в в других вещах. И можешь принести этому миру свет, а не разрушение, — едва ли не плача, умоляю я, действительно вкладывая чувства и искренность в каждое слово.
Взгляд Киана, к моему сожалению остается довольно отчужденным. Будто он даже не рассматривает для себя варианты побега и ухода из этого проклятого клана.
— Мия, давай не будем дальше развивать этот разговор. На данный момент он ни к чему не приведет. Побег невозможен. Это мое последнее слово. Принимай своего мужа таким, какой он есть, иначе придется не сладко, — с легкой угрозой произносит он, закусывая мою нижнюю губу.
— Почему, почему мы не можем сбежать? — снова умоляю я, с отчаянием прижимаясь лбом к его лбу.
— Мы сбежим прямо сейчас, — усмехается, удивляя меня Киан. — Одевайся и собирайся. Надень что-нибудь удобное. Я приготовил для тебя сюрприз. Мы выезжаем через тридцать минут.
Я отвечаю ему вопросительным взором, но в ответ Морте лишь ударяет ладонью по моей ягодице, чтобы и не думала спорить и что-либо расспрашивать. Спрыгиваю со стола и демонстративно виляя бедрами, направляюсь в спальню. Быстро переодеваюсь в уютный костюм из укороченной толстовки и спортивных джоггеров. Киан настаивает на том, чтобы я взяла все самое необходимое из личных вещей, и мое воображение рисует то, что мы поедем куда-то в тихое место. На природу, к океану или в лес?
В место, где я наконец не буду наблюдать за постоянно измеряющими своими шагами всю территорию семьи Морте, солдатами в идеально классических смокингах, под которыми каждый из них прячет огнестрельное оружие. Идеально.
Пока мы едем, я подпеваю любимым песням на радио, а Киан молчит, словно взятый в плен. Наконец, я тоже замолкаю, погружаясь в свои мысли…мой взгляд падает на песочные часы, которые подарил отец. Черный песок внутри стекла поблескивает на ярком солнце, постоянно акцентируя внимание на важном аксессуаре. Я оформила их в браслет и часто кручу их на запястье, когда нервничаю. И вдруг я замечаю в них то, что не замечала прежде. Нечто странное.
Даже не знаю, почему увидела это только сейчас. Должно быть, большую часть времени, эта сторона часов была скрыта песком. Но в этот миг, я совершенно точно уверена, что вижу крошечные цифры, высеченные на внутренней стороне стекла. Их тяжело разглядеть, но вполне возможно. Удивительно. Что же это может быть? Возможно, просто номер произведенной партии или что-то вроде того?
Моя ладонь автоматически тянется к сумочке, из которой я достаю шкатулку. Прямо при Киане, чего никогда не делала раньше. Начинаю медленно и внимательно изучать ее, словно впервые, и к удивлению, понимаю, что все внимание Киана тоже сейчас обращено на подаренную родителями, реликвию:
— Что это, Мия? — мне кажется, что его голос вибрирует от напряжения. Словно я достала не обычную шкатулку и своего детства, а сокровище наций.
— Шкатулка, которую подарили мне родители, — покручиваю ее в руках, любуюсь тем, как темные камни блестят на солнце, подобно черному песку в часах. Перевожу взгляд на резко замолчавшего Киана. Странно, но мне, кажется, будто он немного нервничает и выдает его судорожно поднимающийся и опускающийся кадык и желваки, красиво подчеркивающие линию его квадратной челюсти.
Можно вечно смотреть на огонь, воду и на сосредоточенного Киана Морте.
— А что внутри? — наконец, спрашивает муж.
— Я не знаю… — заостряю внимание на небольшом замке. — Киан! — вскрикиваю я, охваченная внезапно нахлынувшим озарением. — У меня был ключ! Ключ от этой шкатулки…я вспомнила. Как надела его на шею, незадолго до аварии. Когда ты показал мне фотографию из интерната, мне показалось, что на ней чего-то не хватает…ключа, — с восторженным придыханием тараторю я.
— Должно быть я потеряла его в период, когда у меня была амнезия, — разочарованно добавляю я, закусив губу от досады.
— Ты бы хотела её открыть? — не особо интересующимся тоном отзывается Киан.
— Конечно. Это все равно, что получить «привет» от самых близких людей, с которыми уже нет возможности поговорить…ты понимаешь, о чем я? Ты скучаешь по маме? Расскажи о ней. Твоего отца мне, правда, сложно принять…
— Мия, я считал своими родителями других людей до девяти лет. Энтони — мой биологический отец, но он мне не «папа». Если ты понимаешь, о чем я.
Смотрю на Киана другими глазами, замечая, как вены на его руках предупредительно вздуваются. Мужу определённо не нравится эта тема, но раньше он никогда ее не касался.
— Что с ними случилось? — решаюсь задать вопрос я.
— Убили, — сухо отрезает муж. Сердце болезненно сжимается, словно я чувствую его невыраженную боль, подавленную глубоко внутри.
— Ты можешь мне все рассказать…все на свете, Киан, — накрываю его бедро ладонью.
— Нет, Мия. Не стану. Не хочу. Все это было в другой жизни, — четко обозначает свою позицию он.
Усилием воли заставляю себя замолчать. Знаю, что когда Киан будет готов, он полностью мне откроется. Я уснула в машине, так и оставив свою ладонь на его бедре.
