Люк в днище машины был плотно закрыт.
Клименс молчала, но Семена уже охватило любопытство, и он решил, что обязательно стоит заглянуть внутрь рубки управления.
Не имея специального магнитного ключа, он принялся вскрывать люк механическим способом.
Около получаса он возился с обесточенными запорами, и наконец массивный бронированный овал в днище «Фалангера» поддался, опустившись на пару сантиметров. Вниз посыпалась труха, в которую превратился уплотнитель.
Осторожно, — предупредила Клименс.
Шевцов и сам видел, что люк вот-вот откроется под собственным весом. Спрыгнув с наскоро сооруженных лесов, он нашел длинный кусок арматуры и, действуя им как рычагом, подцепил край овальной бронеплиты, находясь при этом на безопасном расстоянии.
Раздался протяжный скрип, затем глухой удар, и люк открылся.
Семен дождался, пока изнутри ссыплется весь мусор, а массивная плита прекратит скрипуче раскачиваться на удерживающей ее петле. Два гидравлических привода, некогда приводивших в движение тяжелый люк, сейчас бессильно торчали по краям образовавшегося отверстия, демонстрируя поржавевшие, вырванные из своих гнезд поршни.
Секунду спустя, вслед за осыпавшимся прахом уплотнителей в образовавшийся проем выпала, раскручиваясь на лету, легкая пластиковая лесенка.
Шевцов попробовал ее на прочность и, убедившись, что пластик по-прежнему надежен, полез вверх, к открывшемуся проему.
Внутри рубки управления царил плотный мрак, а застоявшийся воздух казался спертым, удушливым. Достав фонарь, Семен включил его и положил на пол, установив фокусировку луча на широкий угол рассеивания.
Небольшое помещение озарил неяркий свет; по матовым поверхностям погашенных экранов обзора поползли причудливые блики, сложный пилот-ложемент, установленный посередине рубки, отбросил гротескную тень…
Шевцов осмотрел кресло пилота, затем перевел взгляд на свод рубки. Плотно сомкнутые сегменты брони ясно свидетельствовали, что приводы автоматического катапультирования пилот-ложемента не были активированы в тот момент, когда «Фалангер» вышел из строя.
Значит, машиной управлял не человек?
Взгляд Семена переместился к пульту управления. Странно, что машина, оказавшаяся похороненной в глуби нагромождения металлических конструкций, выглядела неповрежденной. Сумрак, царящий снаружи, и масса смятого прессованного металла, среди которого был зажат корпус «Фалангера», не позволили Шевцову с точностью определить степень механических повреждений серв-машины, но обстановка рубки управления казалась нетронутой, лишь полное отсутствие энергии в бортовой сети создавало впечатление необратимой утраты функциональности.
— Ну? — Семен знал, что Клименс смотрит на мир его глазами, и потому еще раз обвел взглядом рубку. — Что ты скажешь?
Обрати внимание на центр пульта.
Шевцов посмотрел в указанном направлении и увидел разбитую ударом панель облицовки, а за ней пустое гнездо, которое в сумраке было похоже на выбитую глазницу.
— Кто-то вырвал отсюда модуль «Одиночки»? — интуитивно предположил он.
Да, — ответила Клименс. — Ты не согласишься ненадолго расстаться со мной?
— Зачем? — насторожился Шевцов.
Я хочу оттестировать цепи управления. Возможно, машина функциональна.
Семен в нерешительности покачал головой.
— Опасные игры, Клименс.
Нет. Рациональные. Сервоприводная машина существенно облегчит твой труд. Ты сможешь заработать достаточно денег за сравнительно короткий срок, и тогда твоя зависимость от обстоятельств станет не такой острой. Ведь этим миром правят деньги, я верно рассуждаю?
— Боюсь, что да… — ответил Шевцов, задумавшись над словами Клименс.
А ведь она права. Прототипом всех боевых серв-машин являлись мирные аграрные роботы Дабога, а раз так, то обратная трансформация тоже вполне осуществима. Ремонтные манипуляторы «Фалангера» могут разгребать металлические завалы и снимать бронеплиты обшивки, избавив его от изматывающего физического труда.
— Хорошо, — Семен коснулся своего импланта, открывая его крышку. — Только не натвори глупостей, Клименс, — предупредил он.
Не беспокойся. С этой машины наверняка снято все вооружение. Можешь положиться на меня. Через полчаса я дам ответ, насколько функционален сам эндоостов и его приводы.
Шевцов выслушал ее, а затем молча вынул из раскрытого импланта кристаллосхему, с которой ни разу не расставался на протяжении пяти лет своей осознанной жизни.
Вставив модуль Клименс в пустующее гнездо «Фалангера», он подобрал фонарь и вылез наружу.
Хотелось просто посидеть в тишине и подумать над своим сегодняшним положением.
Ночь уже вступила в свои права, и сумеречные контуры металлических отвалов теперь озарял рассеянный свет прожекторов.
Семен не стал покидать свой тоннель, а сел на выступ какой-то балки и закурил.
Нагретый за день металл медленно остывал, отдавая тепло в ладонь. Вокруг стояла звонкая тишь, ночью жизнь замирала, и лишь отдаленный рокот возвещал о том, что какая-то часть обитателей огромного механического кладбища не спит, торопясь закончить дневные дела.
