В глади зеркала я вижу отражение нашей страсти, неимоверного притяжения друг к другу — и она завораживает, притягивает взгляд, сводит с ума. Когда мы сливаемся, как сейчас: в полной гармонии и близости, я забываю обо всех проблемах, минусах и страхах, которые не дают мне покоя в моменты одиночества и ощущения неизвестности, порожденной недосказанностью, между нами.
— Ночью ты вряд ли отделаешься, — обещает муж.
— То есть сейчас ты все-таки отстанешь? — ликую я с долей разочарования.
— Только потому, что тебе действительно нужно на сцену, и я хочу, чтобы ты импонравилась. Я пригласил несколько человек — кастинг директоров, постановщиков и сценаристов Бродвея. Это твоя минута славы, детка, — поясняет Киан, и смысл его слов доходит до меня не сразу. Вместе с шоком, приходит жуткое волнение, которое невозможно из груди вытеснить. Дышать вдруг так тяжело становится, словно грудную клетку заковали в стальные латы.
— Что ты с-сделал?
— Ты слышала, — крепче обнимает меня Киан.
— Киан, я не хочу идти таким путем…я хотела бы, чтобы они сами меня заметили… — тут же начинаю противостоять я, пока в голове всплывают нехорошие мысли, что если меня и пригласят куда-либо дальше, то это только потому, что муж купил мне роль. А мне, как и любой творческой личности важно знать, что я в первую очередь создаю своим голосом то, что действительно цепляет сердца слушателей.
— Отставить возражения, — прерывает мои нечленораздельные слова, Киан. — Я просто пригласил их и все. Посмотреть на тебя, послушать. Успокойся. Если тебя я пригласят в какое-либо крупное шоу, то только потому что ты безумно талантлива, Мия, — мое сердце тает, когда Киан произносит эти слова.
— Неужели ты мне позволишь…? — неуверенно спрашиваю я, имея в виду жуткое чувство собственничества и вспыльчивость Киана. В постановке мюзикла возможно всякое — например, я буду играть в любовь на сцене с другим вокалистом, если того будет требовать сценарий. Или, у меня появятся какие-нибудь безумные фанаты, которые начнут меня преследовать и заваливать цветами, что мужу вряд ли понравится.
— Я стараюсь пока об этом не думать. Не хотелось бы видеть тебя в сильно романтической постановке, — напряженным тоном отзывается Киан. — С другой стороны, я в себе уверен, Мия. В тебе тоже. Знаю, что ты никогда не сможешь захотеть другого, — самоуверенно продолжает Киан Морте, и опуская ладони на мои бедра, вжимается вздыбленным пахом в мои ягодицы. Он такой твердый, что у меня голова начинает мгновенно кружиться и ноги немеют. — Ты моя девочка. Моя bella. Ничто этого не изменит. Хотя некоторые ограничения я все же обозначу, но чуть позже, Амелия.
— Какой ты у меня властный, мистер Морте, — мурлыкаю нежно, всецело соглашаясь с Кианом. Он прав. С тех пор, как я его увидела на том маскараде, я ни на одного мужчину не смотрела как на мужчину. Ни секунду, ни мгновение.
В конце концов Киан с неохотой отпускает меня на сцену. После очередного выступления с проникновенной песней о сложной и запретной любви, которую завершают бурные овации, я — совершенно счастливая и окрыленная переодеваюсь в гримерной без приключений и вторжения мужа, и покидаю театр в сопровождении Киана и охраны.
Немного волнуюсь, переживая из-за мнения, которое составили критики, сценаристы и постановщики Бродвея. Но на этом сегодняшние сюрпризы не заканчиваются, потому что мы с Кианом отправляемся на вечернюю прогулку. У нас у обоих есть одно любимое место в Нью-Йорке и это Brooklyn Bridge park, где мы долго сидим на траве и поедаем уличную еду, наслаждаясь теплом и прекрасным видом на Манхэттен и Бруклинский мост. Я почти не обращаю внимания на то, что недалеко от нас бдят суровые секьюрити, и уже не стесняюсь целоваться с мужем под прицелом взоров солдат семьи Морте.
Иногда мне кажется, что мы с Кианом можем поговорить обо всем на свете. Развить какие-нибудь удивительные темы, о том, как вообще появился этот мир, и насколько субъективно понятия черного и белого. Благодаря тому, что я читала много книг во времена своего заточения, мне есть какими мыслями поделиться с мужчиной, который старше меня на десять лет.
Куда сложнее обстоит с личными темами, например с прошлым моего мужа. С подробностями того, как проходило его детство в безумной семейке Морте, и как он стал тем, кем стал. Киан совершенно не хотел мне открываться, и даже про его бывшую жену я спросить не решалась. Это было первым неприятным нюансом и огромным барьером, между нами, который временами стирался под воздействием того, что нам было хорошо вместе и без всяких разговоров. Возможно, это все действие гормонов и химии любви, когда просто смотришь на объект своего обожания и не можешь критически мыслить и оценивать его, и даже не задумываешься насколько много общего у вас на самом деле.
Ведь я — творческая личность с медицинским образованием, а он — расчетливый мафиози, всю жизнь ведущий двойную игру.
Я хотела бы спасать людей, нести им счастье и вдохновение, а Киан — не один раз в жизни спускал курок и даже…убивал, лишал жизни.
