Господи, о чем он?
— В спокойствии наблюдать за всем сущим и видеть в каждом насекомом Божественное проявление реальности и свое отражение — ключ к управлению над своими эмоциями и разумом. Над своим телом. Ничто не способно убить его, пока ты этого сама не захочешь, — теперь Дэниел действительно меня пугает. Его голос автоматический и одновременно плавающий, гибкий, вводящий в транс.
Я чувствую, что лихорадка слегка отступает, наблюдая за ползающим в прозрачной стеклянной коробке скорпионом.
— Мой папа говорил это маме, когда она плакала, задыхаясь от бессилия в борьбе со своей болезнью…
— Твой отец знает толк в жизни, Мия. Как думаешь свойства «цветка бессмертия» — реальны или это эффект плацебо? И если ответ «не реальны» — то какие шансы, что ты встретишь завтрашний рассвет?
Мое сердце болезненно сжимается от слов Дэниела. Я не понимаю, зачем он так надо мной издевается.
— Все будет хорошо, Мия. Может быть, ты умрешь сегодня. Но ты увидишь Киана Морте перед смертью. Я выиграю для тебя время, — Дэниел снимает с меня наручники.
Не спеша встает.
С хладнокровием робота достает из внутреннего кармана пиджака шприц и вкалывает его в шею задремавшему Доменику Ди Карло, чем вызывает во мне удивленный вскрик.
Подмигнув мне, Дэниел надевает наручники на Доменика.
В этот миг, я думаю, что возможно я окончательно тронулась умом от жара. Возможно то, что я увидела — мне привиделось. Это мираж, иллюзия надежды на спасение.
Образ салона самолета, Дэниела, Доменика и связанного Троя Кларка расплывается перед моим взором. Ледяные щупальца чего-то холодного обхватывают мое сердце изнутри. Кажется, словно все хорошие воспоминания и мои мечты рассеиваются в миг, погибают в небытие…именно так ощущается «поцелуй смерти», и я закрываю глаза, чтобы больше не видеть существ, внешне напоминающих мне дементоров, снующих по периметру всего самолета.
ГЛАВА 27
Киан
На пути из аэропорта в больницу, где находится Антей, я чуть было не сломал себе все пальцы. Плохая привычка заламывать их, сдерживая иные проявления эмоций глубоко внутри. Вдобавок, я вырвал на голове несколько тысяч волос, а те, что остались, скорее всего поседели.
Плевать.
Весь мир трансформировался в черно-белый калейдоскоп, погрузился в хаос.
Саундтреком к моей жизни стал оглушительный пульс биения собственного сердца.
Кроме него, я мало что слышал.
А когда увидел своего сына, спустя несколько лет разлуки, в ненавистной реанимации, я думал, что оно разорвется прямо в груди. Обольет нутро кровью.
Процесс переливания крови происходил для меня, словно в замедленной съемке и одновременно — ускоренной перемотке. Все окружающие меня люди раздваивались, будто я только что съел порцию галлюциногенных грибов. Вопросы врачей и мои невразумительные ответы стали набором букв.
Раздражающая суета, нарастающая тревожность.
Запах спирта, от которого сводит желудок.
Жалящая игла, пронзающая кожу.
Сначала у меня взяли кровь, чтобы убедиться, что она подойдет Антею и в ее качестве.
Черт возьми, на все это тратились драгоценные секунды времени, которые могли стать решающими и роковыми.
Секунды, которые отдаляют меня от спасения второго, не менее важного для меня человека — Мии.
После того, как все необходимые манипуляции были проделаны в мутном состоянии сознания, я пришел в себя уже в палате сына. Не знаю, сколько прошло времени после всего процесса, но его перевели в обычную комнату. Думаю, несколько часов. Чертовски много часов…а до Джакарты лететь еще два.
Прислушиваясь к едва слышному писку аппарата, отмеряющему ровные удары сердца Антея, беру его за руку. По всему телу разливается теплая волна, наполняющая меня силами. Мое продолжение, часть меня. В ужасных обстоятельствах, отбалансировав на грани жизни и смерти…но мы вместе.
— Тей, — зову я.
У него довольно большая ладонь для мальчишки, которому скоро стукнет одиннадцать. Или быть может, мне так кажется, потому что «еще вчера» я мог поднять его на руки, закружить на пляже, а его ладонь была ровно в четыре раза меньше моей.
— Антей, — его имя снова срывается с губ. Наконец, я могу более-менее адекватно осознать эту реальность и в деталях разглядеть то, что вижу.
Пока нет времени разбираться и наказывать виноватых. Антея доставили в больницу с травмами после так называемой аварии. Это официальная версия. Врачи говорили что-то о том, что один из осколков разбившегося лобового стекла попал Тею прямо в переднюю часть бедра. Глубоко. Очень глубоко. Из-за силы удара последствия подобного могли бы быть необратимыми. Я даже думать не хочу о самом страшном.
Ведь никакой аварии не было.
Его порезали. И скорее всего каким-то острым предметом, который пронзает человеческую плоть, с легкостью ножа, разрезающего тающее сливочное масло.
