Ворча себе под нос, она подошла к двери и открыла ее.
На пороге стояли два бой-скаута и приветливо улыбались.
— Доброе утро, миссис, — поздоровался один из них. — Мы пришли, чтобы помочь вам сегодня.
Она молча уставилась на них.
— У кого-нибудь из вас есть младшие братья и сестры?
— Да, миссис, — ответил мальчик.
— И вы знаете, как обращаться с младенцами?
— Да, миссис, я знаю, как играть с ними.
— Подождите здесь, — попросила женщина и направилась к своему ребенку, благодаря Бога за то, что на свете существуют бой-скауты. Она взяла младенца на руки и подошла к двери.
«Может быть, теперь, — подумала она, — у меня будет хоть немного покоя…»
Глава шестнадцатая
Когда позвонил Тони и сообщил Барбаре страшное известие, она поначалу никак не могла в него поверить. Потом, переварив, в мыслях случившееся, свалилась в обморок. Придя в себя, Барбара проплакала целый час, а затем побежала к Кэрол. Но та находилась под присмотром врачей, и это продолжалось еще два дня. На третий день ее выписали домой, и женщины наконец встретились. Обнявшись они разрыдались.
И теперь Барбара ежедневно навещала Кэрол, надеясь, что своим присутствием хоть чуть-чуть развеет тоску подруги.
Как только Барбара узнала о происшедшей трагедии, она тут же закатила коляску в гараж и никогда больше не пользовалась ею. Теперь она повсюду носила своего малыша на руках. Одна знакомая предложила ей специальный рюкзак, чтобы носить ребенка на спине, но Барбара отмела и этот вариант.
Несколько раз Барбара изливала свою душу Харвею. Она рыдала в его объятиях, бормоча что-то невнятное.
— Это моя вина, — всхлипывала Барбара, — нельзя было соглашаться пить пиво; если бы я отказалась то, может быть…
Харвей пробовал успокоить жену, но она частенько видела своего ребенка во сне. Он спал в коляске, а та стремительно неслась вниз с холма. Барбара с криком просыпалась.
Харвей ничем не мог ей помочь. Последнее время он был постоянно чем-то озабочен и отдалился от жены.
Барбара Дин возненавидела Лондон.
В этот вечер за ужином они едва обменялись парой слов. Харвей угрюмо уставился в экран телевизора, а Барбара кормила младенца. Показывали какой-то вестерн. Его сменила очередная передача.
«Мир в фокусе», представляемый Кейт Рейнолдс…
Барбара задала себе вопрос, почему Харвею так не нравится эта женщина. Она находила ее довольно приятной. Конечно, несколько напориста, но такова уж ее профессия. А может быть, Харвей просто побаивается ее? Он инстинктивно бежал от агрессивных женщин, как от чумы.
— Добрый вечер, — поздоровалась Кейт, улыбаясь телезрителям. Харвей поднялся со стула, чтобы выключить телевизор.
— Сегодня, первая часть нашей передачи будет посвящена загадочному явлению, которое озадачило на этой неделе и полицию, и врачей.
Харвей потянулся к кнопке.
— …загадочная смерть младенцев мужского пола…
— Подожди! — воскликнула Барбара, устраиваясь в кресле. Харвей пожал плечами.
— …смерти при ряде обстоятельств, классифицируемых следователями как «несчастный случай».
— Харвей, сядь, мне не видно, — резко бросила Барбара, и Дин подчинился, взяв бокал с вином.
— В одном только Лондоне, — продолжала Кейт, — за последнюю неделю умерли семнадцать мальчиков, из Бирмингема нам сообщают о шести смертях, из Манчестера — о четырех, из Лидса — о двух и из Глазго — о восьми.
Барбара впилась взглядом в экран.
— Эти цифры далеко не так безобидны, как кажется на первый взгляд, ибо они означают подъем детской смертности по стране на пятнадцать процентов. Детали пока не выяснены и четкой картины происшедших трагедий не имеется. За исключением одного факта. — Кейт помедлила. — В каждом случае жертвой стал младенец мужского пола.
Барбара застыла, как изваяние, и вцепилась в сынишку. Дин повернулся к ней. Он хотел успокоить ее, заверить, что все хорошо, что он рядом и их ребенок в безопасности. Но слова застревали в горле. Он так ничего и не сказал и молча вернулся в кресло. Кейт тем временем представляла телезрителям сотрудниц министерства здравоохранения и социальной защиты.
— Скажите, пожалуйста, доктор Филмор, какое объяснение вы можете предложить на данный момент?
Чиновник заерзал на стуле и пожал плечами.
— Ну, конечно, еще слишком рано делать какие-то определенные заявления…
Кейт оборвала его:
— Но тем не менее вы признаете, что совершенно необъяснимый подъем смертности среди младенцев мужского пола?
— Да, конечно, тут наблюдается подъем, но ведь он наблюдается, например, и при эпидемии гриппа.
Камера вновь остановилась на Кейт, лицо которой выражало теперь явное презрение.
— Однако сейчас мы не ведем речь об эпидемии, — вскинулась она, — мы говорим о… — тут она принялась выбрасывать в счете пальцы, — об утопленниках, о пожарах в домах, автомобильных авариях, пищевых отравлениях. Во всех этих случаях гибли младенцы. — Кейт помолчала, размышляя над только что сказанным. Филмор тут же воспользовался паузой и обрушил на Кейт целый поток слов:
— Простите, если я скажу напрямик. Ваш панический репортаж — это как раз тот стиль представителей средств массовой информации, который не делает им чести. Должен заметить, что крайне безответственно преувеличивать факты, подтасовывая их, и таким образом устраивать очередную сенсацию. Самые бульварные газетчики подумали бы немножко перед тем, как напечатать подобный материал.
