Целью короткого путешествия стал большая учебная аудитория, в которой размещалось множество препарированных образцов боевой техники и оружия. Здесь было гораздо светлей, за счет рассеянного света, льющегося в большие окна. Солнце еще не взошло, но небо посерело и далеко на востоке начало розоветь.
Впоследствии мое внимание привлек один стенд, на котором в поперечном разрезе были изображены и промерены глубины проникновения пуль разных калибров в различные среды (от песка и гравия, до бетона и дерева). Но это потом. В тот момент я неотрывно смотрел за подполковником, который все также молча положил фонарь, поднял указку и, повернувшись к нам, сказал.
— Целью нашего занятия будет изучение материальной части гранат всех типов, принятых на вооружение российской армией.
Занавес.
Минут пять в полном обалдении слушали лектора. Узнал немало нового. Речь подполковника — совершенно четкая и разумная, производила эффект выхода в иную реальность. Даже засомневался, кто я. Голос звучал так уверенно и размеренно, производя впечатление незыблемой достоверности и единственности того мира, в котором он находится. Ощущая себя студентом, пришедшим на занятия военной кафедры, я тряхнул головой, освобождаясь от наваждения.
Светлело. И стало возможным увидеть всклокоченный ежик седых волос, мятую форму, худое, бледное до желтушности лицо, запавшие глаза, возможно, он уже несколько дней не ест и, не раздеваясь, спит где-то здесь в здании. Иллюзия распалась окончательно. Только теперь я заметил сигналы Медведева, который настойчиво подавал знаки, должные отразить его мысли о нашем лекторе. Но теперь я и сам осознал — человек, рассказывающий нам о гранатах, безумен. Судя по всему, его сумасшествие не носило опасного или разрушительного характера, но его сознание отказалось принимать окружающую действительность, опять подумалось, может, это мы сошли с ума? Бегаем по виртуальным коридорам, с невозможными стволами, охотясь на несуществующих зомби…
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — четко, почти по-уставному обратился я.
Офицер удивленно замер. Несколько секунд он будто прислушивался к чему-то внутри себя и лишь спустя время, как в замедленной съемке, повернул голову в нашу сторону. Долго всматривался в нас, каким-то новым, более осмысленным, что ли, взглядом и, наконец, ответил.
— Ваша фамилия курсант?
— Разрешите доложить, командир Омской СБ Шмелев Глеб, мы прибыли в расположение военной кафедры с целью уточнения обстановки и введения в строй боевой техники, имеющейся в распоряжении кафедры.
Я решил, сам не знаю почему, не хитрить, и хотя Медведев делал мне большие глаза, намекая на возможность задействовать тяжелое состояние преподавателя, не стал следовать этой, признаюсь, весьма заманчивой перспективе. Почему-то мне очень захотелось, чтобы этот мужественный и сильный человек смог говорить с нами реальными, а не с воображаемыми курсантами.
— Подполковник Шатров Борис Семенович, повторите еще раз ваше звание и предъявите документы, — преподаватель на глазах преобразился. Он все еще, и это было заметно, был не в себе, но уровень сосредоточенности явно вырос. Было видно, что он мучительно пытается ухватить за хвост некую ускользающую мысль, но пока ему это не удается. Решив продолжать в избранной правдивой и одновременно формально-четкой манере, я сообщил подполковнику.
— Борис Семенович, из документов у меня при себе только паспорт. У меня есть устное одобрение действий бригады со стороны комдива Таганрогской мотострелковой дивизии, полковника Михаила Дмитриевича Скороходова. Мы же добровольческий отряд, занимающийся санитарной зачисткой города от зомби и мутантов, а также от бандформирований и отдельных выродков. Нам очень нужна бронетехника. Без нее по городу передвигаться становится все опаснее.
На этом я остановил поток своего красноречия, заметив, что Шатров явно желает что-то сообщить. И на самом деле, стоило мне умолкнуть, как он немедленно сказал.
— А где курсанты и офицеры кафедры? Что с ними? — на лице подполковника было написано замешательство и волнение. Он давно уже отошел от стенда с макетами гранат и стоял теперь на расстоянии вытянутой руки от нас.
— Не могу знать, товарищ подполковник. Мы только что прибыли и обнаружили вас. Но думаю, информацию вполне можно собрать. Не сейчас, но в течение нескольких дней.
— Как же так, я здесь нахожусь в качестве дежурного офицера, ожидаю прибытия курсантов и командного состава, я не понимаю, как такое может быть…
Он растерянно замолчал. Я не стал прерывать образовавшуюся паузу, пусть подумает, может что-то вспомнит? Сам же я усиленно пытался сообразить, как такая ситуация могла сложиться? Толком в голову ничего не приходило. Единственный вариант — офицерский состав кафедры вскоре после начала эпидемии либо погиб, либо эвакуировался из города, насколько я знаю, на «военках» боевого оружия не бывает, особенно ручного, так же как и боеприпасов. Так что ловить здесь и преподавателям, и курсантам было просто нечего. И если они и организовались, то вовсе не для того чтобы удерживать комплекс зданий кафедры, а для выхода на соединение либо с танковым институтом, либо с какой-то из воинских частей города или области. Размышления мои прервал подполковник, который, резко махнув рукой, быстро и отрывисто заговорил.
