риманкой. Мы будем держать друг друга тем, что нам необходимо, пока не придем к договоренности.
— Какой ты дерзкий, Киан. Ты хоть понимаешь, кому ты дерзишь? — в этот момент, Морте подходит ко мне еще ближе. Мой желудок скручивает от отвращения, когда я просто нахожусь рядом с доном. К запаху аниса и жженого сахара, прибавляется запах лекарств.
Теперь ясно почему он так сильно активизировался и докопался до истины «цветка бессмертия» _— не думаю, что ему осталось жить больше недели. Хотя я вполне готов сократить этот срок до пары минут, черт возьми.
Морте прикасается к моему шраму на лице шершавым и сухим пальцем с почерневшим ногтем. Тому самому, который служит мне круглосуточным напоминанием о том, как моя жизнь разделилась на «до» и «после», и как из обычного фермерского мальчика я превратился в чудовище. Меня трясет, и терпеть его касания я не намерен. Сжимаю запястье Морте, пытаясь задавить его своим взглядом, пока он начинает с хрипом, толкать свой маразматический бред:
— Мне кажется, вы с сыном должны быть похожи во всем. Помнится, примерно же в этом возрасте ты получил первый удар судьбы, Киан, — не понимаю, к чему клонит этот ублюдок. Окончательно потеряв страх, дон проводит линию по моей скуле и шраму свободной рукой, оставленному касательной пулей. Отдает короткий приказ своим псам, охраняющим Антея по ту сторону прямого эфира, совершая контрольный выстрел в мое сердце.
— Приступайте. Быстро! А ты наслаждайся видом, папочка, — моя кровь превращается в лед, конечности тела немеют. Я ни чувствую собственного тела, оно сейчас где-то там, далеко…в неизвестном направлении, в далекой точке земного шара, где Антея держат на привязи.
Он еще совсем ребенок. Мой ребенок…
И я так скучаю.
Сердце готово разорваться от внезапной мысли, что я могу больше никогда его не увидеть.
Я стараюсь не поддаваться панике, но ярость обрушивается на меня извержением раскаленной лавы, когда я вижу, как один из солдат Морте в черной одежде и балаклаве проводит острием ножа по лицу моего сына, оставляя на скуле Антея кровавую полосу.
Перед взором алеет. Весь мир превращается в мишень для моей ярости, гнева, горечи. Все вокруг становится источником разрушения, мести и злости. Жажды защитить, броситься, пройти сквозь время и пространство, оказавшись рядом с сыном.
Ужас парализует меня, сковывает, но всего на мгновение.
Я не имею права сейчас бездействовать. И не имею права допустить, чтобы они причинили моему мальчику еще больше боли. Но кажется, когда я совершаю следующие действия, я не думаю вообще ни о чем, превращаясь в зверя, сорвавшегося с цепи.
— Только попробуй натворить глупостей, Киан. И будет ху… — не позволив этому смертнику пригрозить мне, завожу руку назад. Ладонь быстро находит бутылку с любимым виски Морте. И секунды не проходит, как я со всей дури разбиваю ее о голову дона на глазах у остальных членов клана, включая его верного консультанта Леона Гомеза.
Энтони падает сразу, его лицо превращается в кровавое мессиво. Он теряет сознание мгновенно и лишь направленные на меня пушки его верных псов останавливают меня от закрепительного удара второй бутылкой. Первый выстрел попадает как раз в нее, и если бы я успел до нее дотянуться, то скорее всего в моей ладони уже была бы дыра.
Вооружены из солдат, приближенных к Морте, далеко не все. Только двое. Это облегчает мне задачу. Отреагировав на опасность и последствия своего гнева, я быстро ныряю к полу, и сделав кувырок, оказываюсь за рабочим столом Энтони. Открываю второй ящик, слегка дрожащей рукой находя там револьвер.
Следующие две минуты весь кабинет умирающего дона наполняется выстрелами, вскриками, руганью. Полнейший хаос под аккомпанемент бьющегося стекла, бутылок и антиквариата, которым так любил себя окружать дон Морте.
Наконец, выстрел со стороны солдат, готовых защищать честь дона, прекращаются. Поднимаю голову с осторожностью, высовываясь из своего убежища.
Мой взгляд тут же падает на экран — туда, где на самом деле сейчас так отчаянно и оголтело бьется мое сердце. Странным кажется то, что солдаты в черном больше не предпринимают никаких действий, и не трогают моего сына. Это, конечно, чертовски слабое утешение, особенно когда видишь, как кровь с лица Антея неумолимо капает на его белую футболку…мне хочется кричать его имя, оказаться с ним рядом. Пообещать, что подобное никогда не повторится…но пока я могу лишь задыхаться от отчаянья, и пытаться понять, как мне выйти из положения, в котором я оказался.
Черт возьми, еще Мия…она там, в отдельном домике. Под присмотром Риккардо, который мог сделать все что угодно, если он гнусный предатель.
Мия
Каждый раз, когда приходится засыпать одной, я не нахожусь себе места в кровати. Мысли хаотично летают в распухающей от жутких предположений, страхов, опасений в голове.