Убийство Антея не входило в планы людей Доменика или Стефана, с которыми он вступил во временный взаимовыгодный союз. Им нужна была лишь серьезная рана, потребующая переливания крови. Если бы они планировали его смерть, резали бы не бедро, а живот, грудь. Всадили бы осколок в поясницу, спину…там, где проходят самые уязвимые нервныеокончания.
По телу проходит дрожь.
Их план состоял в том, чтобы я оказался между молотом и наковальней.
Я не знаю, с чем это связано. Может, не было времени, все продумать. Возможно, они пожалели ребенка. Хотя с трудом верится, что ублюдок Ди Карло проникся сочувствием к своему внуку.
Но даже, несмотря на относительно «удачное» ранение, Тей все равно мог погибнуть. От острой кровопотери или еще хуже — заражения крови и организма через рану. Мы в Азии. Здесь, на сумасшедшей жаре, любая рана на открытом воздухе превращается в рай для размножения вирусов и бактерий.
— Прости меня. Я так люблю тебя, сын, — беззвучное рыдание сотрясает тело, грудную клетку, все мое существо. Я сильнее сжимаю его ладонь, замечая, что веки Антея подрагивают. — Я все сделаю, чтобы загладить свою вину перед тобой. За все годы. Только поправься, — мои губы касаются костяшек его пальцев. Довольно холодных, и таких…обездвиженных. Ему нужно восстанавливаться. Пройдет немного времени, и он откроет глаза и улыбнется мне.
Хочу быть рядом в этот момент.
Мне больно смотреть на огромные синяки под его глазами, на бледные губы в трещинках. И учитывая, что у Тея с рождения кожа бронзового оттенка, как у меня, он довольно бледный.
Антей неподвижно лежит в кровати, и я знаю, что под простыней, его нога перемотана специальными жгутами и повязками.
Несмотря на это, невероятно прекрасно и радостно наблюдать за тем, как поднимается и опускается его грудная клетка. В эту минуту, я не могу не вспомнить, как качал его на своих руках, хоть и очень редко.
Я часто отсутствовал…и Ванесса куда чаще укладывала его спать. И все же, я урывками помню эти особенные моменты.
Я держал его на руках, не представляя, как можно быть таким маленьким. Как этот крошечный организм, который лишь по голосу отличает меня от Ванессы, может занимать так много место внутри?
И когда впервые Тей спал на руках: он также размеренно дышал, только еще тихо сопел и пускал слюни. А теперь…он вырос настоящим мужчиной. Я много не видел, столько всего упустил. Потерял уйму времени с ним. Так вышло. Если честно, я не знаю, сколько бы еще лет мы провели в разлуке, если бы не встреча с Мией, если бы не вся эта адская пляска вокруг «цветка»…
Я пропустил важные этапы его взросления, но теперь, когда мы снова вместе…я больше никогда с ним не расстанусь.
Ни за что. Только моя смерть разлучит нас.
Наверное, я готов просидеть вот так возле Антея вечно. Я забываю о времени, постоянно отслеживая его пульс и давление.
— Его жизни больше ничего не угрожает, — вдруг выводит меня из забытья голос Рика. Я ощущаю твердую ладонь Риккардо на своем плече.
— Жизненно важные органы не задеты, рана прочно зашита. Кровоток восстановлен. Хотя жизнь определенно наделила его более серьезным шрамом, чем тебя, в таком же юном возрасте, — подметил Рик, имея в виду след на моем лице, оставленный касательной пулей.
— Да уж. Он пошел по моим стопам, — грея его ладони в своих, прошептал я. — Черт возьми. Ему так досталось. Из-за меня. Все эти годы… — мое сердце сжимается до ломоты в груди.
— Ты ничего не мог сделать. Ты шел к вашей встрече. Медленно, но верно и последовательно. Ты же знаешь, что жизнь Антея была в руках Энтони до недавнего времени. И если бы все не сложилось так, как сложилось сейчас — в четырнадцать он бы начал лепить из него нового члена клана, Киан. Даже не сомневайся. А сейчас…сейчас он, возможно, будет свободен от этого. Как и ты. Слышишь, брат? Хватит себя винить. Ты никогда бы не воссоединился с ним «легко и просто», Киан. А теперь послушай меня, — Рик обходит кровать Тея и встает по другую сторону от неё, чтобы заглянуть мне в глаза. — Пульс Антея ровный. Состояние стабильное. С ним все будет хорошо, — я понимаю на что намекает Рик.
Пытается меня вразумить.
Но у меня слово ноги прилипли к полу этой палаты.
Я не в силах покинуть сына, пока не увижу его бодрым и подвижным…
Кажется, что если уйду, покину его сейчас — что-нибудь снова случится. Или я снова его потеряю.
Мия…Мия…Мия…
Я так люблю её.
И она нуждается во мне. Сейчас.
Если еще не поздно…
— Я не знаю, что мне делать. Я не могу его оставить, — признаюсь я.
И Мию тоже не могу.
Черт возьми.
— Я понимаю, Киан. Но ты можешь еще спасти Мию. С ним все будет хорошо. Ты полетишь в Индонезию прямо сейчас, доверив Антея мне. Я отдам за него жизнь. Клянусь.
— Я не могу. Я уже однажды тебе доверял, как себе. Это плохо кончилось, — качаю головой, ощущая вину за то, что между сыном и Мией мне пришлось выбирать, и я выбрал…