— Вот что Шмелев, сколько дней уже вокруг мертвецы ходят?
— Уже неделю, Борис Семенович.
— Понятно, то есть (и он на мгновенье замер) те кто должен был прийти сюда, по-вашему мнению, уже не придут?
Он испытующе и чуток безумно заглянул мне в глаза. Выдержав это взгляд, я четко и прямо ответил.
— Да, считаю, не придут. Вокруг ад. Мертвяков сотни тысяч, город полуразрушен, всюду пожары, живых людей в округе единицы. Предполагать, что кто-то приедет сюда за исключением нас или, что гораздо хуже, бандитов, нет никакого смысла.
Сделав какой-то внутренний вывод, и еще больше прояснев взглядом (следы безумия лишь чуть проглядывали в глубине), подполковник приглашающе махнул рукой и сказал.
— Что ж, хорошо. Тогда пройдемте за мной.
И опять длинные полутемные коридоры. Деревянные полы, крашенные, зеленые двери, всюду заметны результаты реформ и обнищания армии. Все старое и давно не ремонтировавшееся. В итоге, сначала поднявшись вверх по лестнице на пару этажей и забрав там связку ключей, затем, спустившись вниз, мы оказались на улице. Пройдя через двор оказались на обширном плацу по периметру которого стояли боксы с большими зелеными воротами на каждом из которых была написана цифра. Пройдя до угла мы подошли к воротам с номером четыре. Заскрипел замок, дверь открылась, и мы вошли в учебный ангар, в центре которого возвышалась боевая машина пехоты два (БМП 2).
— Вот это то, что вам нужно. БМП-2, в соседнем боксе стоит готовый к эксплуатации Т-72. вам понадобится заправить их баки и залить в систему масло и все необходимое. Пушки в полном порядке, пулеметы сняты, но я проведу вас в учебный класс, там есть две единицы ПКТ, они были оставлены для обучения курсантов навыкам ремонта пулеметов. Боекомплекта на них здесь нет. Вот так.
Спустя час наши мехводы под руководством почти совсем пришедшего в себя, и ставшего очень сдержанно-жестким в своих замечаниях подполковника, сумели завести машины. В нашем распоряжении оказался Т-72 и БМП-2 с установленными на них работающими пулеметами Калашникова танковыми, которые пока еще были без боезапаса. Ни БТРов, ни БРДМов на территории не оказалось, на что я в тайне надеялся. Кроме того, мы стали обладателями еще четырех танков, которые нуждались в более длительном восстановлении и одной танковой башни, установленной в качестве учебного симулятора в одном из учебных классов. Также мы разжились несколькими танковыми приборами ночного видения, которые можно было задействовать, установив на башнях нашей крепости или Авалона. Я впервые побывал внутри, так сказать, в чреве, танка. И поразился как же там тесно и как трудно выбираться оттуда если что. Совершенно четко понял, что танкисты — невероятно смелые люди. Воевать в таких условиях — очень страшно.
БМП в этом смысле понравился куда больше. Объем и пространство и в командирском отсеке (места командира и наводчика пушки), и в мехводском (собственно водителя и не вполне ясного старшего стрелка), и в десантном (с рожками для пороховых газов, бойницами, низкими твердыми сиденьями и всей прочей романтикой) было куда больше, чем в танке. Шатров, на мой удивленный вопрос пояснил, что танк это атакующая машина, силуэт которой должен быть минимален, поэтому в нем все ужато до предела. БМП же предназначена для поддержки порядков наступающей пехоты и уменьшение силуэта для нее менее важно. И танк, и БМП были покрыты, поверх брони, слоем антирадиационной защиты, активной брони на них не было. Для себя же я сразу понял, что ездить в бронетехнике надо либо в шлемофоне, либо в каске, иначе реально есть почти стопроцентная гарантия разбить себе голову.
В перспективе имело смысл демонтировать и вывезти все оборудование и тренажеры для дальнейшего их использования в Крепости для подготовки бойцов. Танки же нам предстояло вывозить тягачами, доставить их своим ходом было не реально, слишком много времени занял бы ремонт. А тягачи нам еще нужно было найти. Так что дел впереди намечалось в избытке.
Возвращались мы истинными триумфаторами. Впервые я ехал на настоящей броне, и елки-палки, мне это нравилось. Жаль только гусеницы — не колеса, особо не покатаешься, надо беречь ресурс. Но теперь совершенно четко понял, что надо разживаться БТРами или БРДМами, на крайняк — броневиками. Подполковник почти пришел в себя и полностью замкнулся, он почти не говорил, ограничиваясь жестами и кивками. Ничего, окажется среди людей, помоется в баньке, поест нормально, даст Бог, и оклемается. Потом вывезем его в крепость, там, на свежем воздухе дело еще лучше пойдет.
Лейтенант, командир бронегруппы только увидев нас, сделал круглые глаза (мы сообщили о своем подходе на броне заранее, но видно, он не верил до последнего), поднял вверх большой палец, выражая свое уважение к нашим успехам, и сразу же начал общаться по рации, думается мне, с дивизией, докладывая о наших приобретениях. Да уж