стоить, и завертел головой, разыскивая кого-нибудь из обслуживающего персонала. Прямо посредине галереи имелась винтовая деревянная лестница, ведущая на второй этаж, – сверху кто-то спускался. Сначала Кирилл увидел ножки – и едва присвистнул: ножки-то хороши! Их обладательница оказалась ничуть не хуже – темноволосая молодая женщина с короткой стильной стрижкой и слегка насмешливым взглядом серо-зеленых глаз.
Эротические рисунки не продавались, и красотка провела Кирилла по другим залам, показав картины, предназначенные для продажи. Но Кирилл больше смотрел на нее саму, чем на картины – маленькая, но складная: все при ней – и грудь, и попка. Просто Дженнифер Лопес! Но тут «Дженнифер Лопес» обернулась, взглянула ему прямо в глаза и слегка улыбнулась – Кирилл покраснел, как будто она могла прочесть его мысли. Так ничего и не купив, он покинул галерею, постоял на пороге, рассеянно глядя по сторонам – начало марта, солнце в глаза, капель с крыш, на карнизе чирикает какой-то обезумевший воробей, и пахнет вовсе не выхлопными газами, а чем-то свежим, весенним, будоражащим кровь… Или это ее духи так пахли? Вот черт! Кирилл вернулся – в зале была уже совершенно другая девушка: блондинка с ногами от ушей. Она радостно кинулась ему навстречу, но Кирилл ее игнорировал и решительно поднялся по винтовой деревянной лестничке. Наверху оказался небольшой кабинет, на низком столике напротив диванчика стояли две чашки тонкого фарфора и открытая коробка конфет, а «Дженнифер Лопес» разливала чай. Она коротко взглянула на него, и опять тень улыбки мелькнула на ее губах:
– Присаживайся. Чай я заварила черный.
Он снял пальто и сел, несколько растерявшись:
– А вы что… ты знала, что я вернусь?
– Конечно. Ты пьешь без сахара? Меня зовут Юлия.
– Кирилл.
– Ты женат, Кирилл?
– Нет, – тут он совсем изумился. – Не женат.
– Я тоже не замужем. Встречаешься с кем-нибудь? Постоянно.
– Нет…
– Как много у нас общего!
Она глянула на него смеющимися глазами, которые сейчас Кириллу казались совсем зелеными, потом протянула тонкую руку – пальцы сверкнули каким-то затейливым маникюром, – взяла шоколадную конфету и поднесла ко рту. Кирилл завороженно смотрел.
– Ты мне нравишься. Ты хорош. Очень.
Кирилл опять покраснел: «Да что ж это такое? Что он все время краснеет как школьник!»
– Ну что, Кирилл? Мы с тобой будем… пить чай?
– Чай? Ах, чай! Ну да…
Юлия засмеялась, встала, легко скинула туфельки и забралась с ногами на диван, прислонившись к Кириллу, так что ему пришлось обнять ее за плечи – невозможные зеленые глаза оказались совсем рядом.
– Ты испачкала губы… шоколадом… – В горле у него пересохло.
– Только у меня есть одно условие.
– Любое! – тут же согласился Кирилл, скажи она сейчас, что ему придется остаток жизни передвигаться на четвереньках, он бы не раздумывал.
– Пока мы с тобой… вместе… пьем чай… Никакого кофе на стороне! Только ты и я. Насколько хватит заварки. А если кому-то вдруг захочется… кока-колы или какао с молоком, честно признаемся и расходимся в разные стороны. Никакой лжи! Согласен?
– Согласен.
– Хорошо. Смотри – ты обещал.
И она сама поцеловала его, да так, что довольно скоро Кирилл спросил, задыхаясь:
– А ты не хочешь… запереть дверь? – Такой стремительной победы он не ожидал и еще не догадывался, что это совсем не победа, а поражение по всем фронтам. К своим сорока годам Кирилл успел дважды развестись и теперь жил вольным стрелком. Длинноногими блондинками он был сыт по горло, так что миниатюрная брюнетка, пусть и не такая юная, показалась ему приятным разнообразием. Юлия была умна, насмешлива, горяча в постели, элегантно одевалась, лихо водила маленькую зеленую машинку, ненавидела любую ложь, но прекрасно владела искусством умолчания – то есть была загадочна настолько, что через некоторое время Кирилл всерьез задумался, не нанять ли частного детектива.
Она ничего не рассказывала о себе, ловко уходила от вопросов, не приглашала домой, никогда не оставалась на ночь и не принимала никаких подарков, кроме цветов – ну, еще позволяла заплатить за себя в ресторане: «Настолько далеко мой феминизм не распространяется». Правда, в ресторанах они бывали редко. Юля никуда с ним не выходила, хотя он и звал ее на какие-то светские тусовки: «Эскорт-услуги я не оказываю, извини». Про подарки он выяснил довольно быстро, купив ей через пару месяцев золотой браслет. Юля повертела браслет и подняла с недоумением брови: красивая штучка, конечно…
– Ты знаешь, я принимаю подарки только в день рождения и на Рождество. Рождество давно прошло, день рождения еще не скоро. Я не могу это взять.
Кирилл было обиделся, но Юля не обратила на это никакого внимания.
– И что мне с ним теперь делать?! Выбросить?
– Ну ладно, ты же не знал. Хорошо. Я возьму, но отдарю.
