь кусок хлеба и не зависеть от забастовок.
Делегаты вроде оцепенело слушали. Браун с удовлетворением убедился в их растерянности.
— Эх, ты!.. — Трусов проглотил готовое вырваться резкое слово. — Забери назад, слышишь?! Прошение... Люди требуют, когда своих прав добиваются, а не просят милостыню, понял?..
Как бы пытаясь оправдаться, Лукьяненко воскликнул:
— Надоело зубы на полку класть, Миша!..
Багроволицый сосед Брауна проворчал что-то, услышанное лишь коммодором, и тот принялся допытываться у четвертого делегата, для каких надобностей будет куплено судно.
Лукьяненко обстоятельно растолковал.
Одному приобрести даже небольшое, вроде туркменской лодки, суденышко пудов на пятьсот — семьсот — не наскрести денег, а вскладчину, артелью, удастся. Возить думает из Баку всякий товар, но выгоднее всего — керосин в бидонах для розничной продажи на базарах в припортовых городах и местечках, в таких, например, как Ленкорань, Астара, Энзели. )
— Похоже, что на золотую жилу наткнулись, — одобрил капитан «Президента Крюгера». — Постараюсь помочь вам. Инициатива похвальная и полезная, хотя не по душе господину Губанову. Он ведь, как и все большевики с Лениным во главе, против частного предпринимательства.