Волкошин совершал обычную утреннюю прогулку, когда до него донесся отдаленный рев.
В первый момент он не поверил своему слуху, сочтя басовитый вой игрой уставшего от одиночества воображения, но, когда звук повторился, да еще столь явственно, что от его вибраций задрожали кроны деревьев, роняя на землю хвою и мелкие веточки, Вячеслав Андреевич понял: случилось нечто выходящее из ряда вон. Он настолько привык к глухой тишине лесного массива, что острое предчувствие беды мгновенно захлестнуло его разум.
Волкошин сильно постарел за прошедшие годы, даже неторопливые пешие прогулки в последнее время давались ему с трудом, но сейчас он, не оглядываясь, бегом бросился назад, к входу в подземные уровни базы, благо это было недалеко, всего в полукилометре от того места, где его настиг внезапно накатившийся из поднебесья рокот.
Тот факт, что Вячеслав Андреевич не был осведомлен о попытках связи с планетой, которые предпринимал командир «Неустрашимого» перед высадкой десантных подразделений, объяснялся просто: все приемопередающие устройства находились в ведении кибернетических систем, а он на протяжении двух с лишним лет, по сути, являлся узником огромного кибернетического комплекса, истинных размеров и боевой мощи которого он попросту не знал. Кем являлся Волкошин в понимании кибернетических систем базы «Омикрон»? Не более чем крупицей сущего, со строго определенными правами доступа, разрешающими ему свободу передвижения в пределах комплекса биологических лабораторий, не более.
Он не принимал никаких кардинальных решений, не мог влиять на автономный кибернетический мир или получать от него какую-либо информацию. Волкошин сосуществовал с машинами, пребывая в полном неведении относительно исхода войны, но его осознанный конформизм имел в своей основе благую цель. Чувствуя, что дряхлеет, Вячеслав Андреевич был одержим только одной целью: во что бы то ни стало довести до логического завершения процесс взросления своих питомцев. Его уже не интересовал ни внешний мир, ни исход войны — неизбывно хотелось лишь одного: увидеть, как из камер биологической реконструкции восстанут потомки тех людей, кто отдавал свой генетический материал в банк генофонда Земли более четырехсот лет назад, накануне массового исхода колониальных транспортов.
Он свято верил, что этим подросткам достанется светлая судьба, что они сумеют продолжить начатое им дело и мирно овладеют безупречно терраформированной планетой.
Для этого было необходимо соблюсти одно непременное условие: не тревожить до времени дремлющий электронный мир…
…Через десять минут, задыхаясь от быстрого бега, он оказался подле поросшего дерном холма, в склоне которого располагался неприметный вход, охраняемый двумя тщательно замаскированными лазерными установками.
Обычно тут было тихо и пусто, но сейчас взгляду Волкошина открылась совершенно иная картина: склоны холма разверзлись, словно прямоугольные пласты дерна подняла вверх и отнесла в сторону неведомая сила, а из глубин открывшихся тоннелей доносился монотонный, хорошо узнаваемый звук.
Вячеслав Андреевич остановился, не в силах вдохнуть.
Грудь резало острой болью, не то от спазма, вызванного непривычными физическими усилиями, не то от ясного, неумолимого осознания непоправимости внезапных событий…
Звук, доносившийся из глубин подземелий, нельзя было перепутать ни с чем. С таким характерным присвистом сервоприводов передвигались только боевые шагающие машины — исчадия порожденных войной технологий, вершина технической мысли работавших на войну конструкторов, воплощенная в кибернетических механизмах с искусственным интеллектом, которые дремали до поры в неведомых глубинах подземных уровней базы «Омикрон».
Волкошин остановился, тщетно пытаясь унять резь в груди.
Губы старика мелко тряслись от нервного и физического напряжения. Его душила боль и обида на злонравную судьбу, ведь за плечами лежали три года одиночества, кропотливого, вдумчивого труда, а до пробуждения взлелеянных им подростков оставалось меньше месяца…
Господи, неужели в мире нет ни капли справедливости? — растерянно думал он, укладывая дрожащую ладонь в углубление сканирующего устройства дверей.
Проход послушно открылся перед ним, но, прежде чем войти в сектор биологических лабораторий, Волкошин увидел, как из открывшегося зева транспортного тоннеля на свет вышла устрашающая фигура первого «Фалангера» — шестидесятитонной серв-машины, которой управляла система «ALONE».
Это была смерть в чистом виде, и кому, как не Вячеславу Андреевичу, было знать, что, однажды разбуженная, это псевдожизнь уже не уснет при любом стечении обстоятельств…
Преступая порог залитых стерилизующим ультрафиолетом помещений, он теперь думал лишь об одном: как уберечь ни о чем не подозревающих подростков от назревающего противостояния неведомых ему сил?..
Волкошин пересек крионический зал, сел в кресло за центральным терминалом управления, и его пальцы машинально разыграли партитуру команд, которая выражалась всего тремя словами:
«Режим экстренного пробуждения».
