Перед подъездом Невесты не оказалось. День на всякий случай заглянул под лавку и даже в урну.
– Совсем тронулся, – пробурчал он себе под нос и побрел в сторону детской площадки.
Он сел на качели, вытянув длинные ноги. Покачиваясь, День невольно вспомнил Соню – ей сегодня тоже досталось. Как Невеста в нее вцепилась! Но сознание упрямо подкидывало воспоминания о полуприкрытых глазах девушки, ее мягких губах, аромате духов. Соня пахла свежескошенной травой.
Так пахла и Жар-птица, когда этим летом они, как в детстве, играли в догонялки. День пришел тогда в новой кепке. «Крутая!» – выдохнула Жар-птица и тут же лихо схватила ее. «Эй!» – возмутился День. А Мари уже понеслась на полянку перед домом с криком: «Не отдам!» Она оступилась, упала, а День специально рухнул следом. Длинная трава и рыжие ее пряди смешались, щекоча его лицо. Он хотел расцеловать эти волосы. Мари глядела на него и хохотала, прикрываясь бейсболкой. Прекрасным выдалось лето. А теперь осень.
День понимал, что нравится многим девчонкам. Они провожали его глазами, когда он шел по школьному коридору, старались перехватить его взгляд, шушукались у него за спиной, хихикали и, жутко волнуясь, приглашали на белый танец на дискотеках. Но, как часто бывает по известному закону подлости, та, что приглянулась ему, оставалась как раз равнодушной.
И снова мысли перескочили на Невесту. Почему-то День чувствовал себя так отвратительно, как будто кого-то предал.
Жар-птицу? Ну, ежу понятно, что ей нравится Горыныч, а не он.
Кошку? Это совсем странно. Да и что он сделал Невесте? Скинул, когда та вонзила когти в Соню? Так ведь правильно сделал! Нельзя нападать на людей! И специально же бросил ее на кровать, чтобы она не ушиблась. Соня явно пострадала больше.
Это, в конце концов, кошка. Всего лишь кошка.
– Вернись, Невеста. Ну вернись! – тихо позвал День.
Его голос глухо врезался в войлочную темноту октябрьской ночи. Будто слова ушли не дальше облачка пара изо рта. Повисли и тут же растворились.
– Где же ты? Где ты, Невеста?
Кошка-с-бесом вернулась к Тихому Омуту. Уныло моросил дождь, расквашенная жухлая трава напоминала салат из морской капусты. Кошка-с-бесом села на сырые доски моста. Обе – и кошка, и бес – были не в настроении.
Бесене хотелось, чтобы День снова приходил сюда один, без подружки, чтобы смотрел на нее так же, как на эту Соню. Поцеловал бы… Он ведь ее человек! А эта девчонка словно поводок к нему пристегнула. Теперь он ходит кругом за ней, думает о ней. И от этого он – вот дела! – счастлив…
Плюхнуться бы в воду, закопаться в ил – и дело с концом! А то дойдет до того, что Бесене потребуется не поцелуй Дня, чтобы завладеть телом, а это самое тело, чтобы День ее целовал. Глупости!
Но что за волшебство использует Соня? Что за магия такая – эта любовь?
Внутренняя кошка устало замурчала. Бесена отвлеклась от своих мыслей.
– Извини, что задержалась, – сказала она.
Кошка в сердечном домике понуро кивнула. Она думала о блюдечке с куриной спинкой, теплой батарее и ласковых руках людей. Она привыкла к тому дому. Бесена же увела ее и пока не собиралась обратно.
Подселенка вылетела из кошки, но осталась рядом на мосту. А кошка решила, что здесь слишком холодно, и отправилась искать укрытие. Бесена же запустила руку в карман толстовки, достала мерцающий клубок из нитей связи и стала есть, откусывая, как от яблока. Благодаря еде ей всегда становилось легче.
Подкрепив силы, Бесена почувствовала себя бодрее и веселее. Надо навестить Цвету. Посмотреть, как там поживает семейство: подменыш, знахарка и чайный гриб. Она по ним, кажется, соскучилась.
Цвету Бесена нашла на прежнем месте: в заброшке на втором этаже, у груды строительного мусора. Теперь деревянная девушка была закутана в одеяло, но сама все меньше походила на человека – еще чуть-чуть, и не отличишь от поваленного ствола дерева, поросшего кукушкиным льном и поганками. Рядом с Цветой лежал термос, наверное, с чайным квасом. Видимо, для успокоения Глафиры – ведь это тело уже не могло самостоятельно пить.
Бесена вздохнула и нырнула в омут Цветы.
Подменыш все так же удрученно сидела на диване и смотрела в окно на мир. Но в этот раз Бесена заметила кое-что еще. Ей даже вспомнилось, что она видела это и в прошлый раз, просто не придала значения.
Из дивана что-то торчало.
Но обивка не могла из него вылезти. Во-первых, дивану было меньше месяца. Во-вторых, он был всего лишь миражом.
Это торчащее нечто сотворила Цвета – простой вариант, оставался только вопрос: зачем? А может, в сердечном домике оно появилось само – сложный вариант, и с этим нужно было разобраться.
Бесена подошла ближе и украдкой глянула на красный велюр обивки. Из дивана торчали несколько тончайших волосков то ли веточек, то ли травинок.
Что это?
Сама Цвета молчала, и Бесена решила не тревожить ее зря, поэтому с деланой беспечностью заметила:
– Опять растишь омут?