Камера снова застыла на журналистке, потерявшей дар речи и сидевшей с приоткрытым ртом.
Дин взглянул на жену. Она все еще прижимала к себе малыша, будто он мог рассыпаться на кусочки. «Филмор, конечно, молодчина, — подумал Дин, — именно поэтому они его и выбрали. Это было его лучшее выступление, однако, похоже, Барбару он вряд ли убедил». Дину оставалось надеяться, что Филмор убедил остальных.
— Что с тобой стряслось? — вопрос прозвучал обвиняюще.
— Извини, Боб, я просто не ожидала… — начала оправдываться Кейт.
— И позволила ему нести эту чушь…
— Да говорю же тебе, — выпалила Кейт, — это было абсолютно неожиданно. Мне и в голову не приходило, что беседа примет такой оборот.
— Довольно, Кейт, — взорвался коллега. — Надо было держаться с ним в том же тоне и не позволить этому негодяю натянуть тебе нос. — Репортер резко повернулся и вышел из комнаты, оставив Кейт наедине со своим огорчением.
— Ах ты, кембриджский зазнайка, — раздраженно пробормотала Кейт. Посмотреть бы на него там, в студии, под лучами юпитеров. Со стороны легко критиковать. Но, в общем, он, конечно же, прав. Настроение Кейт окончательно испортилось. Ей никоим образом нельзя было позволить Филмору припереть себя к стенке. Он просто захватил ее врасплох. И журналистка не смогла дать ему отпор. А ведь это более чем странно. На протяжении многих лет Кейт считалась мастером интервью, где преобладали наступление и натиск. Ее мишенями становились люди, у которых, как говорится, было рыльце в пуху.
А вот почему Филмор повел себя подобным образом? Чем больше Кейт ломала над этим голову, тем сильнее запутывалась в своих догадках. И она сочла за благо забежать в бар и опрокинуть стаканчик вина.
Вернувшись домой Кейт почувствовала раздражение. Обычно, возвращаясь, она забирала с собой на верхний этаж Питера, но сейчас было уже очень поздно, и он наверняка спал. Женщина припарковала машину и, поднявшись по ступенькам крыльца, принялась шарить в сумке в поисках ключей. При этом бубнила себе под нос, до чего же она никудышная мамаша.
— Миссис Рейнолдс…
Внезапно раздавшийся голос испугал журналистку. Она резко обернулась и увидела священника.
— Мне необходимо срочно поговорить с вами, миссис Рейнолдс…
Кейт удрученно вздохнула. «Нашел по телефонному справочнику», — подумала она. Пожалуй, она стала слишком известной. Все новые и новые незнакомцы прогуливаются у нее под окнами.
— …о вашей передаче. Об этих смертных случаях.
— Демонстрация протеста одного из недовольных телезрителей, — саркастически съязвила Кейт. — Как же все это надоедает.
— Наоборот, — возразил отец де Карло, — я поздравляю вас. Вы очень проницательны.
Кейт вставила ключ в замочную скважину.
— Ну и что дальше? — спросила она, наблюдая, как священник внимательно окинул взглядом окрестности.
— Нельзя ли мне поговорить с вами в доме?
Кейт отрицательно покачала головой.
— Извините, но…
— Меня зовут отец де Карло. Я священник.
— У меня был тяжелый день, святой отец, — устало произнесла женщина. — Может быть, вы позвоните моему секретарю на студию и договоритесь о встрече…
— Это дело чрезвычайной срочности, миссис Рейнолдс…
Кейт пристально посмотрела на священника. Он совсем не походил на человека, от которого можно ожидать неприятностей. К тому же он, видимо, был искренен. «Ладно, — решила про себя Кейт, — пусть этот человек выскажется и успокоится». Она толкнула дверь и пропустила священника.
— Только, пожалуйста, говорите потише, мой сын спит.
Кейт проводила священника в гостиную. Как обычно, там царил полный хаос: повсюду валялись справочники, книги и листы бумаги. Поначалу журналистка решила извиниться за этот беспорядок, но потом передумала. Черт с ним, в конце концов. Никого она не приглашала.
Кейт усадила священника в кресло, а сама сбросила пальто. Она хотела узнать о цели ночного визита, но священник вдруг уставился в потолок и заговорил:
— …Ирод послал их вперед, и они перебили в Вифлееме всех младенцев, родившихся в тот же день, что и Иисус, о чем царь выспросил у мудрецов.
С губ Кейт сорвался стон.
— Чего ради?..
Но отец де Карло приподнял руки, успокаивая женщину, и продолжал:
— Вы сообщили в своей передаче, что во всех этих смертных случаях прослеживается общая закономерность: жертвами оказались младенцы мужского пола.
Опустившись в кресло, Кейт согласно кивнула.
— Но есть и другая общая деталь, миссис Рейнолдс. Все мальчики родились между полуночью и шестью часами утра двадцать четвертого марта. И любой мальчик, явившийся на белый свет в это время, подвергается смертельной опасности, если с ним уже не покончено.