Смысл слов отказывался доходить до сознания. Не игра? Но…
Нахмурившись, я заглянула Эйдану в лицо, пытаясь уловить признаки “шутки” на его лице. Ведь не может же он говорить серьёзно.
— Алиса, это правда. Ты наша единственная.
— Ч-что… когда вы… с чего вы это решили?
— Когда ты коснулась нас для проведения чистки, нырнула в наше с Тэроном пси-поле, процесс был запущен… Какое-то время мы с братом сопротивлялись новизне, не могли поверить и принять. Но ведь наши пси-поля… нестандартного типа. Редкий генетический рисунок. Много блокировок, выставленных ещё в раннем детстве. Вопрос национальной безопасности. Если бы не все это… мы бы учуяли тебя в первый твой день в Академии, а не когда ты прикоснулась к нашему пси напрямую, срывая многоуровневую защиту. Слабая девочка-псионик… походя разоружила нас. Это непросто было принять и оценить масштаб. Но это сути не меняет. Ты наша пара, и мы теперь тебя никуда не отпустим. Если ты согласна…
— Не отпустите… — заворожённо повторила я.
— Ты наша мианесса. И мы сделаем всё, чтобы ты была счастлива, — он сказал это так искренне, что у меня сжалось сердце, а потом заколотилось быстро-быстро, будто пыталось выскочить из груди.
Но ведь была статья в газете! Разве всё не из-за неё?! И мой омега-ген…
Руки Эйдана скользили вниз по моей спине, лаская кожу через тонкую ткань платья. И прежде чем я успела задать следующий вопрос, он накрыл мои губы жарким поцелуем, и все мысли вылетели из головы, будто испуганные бабочки.
Мы целовались на балконе под светом звёзд, что уже выступили в небе. И мне казалось, что я лечу… Что это сон!
— Мы не хотели спугнуть тебя, Алиса, — чуть отстранившись, шепнул Эйдан мне в губы. — И желали защитить. Если бы не та статья, мы… всё равно бы к этому пришли. Но делали бы всё постепенно… И мы обязательно всё наверстаем, малышка… Как только расправимся с нашими врагами. Если ты нас принимаешь в качестве мужей…
Каждое его слово отдавалось волнующим эхом в моей душе.
На этот раз уже я сама потянулась за поцелуем: это и был мой ответ. Я ответила Эйдану всей своей сутью. До анализа, до того как сумела облечь свой эмоциональный шквал в слова… Я обняла сильную шею Эйдана, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Наши языки сталкивались, моё тело горело. Я задыхалась от накатывающих эмоций.
...Мне всё мерещился где-то подвох.
Я будто боялась слишком сильно поверить в то, что может оказаться иллюзией.
— Ничего. Поверишь, когда официально станешь нашей женой. Ты ведь согласна, Алиса? — его голос был рычащий, не приемлющий отказа.
А хотелось ли мне отказываться?
Нет! Совсем нет! Сейчас мне хотелось счастливо смеяться оттого, что все мои страхи только что развеялись космической пылью. Я хотела сказать, что хочу Эйдана. Хочу их обоих. Хочу, чтобы наша сказка никогда не заканчивалась. Но прежде чем я успела что-то произнести, Эйдан вдруг замер. Его мышцы затвердели, будто налились металлом.
“Не бойся”, — передал он через пси.
— Что? — я едва успела прошептать, как он резко дёрнул меня вниз.
Что-то просвистело над головой. И бахнуло позади. Обернувшись, я увидела, как на пол падают осколки мраморного барельефа, что раньше украшал балкон…
“В нас стреляли”, — пронеслась в голове леденящая душу мысль.
Эйдан
Наша малышка была неотразима! Платье шиарийских тонов ей безумно шло. Настолько, что собственнический инстинкт недовольно ворчал, желая немедленно схватить нашу мианессу в охапку и спрятать от чужих глаз.
Но это был её день.
Хотелось, чтобы Алиса насладилась им сполна.
Чтобы и сама ощутила, насколько она красива. И как сильно ей подходит быть рядом с нами. В наших объятиях. И под нашей защитой.
Прогулявшись по секторам нео-бала, нам с братом пришлось оставить её одну.
Это не казалось проблемой. Алиса так уверенно держалась, так ярко улыбалась, что нам показалось — она расслабилась, и будет даже правильно дать ей немного свободы.
Из-за большого наплыва высоких лиц безопасность на нео-балу была на высшем уровне — ничего плохого не могло случиться. Тем более мы чутко прислушивались к состоянию нашей мианессы, даже если глаза были обращены в другую сторону.
…
Мы стояли в конце зала, где музыка и смех гостей звучали приглушённее. Виан Фистер, престарелый глава военного ведомства Союза, покачивал в пальцах хрустальный бокал с искрящимся напитком. Второй рукой он поглаживал набалдашник своей чёрной трости. Въедливый взгляд его тёмных глаз соскользнул с Тэрона и впился в меня. Типичный атлантианец.
С этой расой договориться было сложнее, чем с камнем. А уж Фистер — это собая история. Упрямый, как баран с Земли-два.
И хотя мы сохраняли видимость приличий, на самом деле уже давно ждали новостей о его отстранении. Желательно с позором. И даже кое-что делали в этом направлении… чтобы ускорить процесс.