На следующее свидание она пришла в его браслете, но Кириллу на руку надела роскошные часы, примерно равные по стоимости браслету. Больше он подарков не делал. Не сразу Кирилл осознал, что Юля ведет себя с ним так же, как он вел себя с прежними блондинками: это была чисто мужская модель поведения. Сначала они встречались раз в месяц, потом стали каждую неделю, а то и чаще. Так прошел почти год, а Кирилл знал о Юле столько же, сколько при первой встрече, то есть – ничего. Она ускользала, как вода между пальцами. Юля тоже не стремилась ничего о нем узнать, а если он рассказывал, слушала, как ему казалось, без особого внимания.
Но потом простые и вовсе не романтические, как Юле казалось, отношения с Кириллом неожиданно осложнились. Неожиданно для нее – но не для Кирилла, который давно уже понял, что попался, влип, вляпался «по самое не балуйся», как говаривал его отец. Когда Юля покидала его, Кирилл долго не мог прийти в себя: скучал, волновался – она никогда не звонила, чтобы сообщить, как добралась, а мало ли что! Его собственная жизнь вдруг оказалась какой-то никчемной без Юли, и все дела и проекты, столь важные и нужные раньше, теперь совсем перестали его занимать. Он жил от звонка до звонка, от встречи до встречи: каждое свидание было как… трещина в скале, в том горном монолите, в который превратилась его жизнь. Кирилл вбивал в эту трещину крюк и подтягивался, зависая – и так до следующего подъема по скале вверх. Однажды он поднимался в настоящие горы, но неудачно упал, сломал ногу и бросил это дело. Хромота была почти незаметна, но к непогоде нога напоминала о себе – а без Юли хромала его душа.
Вот и сейчас Кирилл смотрел на Юлю с тоской:
– Ты самая таинственная женщина из всех, кого я знаю…
– Ты знаешь обо мне все, что нужно. Вот я – вся перед тобой!
Обнаженная Юлия лежала рядом с ним на темно-синих шелковых простынях. Над этими простынями она долго потешалась: «О, да ты пижон!» – но заменить не разрешила: «Мне нравится ощущение гладкости, так приятно скользят…»
– Я с тобой здесь и сейчас. Тебе этого мало?
– Мало. Я хочу, чтобы ты была всегда.
– Я и есть всегда. Или ты думаешь, я исчезаю, выйдя за дверь?
– Для меня – да. Ты не хочешь пустить меня в свою жизнь.
– Кирилл, ну зачем тебе это надо? Нам и так хорошо, разве нет? Зачем лишние сложности.
– Нет, – упрямо сказал он. – Не хорошо. Я хочу знать, кто ты.
Кирилл видел, что Юлия начинает сердиться, но не отступал.
– Ладно. Мне сорок лет… А ты думал, сколько?
Кирилл удивился: он и правда считал, что ей тридцать с небольшим.
– Я была замужем и развелась. У меня двое детей. Достаточно?
– Я почему-то так и думал, что ты была несчастлива в браке, – задумчиво сказал Кирилл, а Юля нахмурилась:
– Ты доволен?
– Не совсем. Выходи за меня замуж.
– Замуж? Ты с ума сошел! Не выдумывай.
– А если я поставлю условие? Или мы женимся, – голос у него дрогнул, – или расстаемся.
– Значит, расстаемся.
Юля встала и ушла в душ, а Кирилл остался лежать в полном отчаянии. Он вдруг понял, кто такая Юля – Немезида! Немезида, богиня возмездия. За всех его жен и блондинок. Потом поднялся и как был, голый, поплелся в коридор – Юля стояла перед зеркалом, повязывая шарфик, спокойная и элегантная. Кирилл схватил ее за плечи, она вырвалась:
– Перестань. Я тебе нужна только потому, что не даюсь. А как только…
– Всю душу ты мне вынула!
– У тебя есть душа?
– Почему же нет? Я человек. А не просто член с чековой книжкой.
– Если ты заметил, твоя чековая книжка меня мало интересовала.
– Значит, ты меня просто использовала, да?
– Ну ты же меня тоже… использовал. Хотя это слово мне не очень нравится.
– Тебе был нужен только секс, а я-то вообразил.
– А тебе? Не секс? Да ты первое, что подумал, увидев меня: как бы ее трахнуть. Скажешь, нет?
– Ну да, да! Сначала – да! А теперь – нет! Теперь я… жить без тебя не могу…
– Да ладно. Ты прекрасно живешь.
– Или ты что? – догадался Кирилл. – Ты мстишь мне, да? За то, что какой-то мудак разбил тебе сердце? Или не только мне? И многим ты отомстила? А-а, провались оно все пропадом!
Он ушел обратно в спальню, лег, накрылся одеялом и даже подушку на голову положил, лишь бы не слышать, как хлопнет входная дверь. Но входная дверь не хлопнула. Юля постояла, с ненавистью глядя на себя в зеркало, сорвала шарфик, сбросила пальто прямо на пол и пошла к Кириллу. Села рядом и сняла с него подушку:
– Кирилл. Я не собиралась тебе мстить. Ни тебе, ни кому другому. Я действительно считала, что у нас с тобой все просто и хорошо, без лишних сложностей.
– Да не бывает такого! Не бывает все просто и хорошо, никогда. Это жизнь. От нее никуда не денешься, как ни старайся.
– Прости меня. Я не думала, что ты так сильно все чувствуешь.
– Ну конечно! Раз я мужчина, значит, одноклеточный.
– Ты самый многоклеточный из всех многоклеточных.
– Знаешь, мои родители… Они прожили вместе тридцать девять лет. Последние десять лет мама не могла двигаться. Отец возил ее в коляске, мыл, причесывал. Мама умерла, когда мне было двадцать три. Папа пережил ее на полгода. Я поздний ребенок.