Я стараюсь не думать об этом, закрываю глаза на чудовищную суть и сторону его личности, но иногда происходят такие моменты, когда все иллюзорное счастье, в которое мне хочется верить, распадается подобно карточному домику.
— Нам нужно домой. Или хотя бы в машину, — хрипло бросает Киан, когда его рука придерживает мою шею, а губы то нежно касаются моих, то прижимаются ко мне так, словно он хочет испить меня до дна.
— Обещай, что не съешь меня при водителе, — рвано хихикаю я, отвечая на его поцелуи и ощущаю острую, но сладкую боль внизу живота, трансформирующуюся в пульсирующую потребность в моем мужчине.
— Я не могу этого обещать. Спасибо за идею, детка, — ещё сильнее набрасывается на меня Киан, и все бы ничего, но танец наших губ, языков и рук прерывает телефонный звонок, на который Киан отвечает сразу, резко прервав нашу горячую прелюдию.
Закусываю губу, слегка обижаясь на мужа. Исподлобья поглядываю на него, прислушиваясь к его коротким и хлестким фразам:
— Что? Давай, говори. И это все? Хорошо. Да, я понял. Я сейчас буду, — передает неизвестному Киан. В моем сердце сразу нарастает тревога, особенно когда я наблюдаю, как Морте меняется на глазах. Любимые черты лица сковывает холодная, железная, безэмоциональная маска. Иногда мне кажется, что в Киане живут две личности и он без труда включает то одну, то другую. И вторая мне совершенно не нравится. Я не способна её принять, как ту, что люблю всем сердцем.
— Что случилось? — охваченное выбросом гормоном стресса, сердце, удваивает свой неумолимый бег.
— Ничего, что тебе нужно знать, — наспех касается носом моего носа, пытаясь успокоить меня. Однако, ласковое касание не исключает холода, что он источает сейчас, подобно открытому холодильнику. — Прости, малышка, но в машине ты поедешь без меня. Мне нужно по делам.
Закусываю губу, чтобы не закричать, не возмутиться. Проглатываю обиду и все свои страхи, стараясь не думать о самом плохом. Я прекрасно знаю, какую жизнь ведет Киан по ту сторону моих грех и иллюзий и каждый раз, когда нахожу этому подтверждение, мне становится насколько не по себе, что руки опустить хочется. И я никогда не понимаю, зачем он это делает. Почему не может найти способ обезопасить нас обоих, сделать так, чтобы мы навсегда сбежали от его безумной семьи. От жестокого клана, к которому теперь причастна и я. Клан, где новорожденных детей рассматривают как «новобранцев» преступного мира и новое «мясо», которое сможет служить дому. Мне страшно даже думать о том, что будет если я забеременею от Киана, и на внука заявит свои права никто иной, как Энтони Морте, который так любит читать и чтить законы омерты.
ГЛАВА 16
Киан
Я могу доверить свою малышку только в руки Риккардо Сандерса, с кем и отправляю Амелию домой, где он тщательно присмотрит за ней до моего возвращения.
Жаль, что Рика не будет сегодня со мной на решающем сборе Комиссии, где я поставлю некую точку в претензиях семей Ди Карло и Кинг в отношении того инцидента, что я выкрал у них то, что они так долго пытались себе присвоить. И не только приемную дочь и будущую жену в данном случае, а как они думают — огромный мешок с мировыми деньгами и «кольцо всевластия».
Как оказалось, это не совсем так. Точнее, все ещё сложнее, чем я предполагал. И Джеймс Эванс виртуозно позаботился о том, чтобы его детище — «цветок бессмертия» попал в исключительно добрые руки. Как я предполагаю, только в хрупкие ладошки Амелии. Но об этом позже.
Что касается предстоящей Комиссии…Доменик Ди Карло просто жалок в своих попытках выжить и удержать на плаву свою загнивающую империю, и его гнева я никогда не боялся: он банкрот, его богатство — иллюзия, которая держалась на кредитах семьи Кинг. Уже не представляю, как он поднимется с этого дна, и уверен, что ему останется пожинать плоды своей глупости и тихо кусать свои локти от чувства безысходности до конца своих дней.
Я мог бы убить его, отомстив за свою мать, прямо в разгар Комиссии, но не делаю этого только потому, что, хочу как можно дольше наслаждаться его сокрушительным падением. Уверен, смерть была бы для Доменика предпочтительнее, чем позор, нищета и пожизненный срок, который ждет его, когда откупаться от полиции и СМИ, знающих в лицо каждого скелета, которого он спрятал в шкафу, уже будет нечем.
Теперь, когда Мия в руках клана Морте, он ничего не может против нас сделать, не может её вернуть, как и свою надежду на спасение бизнеса и семьи.
Как? Вся семья знает о его проблемах, его союзники и последователи от него отворачиваются. Каждый день его дом, возведенный на лжи и крови, истлевает, разваливаясь с фундамента, загнивая с корней.
А я удовлетворенно, молчаливо и хладнокровно потираю ладони в стороне, наблюдая за падением того, кто виновен в гибели моей матери. Иногда вендетту не нужно вершить, она сама находит свою цель, словно кармический бумеранг, и медленно пожирает её изнутри, попав в «яблочко».