Не в силах уснуть, я с тоской приоткрываю веки и чувствую, как горько становится от одного вида идеально ровной простыни рядом со мной. Вытягиваю ладонь, я прикасаюсь к прохладной постели, ощущая как острое копье одиночества, ментально пронзает грудную клетку.
Обычно, моя ладонь попадает на горячую грудь Киана, или на его каменный пресс. Сразу чувствую себя в тепле и безопасности, наслаждаясь этими чувством. А сегодня…одна из тех кошмарных ночей, когда его нет рядом.
Ночей, когда я не могу не думать и не представлять в красках, чем он может быть занят…
Волоски на руках встают дыбом, когда неприятные картинки то и дело возникают в голове.
Я живу в доме Киана, и фактически никак не контактирую с остальными членами семьи Морте. Исключением было несколько праздничных и семейных ужинов, во время которых я старалась ни на кого не смотреть, ни с кем не общаться и держаться ближе к Киану.
Мне даже не нравится смотреть в окно и выходить на террасу с которой открывается вид на главный особняк Морте. Сразу вспоминаю, кто мой муж на самом деле, и не могу поверить, что оказалась окольцована таким человеком. Более того — я в него влюблена. Я люблю Киана Морте. И не знаю, как оправдать себя за это…
Чувство тревоги вдруг усиливается. Мне кажется, будто я слышу какой-то шум со стороны главного особняка. Вздрагиваю всем телом, когда на мгновение кажется, что на стене показались очертания мужской тени.
— Киан? — тут же взволнованно выдыхаю я в пространство. Сажусь на постели, ощущая, что сердце начинает принимать ребра за боксерскую грушу. Успокаивает только то, что в доме Киана сейчас находятся собаки, которых Риккардо заводит домой, каждый раз, когда муж не приходит домой к полуночи. Если бы кто-то пробрался в прочно запертый дом, они бы тут же унюхали чужака и оповестили бы меня о вторжении. Да и сам Рик, как сказал мне Киан, в моменты его отсутствия, находится рядом и приглядывает за мной.
Он говорит, что Рик — единственный, кому он может доверять, а значит и я могу доверять.
И вновь навязчивый, параноидальный шорох почудился в кромешной тьме, едва освещенной яркой луной.
У меня, наверное, просто паранойя. Стремительно перерастающая в парализующую паническую атаку. Я хочу потянуться к ночнику и включить свет, но не могу сделать даже этого. Все тело леденеет от необъяснимого страха, охватывающего каждый дюйм моего тела, каждую фибру души.
— Киан, это ты? Не пугай меня так… — дрожащим голосом умоляю я, замечая на пороге спальни очертания мужской фигуры, которая по росту и телосложению напоминает мне мужа. Но не хватает одного компонента, который сразу же лишил бы меня кошмарных тревог и опасений: аромата его тела и парфюма.
Я тянусь к ночнику, параллельно соскакивая с постели, сразу чувствуя опасность. Я не знаю, каким образом, но нападающий оказывается рядом в мгновение ока, и вот уже его руки, будто стальные тросы жестко опоясывают мою грудь.
Теперь я уверена, что это не Киан. Паника лишает кислорода и опустошает легкие, а горло пронзает истошный крик, который он тут же затыкает рукой.
— Заткнись, дешевая puttana, иначе тебе крышка.
ГЛАВА 18
Грудь поднимается и опадает в рваном ритме, мое дыхание напоминает болезненную отдышку. Я с ужасом наблюдаю за тем, как прямой эфир с Антеем в одночасье прекращает свое вещание. Неизвестный по ту сторону экрана, просто отключился, и оставил меня подыхать от неизвестности.
Но подыхать времени нет. Инстинкт защитника включается во мне автоматически, и направлен он не только на мое продолжение, но и на мою женщину.
Я не нахожу иного варианта как собраться с духом и действовать, пока все окончательно не полетело к черту. Если я покажу всем присутствующим хотя бы грамм слабости своего духа — меня пристрелят, как только я выйду за порог кабинета Морте, и тогда уже некому будет спасать ни Мию, ни Антея.
Есть и другой вариант. Если члены семьи увидят во мне силу и уверенность, они прогнуться под обстоятельства и примут меня, как своего нового дона.
Перестрелка в кабинете Морте заканчивается тем, что я попадаю в нескольких солдат, членов самого приближенного отряда к умирающему дону. Те двое, что начали стрелять — мертвы. В глазах оставшихся отражены все оттенки ужаса и растерянности. Они оцепенели, словно марионетки, которые потеряли подвижность без своего кукловода, что купается сейчас в собственной крови и любимом виски и к их сожалению, не может дергать за ниточки.
Щелкнув спусковым крючком, я подставляю ствол к виску Леона Гомез, что все это время прячется за широким креслом, расположенным в двух метрах от рабочего стола дона.
— Умоляю, Киан…не надо. Я буду на твоей стороне. До последнего. Клянусь, — сжавшись в позу испуганного хорька, умоляет Леон, аккуратно складывая дрожащие руки вместе.
— Заткнись, — обрываю его я. — Поклянись жизнью своей жены, — угрожающим тоном требую, ощущая, как разрушительная и дьявольская тьма полностью поглощает мой дух, сердце и тело. Во мне ничего нет сейчас кроме ярости, ненависти, злобы. — Поклянись! — рычу я, ударяя стволом по лбу Леона.