Когда просыпаюсь и оглядываюсь по сторонам, странное чувство щекочет душу: словно я уже видела эти одинаковые домики, красиво выстроенные в ряд. Городок, что напоминает мне компьютерную графику игры Sims. Типичная «одноэтажная Америка» среднего класса: похожие друг на друга дома, яркого зеленого света лужайки, тихий и спальный район с изредка проезжающими желтыми школьными автобусами.
Когда мы резко останавливаемся, я наконец совершенно четко и ясно понимаю, куда меня привез муж. В пригород Бостона.
Киан открывает мне дверь, и я выхожу из машины, сразу замирая на месте. Мои кроссовки, будто пригвоздили к асфальту. Ноги наливаются неподъёмной тяжестью.
Стою, словно громом пораженная, глядя на опечатанный надписями и табличками «охраняется», дом.
Дом моего детства. Дом моих родителей. Дом…в котором маленькая Мия была когда-то так счастлива и преисполнена мечтами. Дом, в котором я в последний раз видела маму и папу. Мы собрались все вместе за обеденным столом…и папа тогда был очень недоволен тем, что я скрупулёзно выковыриваю листья шпината из салата, и прочитал мне лекцию о том, что витамины, содержащиеся в зелени и овощах очень полезны для подрастающего организма.
Во всем, что касалось здоровья, папа был мнительным занудой, и его можно было понять. Он слишком боялся за маму, и как следствие — за меня.
Картинка прошлого растворяется в мыслях…
Глаза жжет так, словно кто-то залил мне в них кислоту, не жалея. В носу свербит, чешется…и вот я уже во всю хлюпаю носом, как полная дурочка. Плечи мелко подрагивают, я с трудом стою на ногах и не знаю, как справиться с многообразием чувств, поднявшимися из грудной клетки к самому горлу.
— Здесь никто не жил все это время. Твой отец позаботился о том, чтобы в случае несчастного случая, этот дом хранился бы для тебя. До твоего решения, что ты хочешь с ним сделать, птичка, — замечая мое состояние на грани истерики, Киан обнимает меня за плечи, прижимая к широкой груди. Утыкаюсь в его футболку, оставляя на ней мокрый след.
— Это невероятно, Киан! Я даже не предполагала…думала, дом давно отчужден. И в нем живут другие люди. Я не верю, что я здесь…мы, — тяжело дыша от счастья, шепчу я.
Отрываясь от мужа, я бегу к дому, где провела четырнадцать лет жизни. Счастливых и беззаботных лет.
Спустя десять минут я до сих пор кружу по нему. На кухне пальцы скользят по любимой кружке отца, в гостиной — я заворачиваюсь в мамин плед, в который мы любили залезать вместе с какао и печеньем, до тошноты просматривая семейные комедии. Я бесконечно долго разглядываю зону наших семейных фотографий, расположенных вдоль лестницы. Не нахожу слов, снова и снова заглядывая в родные лица. Они остались для меня вечно молодыми, влюбленными…и живыми.
Наконец, добираюсь до их спальни и опускаюсь на стул перед маминым туалетным столиком. Она часто смотрела в свое отражение, зажигала свечи, и писала в своем дневнике. Иногда, она садилась на стуле в позе «лотоса» и долго сидела с закрытыми глазами, пока ее губы что-то беззвучно шептали.
— Что ты делаешь, мамочка? — отвлекала ее я.
— Волшебничаю, дорогая. Очищаю разум и сердце, — подмигивала она мне. — Физическое здоровье начинается со здоровья души.
На самом деле, мои родители были участниками такого движения, как «тотальный минимализм» и у каждого из них в пользовании находилось лишь сто вещей, которые они применяли изо дня в день. Поэтому в доме нет лишнего хлама и все сохранилось в таком состоянии, словно время здесь остановилось.
На удивление — в доме даже пыли нет и пахнет цитрусовой свежестью.
Здесь явно прибирались, как минимум раз в месяц.
В конце концов, я спускаюсь в коридор, где Киан внимательно разглядывает наши семейные фотографии. Запрыгиваю на него, обвивая локтями шею. Хочется буквально задушить его в своих руках, передать ему всю мою благодарность и любовь, что испытываю сейчас к мужу. Из головы напрочь выветриваются последние сомнения. Я снова не способна осуждать его, за тот выбор, который он делает каждый день.
Снова не способна бояться. Наверное, только потому что по отношению ко мне, он никогда не представал в амплуа жестокого и кровожадного мафиози. Эта сторона его личности закрыта для меня, я видела её воочию лишь урывками.
Как можно бояться своего личного волшебника, который заботиться о тебе и исполняет все твои желания? Такого можно только зацеловать до смерти. Сначала Киан подарил мне свободу в рамках принадлежности к мафиозной семье, потом устроил прослушивание у Бродвейских экспертов, и наконец — вернул меня домой. Домой, где я могу попрощаться со своими родителями…и хотя, я то и дело вспоминаю слова Троя Кларка о том, что они возможно, живы, я все больше понимаю теперь, что он заявил это для того, чтобы привлечь мое внимание. Чтобы я поверила ему и согласилась тогда на его план.
Я слишком хорошо знаю своего папу. Будь он жив, он бы давно нашел меня. Тем более, со своими возможностями, которые у него были.