В темноте чудились какие-то тени, слух ловил не то звук шагов, не то шелест ветра, заблудившегося в ржавом лабиринте былого…
Сигарета тлела меж пальцев, и ее огонек походил на маленький маячок, светящий в ночи для запоздалых путников.
Шаги…
Это уже не походило на слуховую галлюцинацию, и Шевцов мгновенно напрягся. Точно — шаги. Кто-то невидимый осторожно пробирался по проделанному им тоннелю, и Семен резко включил фонарь.
В противоположном конце огромной каверны, оставшейся после расчленения истребителя, стояла Кейтлин.
Она инстинктивно подняла руку, заслонив глаза от резко вспыхнувшего света.
— Шевцов? — полувопросительно произнесла она.
Семен приглушил сияние фонаря.
Встав, он подошел к Кейтлин и протянул ей руку.
— Осторожно, тут ненадежный пол, — произнес он, ощущая холод ее узкой ладони.
— Я пришла поговорить.
— О чем? — спросил Семен, выведя ее на безопасный, по его мнению, участок. — Я уже понял, что прошлое необратимо. Зачем его ворошить?
Кейтлин присела.
Достав сигарету, она долго разминала ее в пальцах, а потом ответила, так и не прикурив:
— Я не могла не прийти, после того как вспомнила твое лицо. — Она протянула ему листок со стихами и добавила: — Возьми.
— Почему ты…
— Мне они не нужны, — перебила его Кейтлин. — Их писала девочка, едва ли осознающая сама себя, и я давно не имею ничего общего с ней.
Семен не стал спорить. Его опять неприятно поразил ее холодный тон и какая-то ненатуральная сухость фраз. Впрочем, что он мог знать о ее судьбе? Возможно, жизнь обошлась с Кейтлин еще круче, чем с ним?
Она и Дункан… Оба с нестандартными имплантами. Бывают ли такие совпадения, учитывая, что полковник Дуров ясно упомянул о мизерном количестве выживших в том бою?
Присев рядом, он спросил:
— Ты встречала кого-нибудь из наших после поражения Земли?
— Нет, — коротко ответила Кейтлин. — Пару раз слышала краем уха, как офицеры переговаривались между собой, упоминая какой-то «последний резерв», якобы востребованный адмиралом Табановым за две недели до штурма Земли. По датам совпадает.
— И все?
— Да, — кивнула она. — Знаешь, у меня по большому счету не было времени, чтобы размышлять над этим, а тем более искать кого-то. Ты первый, кто встретился мне, потому я пришла.
— Некогда? — Семен не понял смысла сказанной фразы.
— А ты искал? — холодно спросила Кейтлин. В сумраке ее лицо казалось пепельно-серым.
— Нет, — ответил Семен. — Прошло меньше месяца, как я освободился.
Кейтлин повернула голову, посмотрев на него с явным недоверием.
Семен саркастически усмехнулся. Сегодняшний облик Кейтлин резко контрастировал с его краткими воспоминаниями о ней.
— Ты не читала параграфов Элианского соглашения? — спросил он.
— Нет, — спокойно ответила девушка.
— По условиям капитуляции весь рядовой состав войсковых соединений Земного Альянса был амнистирован… — пояснил Семен, не понимая, как могла она избежать плена и связанных с поражением Альянса репрессий. — А вся ответственность за военные преступления возложена на офицерский состав. По логике победителей, солдат — человек подневольный. Значит, в эскалации войны повинны офицеры — те, кто отдавал приказы.
— Но ведь ты… — В ее голосе впервые прозвучали нотки неуверенности, будто Кейтлин что-то забыла.
— Носил знаки различия лейтенанта ВКС, — закончил ее мысль Семен. — Учитывая низкое звание, суд фильтрационного лагеря дал мне пять лет исправительных работ. В подземных уровнях Форта Стеллар… — добавил он после короткой паузы. — Месяц назад меня освободили и предложили улететь на Кьюиг. Я согласился, полагая, что смогу устроиться здесь и забыть прошлое. Как видишь — не получилось.
Кейтлин промолчала, и Шевцов решил, что с него хватит недосказанности.
— Расскажи мне о себе, — напрямую попросил он. — Как ты попала сюда и что связывает тебя с Дунканом?
Кейтлин долго молчала, а затем произнесла:
— Тебя не касаются мои отношения с Дунканом.
Шевцов понимающе кивнул.
Конечно, он не имел права вторгаться в чужие судьбы. Но неужели она совершенно не осознает, что их встреча идет в острый разрез с теорией вероятности? Пусть она изменилась, может быть, стала жестокой, циничной, презирающей остальных людей, но должен же сохраниться в ее душе хотя бы призрак той девушки, которая писала стихи накануне боя?
— О чем ты думаешь? — сухо спросила Кейтлин.
— О судьбе… — откровенно ответил он. — О ее извивах… и об эгоизме наших душ. Пытаясь сохранить чистоту, мы в какой-то момент начинаем вязнуть в грязи, не находишь?..
— Почему ты спросил меня о Дункане? — Вместо ответа на последнее замечание она лишь задала очередной вопрос. Казалось, что ее занимает только одно — осведомленность Шевцова, направление его мыслей, ход логических рассуждений.