Он отчаянно надеялся, что ему повезет и он успеет вывести своих питомцев из эпицентра назревающих событий.
— Командный, здесь БПМ-1, вышел на позицию. — Командир планетарного танка посмотрел на экран лобового монитора. — Вижу магистраль, ширина — десять метров, ведет в направлении центра лесного массива.
— Удерживать позицию, — пришел ответ на командной частоте. — Докладывать о малейшем изменении обстановки.
— Понял вас.
Две боевые планетарные машины свернули с дороги, скрывшись в кустарниковом подлеске, откуда хорошо просматривалось ровное, как стрела, полотно автомагистрали.
Лес возвышался угрюмой, невнятно шелестящей стеной, колоннада стволов сжимала дорогу, сужаясь в перспективе, а на экранах сканирующих систем по-прежнему не наблюдалось ни одного активного сигнала — лишь нейтральный салатовый фон.
— Разведгруппы вступили в границы массива. Всем удвоить внимание!
Звено «Ягуаров», следуя заранее разработанной схеме барражирования, вошло в крутой вираж, стремительно продвигаясь на предельно низкой высоте. Сканеры космических истребителей, ориентированные на обнаружение металла, аномальных тепловых всплесков и электромагнитного излучения, работали на полную мощность.
— Выходим на прямой курс, — раздался приказ ведущего. — Высота двести, охват зоны сканирования в радиусе десяти километров.
Три истребителя, обгоняя звук, неслись почти над самыми кронами деревьев.
Кейтлин спокойно вела машину. За годы службы на борту «Неустрашимого» она свыклась с непривычным поначалу «Ягуаром». Техника колонистов имела множество отличий от тех систем, управлению которыми она обучалась, но девушке пришлось менять не только технические знания — после первого боя и неожиданного спасения радикально изменилась вся ее жизнь, и на фоне моральных перемен остальные трудности казались практически незаметными.
В конечном итоге она сумела сдержать данное капитану фон Бергу слово, и хотя в среде пилотов ее недолюбливали за замкнутость, но свои профессиональные обязанности Кейтлин выполняла безупречно.
Она по мере возможности старалась не тревожить прошлое и не думать о будущем. Никто не знал, что ее психика все еще балансирует на зыбкой грани, а время так и не сумело стереть нереальные воспоминания, связанные с иным существованием и болезненным переходом в грубую реальность…
Что-то не давало ей жить так, как остальным: переживать неудачи, радоваться успехам, словно в душе оставался негнущийся стержень, не поддающийся ни течению времени, ни сменам обстановки.
Редкие минуты покоя, душевного равновесия Кейтлин, как ни странно, испытывала в рубке истребителя, когда вокруг не было ни души, лишь она, машина и звезды…
В этот раз все сложилось не так.
Лес, сливающийся под днищем истребителя в сплошные грязно-зеленые полосы, изначально не понравился ей своей кажущейся, обманчивой статикой.
Она чувствовала — это западня, но не высказывала своего мнения вслух, лишь ее глаза напряженно следили за мониторами сканирующих систем, поэтому Кейтлин первой заметила аномальный сигнал, который появился на зыбкой границе зоны эффективного обнаружения.
— Здесь «Ягуар-3». Докладываю: термальный всплеск, с поправкой курса на пятнадцать градусов. Предположительно — реактор серв-машины, класс «Фалангер».
— Вижу. — Голос ведущего зазвучал натянуто, напряженно. — Но мой анализатор выдает лишь размытое тепловое пятно… — усомнился он в категоричном выводе ведомой.
— Это «Фалангер», — упрямо повторила Кейтлин, но командир звена не ответил, он попросту не успел произнести застрявшую в горле фразу. Системы обнаружения трех истребителей в этот момент буквально захлебнулись истеричным воем, реагируя на огромное количество внезапно проявивших себя термальных всплесков и потоков электромагнитного излучения…
Секунду в эфире царила гробовая тишина, затем все услышали голос командира:
— Внимание всем! Серв-машины! До сотни сигналов, класс не определен! Движутся от центра массива в сторону зоны высадки!
Никто не успел отреагировать на выброшенную в эфир информацию, а головной истребитель уже начал свечой уходить в поднебесье, переворачиваясь, чтобы войти в петлю, два ведомых синхронно изменили курс, резко расходясь в стороны, — это был отработанный маневр уклонения от вероятного ракетного залпа, с одновременным расширением зоны сканирования, но в данной ситуации он оказался не только бесполезным, но и опасным, прежде всего для машины командира звена, которая резко потеряла скорость ради набора высоты.
Зенитные установки залпового огня ударили из-под плотного шатра древесных крон, и головной истребитель окружили сотни разрывов, превратив «Ягуар» командира звена в уродливый изрешеченный обломок, который мгновенно вспыхнул и начал падать, роняя фрагменты дымящейся обшивки…
Секунду спустя внизу полыхнул взрыв.