— Вианы, — Фистер слегка наклонил седую голову. В его голосе явственно звучало высокомерие: — Вы продолжаете настаивать на том, что снова наложите на столь важную поправку — вето. Это... неразумно. Недальновидно.
Мой хвост за спиной раздражённо качнулся, но сдержал его, вытянул в прямую линию, чтобы соблюсти приличия. Здесь слишком много глаз. Но разговор уже начинал утомлять. Я взял со столика бокал, чтобы немного отвлечься.
— Неразумно? — Тэрон поднял бровь, голос его звучал холодно. — Вскрытие живых ядер — это не просто научный эксперимент, Фистер. Это нарушение границ, которые мы, шиарийцы, никогда не позволим переступить.
Фистер усмехнулся, его тонкие губы изогнулись в едва заметной улыбке.
— Границы? — он сделал паузу, словно давая нам время осознать всю нелепость этих слов. — Мы говорим о технологическом прорыве, который может изменить будущее всего Союза. Ваши "границы" — это лишь предрассудки, которые мешают прогрессу.
Ножка бокала хрустнула в моих пальцах. Случайно. Но кажется, никто не заметил.
— Вы хорошо сейчас подумали?! — голос Тэрона стал низким, почти рычащим. — Вы называете предрассудками нашу связь с ядрами? Они живые, Фистер. Они чувствуют. Может, чтобы вам стало яснее, для начала нам стоит препарировать ваши атлантианские трости?
Глаза Фистера опасно сузились.
— Не сравнивайте наксов и эти… светящиеся минералы! Вы говорите о них, как о разумных существах. Но где доказательства? Где их сознание? Их мысли? В чём их желания? Они просто сгустки энергии — не более!
Тэрона аж перекосило. Его хвост гневно рассёк воздух. Я понял, что пора вступить в разговор, если не хочу, чтобы брат прямо здесь придушил этого бюрократа.
— Вы и не должны понимать ядра, — сказал я. — Их природа иная. Они взаимодействуют с нами на уровне, который вы, никогда не поймёте. Просто потому, что вы относитесь к другой расе. В любом случае ни о каком глубоком изучении речи быть не может. Это не только наша позиция. Это позиция Шиаррии. Решение не изменится.
Фистер раздражённо ударил тростью об пол. Должно быть, в его начальственном кабинете подчинённые испуганно подпрыгивали от такого его проявления злости, но мы с братом его подчинёнными не были и только раздражённо щёлкнули хвостами.
Кажется, Фистера это взбесило.
— И всё же, — голос его стал ещё холоднее. Ещё высокомернее. — Союз не может позволить себе игнорировать такой ресурс. Ваша твердолобость! Ваше вето... оно становится проблемой.
— Проблемой? — Тэрон усмехнулся, но в его голосе не было ни капли веселья. — Вы считаете проблемой нашу защиту того, что для нас священно?
— Я считаю проблемой ваше упрямство, вианы Ректоры. Вы ставите свои убеждения выше интересов всего гуманоидного мира!
Я едва не закатил глаза. На самом деле этот разговор происходил уже сотый раз за последние пару лет.
Союз давно продвигал идею “углублённо изучить” живые ядра, которые наша раса использовала для выращивания особых крейсеров. По сути, такие как Фистер хотели разобрать ядра на части, как какой-то механизм. Потому что механизмом они их и считали. Или в лучшем случае — минералом с особыми свойствами. Но мы с братом знали, что ядра — это не просто "батарейки". Это живые существа. Симбиоты, каждый со своим характером, эмоциями, пусть порой и непонятными для гуманоидов.
В детстве одно такое ядро росло вместе с нами. Оно любило играть в пространственные лабиринты, создавая их своим светом. Оно не просто реагировало на наши эмоции — оно их чувствовало и разделяло.
Разрешить “изучить их” — как этот процесс деликатно называет Союз — это всё равно, что подписать живое существо на пытки.
И до чего докопаются учёные “Союза” — можно только гадать.
Высшее командование Шиарии тоже никогда не пойдёт на такое. И мы тоже. Союзу нельзя давать ещё больше власти в шиарийском космическом кластере. И уж тем более — позволять копаться в живых ядрах.
Как у Ректоров первой Академии — у нас было право вето на все подобные решения. Которое мы накладывали снова и снова, не позволяя безумной идее Союза воплотиться в жизнь.
Но судя по последним событиям — действовать Союз решил радикально. Сначала попытка сместить с должности через скандал. Потом — спровоцировав у мианессы включение омега-гена. Я был практически уверен, что всё это связано… И чем ближе очередная дата голосования за этот проект, тем жёстче становилось давление.
— Вы не оставляете мне выбора! — Фистер снова стукнул тростью, и его уже немолодое лицо исказила гримаса гнева. Тэрон ответил ему что-то рычащее, а я отвлёкся… потому что меня вдруг кольнула тревога.
Я бросил взгляд на диваны, где должна была сидеть Алиса. Но диваны были пусты. Но почти сразу я ощутил через пси-связь волну густых эмоций нашей мианессы.
“Алиса на балконе, — передал я брату по нашему закрытому каналу. — Пойду проверю”.
“Хорошо. Я пока угомоню этого псевдо-исследователя”, — ответил Тэрон.
Оставив брата разбираться с Фистером, я отдал официанту сломанный бокал и направился к балкону. И первое, что услышал, когда приблизился — это голос Миранды.