– Вроде ты это как раз приветствуешь, – съязвила Цвета и отвернулась от подселенки.
Подменыш была не в духе, но Бесена ее понимала, поэтому только фыркнула:
– Ты уже та овца, с которой не добыть и шерсти клок. Одна ниточка осталась, и та почти усохла…
– Значит, я овца, – ядовито повторила Цвета. – Мы ведь уже решили, что ты избавлена от договора. Так что ты тут забыла? С меня же нечего взять, сама сказала.
– Просто навестить пришла, – буркнула Бесена. – Я не злая. Это люди меня такой считают.
– Но ты же ешь человеческие души, – напомнила подменыш.
– А некоторые люди едят собак, и при этом собака – друг человека, – парировала Бесена.
– Щипала, что ли, душу какого-то корейца? – вздохнула Цвета, знания подселенки ее уже не удивляли. – А я вот не охочусь и никого не ем.
– Это ты зря, – заметила Бесена.
– Я… Я… – Цвета подергала прядку темных волос, в сердечном домике они всё еще были не мшистые, а вполне себе человеческие. – Я не знаю, чего хочу, и боюсь этой новой жизни, к которой ты меня толкаешь. Ведь в ней я тоже буду одинока. Я не знаю, стоит ли мне ловить этих лярв. Ведь я даже в лесу не бывала, только однажды, в раннем детстве. А тут меня кидают в море и говорят: «Плыви – это твой дом!»
Бесена раздраженно заурчала.
– Не в море, а в лес! Да что вы все такие робкие, сами не знаете, чего хотите! Я вот точно знаю, чего хочу, но никак не могу это получить! И мне-то никто не помогает!
По щекам подселенки поползли крупные слезы. Цвета удивленно посмотрела на нее:
– Ты что, плачешь?
– Конечно нет! – ответила Бесена, всхлипывая. – У меня же нет тела! Я изображаю плач, чтобы ты поняла мои чувства!
Цвета промолчала. На самом деле она кое о чем хотела рассказать Бесене, но поняла, что сейчас не время. А хотелось ей поведать о бабушке. Что Глафира приходит каждый день, заботится о теле, вливает в рот чайный квас, укутывает одеялом, хоть Цвета и не чувствует холода. А еще разговаривает с ней.
Иногда Глафира рассказывает что-то из жизни, иногда читает книги или газеты, типа «Дачной», а иногда начинает рассуждать: «Ты мне дорога, внученька. Я должна бы тебя избегать, как все люди. Но нет. Может, потому что я знахарка. Я тоже не такая, как они, да еще и с бесом связана. Я-то буду поближе к тебе, чем твоя мама Вера, ведь это я служила бабке-шептунье, чтобы заполучить семечко. Но если б я знала, что ты украденный ребенок, то никогда бы на это не пошла. Прости меня!.. Я издалека наблюдала, как ты растешь. Просто боялась, что бесы тебя отнимут, что я приведу их за собой, если мы будем видеться… Так и случилось. Бес нашел тебя в моем доме. Сколько я ни остерегалась, а от судьбы уйти не смогла. Напрасно держалась поодаль. А может, если бы я не избегала тебя, говорила бы с тобой по душам, то все сложилось бы по-другому. Ты не была бы такой одинокой. Не знаю, отличаются ли нити любви от настоящих нитей связи, но, сама знаешь, ты держалась. А потом я обидела тебя…»
Цвете хотелось ответить, что она больше не сердится на бабушку, но губы ее не слушались.
Если она начнет питаться лярвами и избавится от человеческой оболочки, то сможет уйти в лес, к семье. Но кто ее семья?
Наверное, сейчас это бабушка.
А еще у Цветы появилась Бесена. И вот она пожаловала безо всяких договоров. Просто навестить.
Получается, что Цвета – лебедь, который хочет остаться с утками?
– Вернуться в лес – твоя единственная надежда выжить, – повторила в который раз Бесена, перестав лить крокодильи слезы.
– Выбора мне не дано, – обреченно вздохнула подменыш.
– Но ты же как-то пыталась остаться в лесу, – заметила Бесена.
– В тот единственный раз? Я не помню ту прогулку, ведь была совсем маленькой, не помню, почему хотела остаться. Знаешь, мне кажется, что я просто тогда заблудилась, как обычный человеческий ребенок. А бабушка напридумывала себе со страху.
Бесена фыркнула.
– Дюймовочке в стране эльфов дали красивое имя и нацепили крылья, и она осталась с ними, потому что просто не знала свой народ. Но это было не ее место.
– Кажется, мне пора уже жить не сказками, а своей головой, – пробормотала Цвета.
Бесена вспылила и закружила вокруг дивана, пытаясь поймать взгляд подменыша, но та упорно отворачивалась.
– Ты больше не можешь притворяться человеком! Здесь, в сердечном домике, ты выглядишь как девушка, но твое тело уже совсем другое. Тебе надо есть лярв! И вернуться в лес!
Цвета молчала. Бесена хотела сесть рядом с ней, но опасливо покосилась на диванные ростки.
– Ты умираешь, – тихо, но твердо произнесла она.
– Я подожду еще немного, а потом попробую поохотиться, – прошептала Цвета.
Бесена раздраженно заскрипела зубами.
– Какая же ты упрямая! Если не хочешь помогать себе, то и я умываю руки! Пока!
Она сердито хлопнула дверью сердечного домика, после чего вылетела из заброшки и устремилась к Тихому Омуту, домой. Но в голове у нее крутились мысли, не давая покоя.