Пока она пыталась привести себя в божеский вид, Степа одним махом допил пиво и, прихватив сигарету, направился к двери. Диана последовала за ним.
– У тебя в стоимость проживания завтрак включен? – спросил он, придерживая перед ней дверь.
– Кажется…
– Значит, встретимся в ресторане. Или мне зайти за тобой, разбудить?
– Ни то, ни другое. Возможно, я просплю долго. Приму снотворное и проигнорирую завтрак. Давай встретимся на ресепшен часов в одиннадцать. Потом сходим ко мне, хорошо?
– Да, конечно. А потом, может, в Барсу скатаемся, погуляем?
– Извини, но я не смогу. Обедаю с одним человеком…
– А послезавтра?
– А послезавтра уезжаю с этим человеком в Англию.
Степа резко остановился и с недоумением уставился на Диану.
– Это мой друг, – пояснила она. – Он пригласил меня погостить у него. Я решила его предложение принять.
Он некоторое время переваривал услышанное, в итоге одобрительно проговорил:
– Думаю, это правильно.
– Если хочешь, я напишу тебе электронное письмо.
– И пришлешь фотографии!
– Обязательно! – Она указала на дверь, на которой увидела нужный номер. – А вот и моя обитель. Спасибо, что проводил, до завтра.
Они пожали друг другу руки и распрощались.
Часть четвертая
Глава 1
Утро в Бланесе начинается довольно поздно. В девять утра на улицах еще очень мало народу, магазины не работают, а кофе выпить можно только в барах при гостиницах. Крот это уже сделал. Испил капучино, весьма недурственный, а вот с завтраком решил повременить. Он поздно встал и пока еще не нагулял аппетита.
Утреннее испанское солнце было ласковым, и Крот с удовольствием подставлял ему лицо, сидя на лавочке набережной. Мимо него проносились любители пробежек, проходили уборщики с пакетами, собачники со своими питомцами, работники пляжных кафе. Все они мешали Кроту наслаждаться моментом, поэтому он встал и прошествовал к морю. Опустился у самой кромки воды на корточки, закурил.
Но и тут ему не было покоя! Две толстые русские тетки, судя по загару, а вернее, его отсутствию, только что приехавшие, с визгом пронеслись мимо него и влетели в море. Естественно, подняли кучу брызг, некоторые из них долетели до Крота. С ненавистью взглянув на баб через темные стекла очков, он поднялся на ноги и зашагал прочь.
Крот был мизантропом. Отъявленным! Он считал, что человек – гнуснейшая из тварей. Он не верил в бога. В ад и рай. А также в существование у гнуснейшей из тварей души. Но иногда, как говорится, в порядке бреда, он думал о том, что если реинкарнация существует, то он в следующей жизни хотел бы стать животным. Желательно собакой. Пусть даже крысой, все равно хорошо. А хоть бы и деревом. Тем же баобабом (как пел Высоцкий), все лучше, чем опять родиться человеком.
Крота вообще-то звали Валерой. Он появился на свет в небольшом старинном городке на берегу Волги. Мать его, Жанна, была из древнего купеческого рода. Половина города когда-то принадлежала ее прадеду. В том числе дом, в котором она жила со своей семьей. Только тогда, до революции, он целиком принадлежал им, а теперь только одна четвертая часть. Ютилась Жанна с родителями в комнате. У остальных соседей по две было, а им, будто в насмешку, выделили всего одну. Когда Жанна вышла замуж, в ней появился еще жилец, а вскоре еще. Впятером они жили в двадцати двух метрах. Дед по-черному пил. Бабка вечно таскала домой помоечных котов. Мать строчила на швейной машинке, зарабатывая шитьем на жизнь, отец играл на гитаре и пел – это было его хобби. Валера жил в сущем бедламе, но он ему очень нравился.
Он знал, что другие дети живут иначе. У них есть если не своя комната, то хотя бы угол. И в туалете можно сидеть сколько хочешь. Валера же не мог расслабиться даже в уборной. Она была одной на четыре семьи. Но это не омрачало его детства. Ему все нравилось. Он приходил из детского сада, где не было никакого покоя, попадал в тот же бедлам и чувствовал себя счастливым. Пьяные «проповеди» деда, мяуканье бабкиных кошек, стрекот маминой машинки, отцовские песни и общий ор (все всем мешали, поэтому выражали друг другу претензии) – все это было родным, поэтому особо не напрягало.
Когда Валере исполнилось шесть, случилось страшное. Дед с отцом выпили, повздорили, а когда зять лег спать, тесть взял топор и перерубил ему шею. Утром, когда все пробудились, пришлось вызывать «Скорую» и милицию. Деда забрали, бабка свалилась с сердечным приступом, отца похоронили. Дед умер в камере предварительного заключения. Бабка вернулась из больницы парализованной. Отец остался лежать под деревянным крестом без фотографии. Нормальный памятник ему так никто и не поставил. Мать практически сразу после похорон мужа сошлась с другим мужчиной и привела его в дом.
Нового «папу» Валеры звали Гришей. Это был мерзейший человек из самых мерзких. Хотя выглядел как ангел. Пухлый, белокурый, с огромными голубыми глазами, он мог втереться в доверие моментально. Так он и делал. Но Валера, еще ребенок, почему-то сразу его раскусил. Возможно, причиной тому было природное чутье. Он определял гнилых людей. «Унюхивал» их за версту. А Гриша «вонял» невероятно.
Он, как и покойный отец, был деревенским. То есть их городок оказался для Гриши чуть ли не столицей. И условия жизни в новом доме Грише не казались чудовищными. Да, один туалет на всех, зато самый настоящий, а не какая-то там яма в земле. И летом есть где заработать, сильно не напрягаясь. Два раза в неделю на пристани швартовались теплоходы «Интурист». Немцы, поляки, англичане высыпали на берег и тратили свои денежки на местные сувениры. Мать Валеры продавала им куколок, варежки, полотенца. Новый «папа» – значки с Лениным.
Зимой «бизнес» прикрывали. Но мать все равно строчила на машинке – зарабатывала шитьем и починкой одежды. А вот Гриша ничем не занимался. Сидел на шее у гражданской жены, по мелочи подворовывая как у нее, так и у соседей. Не брезговал ничем: ни копейками, ни вещицами, ни едой. Мог в чужой кастрюле выловить кусок мяса и съесть. О его крысятничестве знал только Валера, потому что глаз с отчима не спускал. Он знал, от Гриши можно ждать любой гадости. Но однажды «папаша» сотворил такое, чего от него даже Валера не ожидал…
Парализованная бабушка доставляла всем массу хлопот. За ней нужно было ухаживать: кормить, обмывать, выносить после нее судно. Она часто капризничала. Требовала к себе внимания. Говорить не могла, но мычала громко, когда что-то было не по ней. Конечно, все мучились с ней. Но если Валера и его мать стойко переносили тяготы совместного проживания с инвалидом, ведь не чужая, родная, любимая, то Гриша постоянно выходил из себя. Покрикивал на старушку и твердил, что ее надо сдать в дом престарелых.
Как-то вечером, когда мама ушла к соседке, а Валера лежал в кровати, дремал, бабушка потребовала, чтобы ей включили программу «Время». Гриша грубо ответил ей: «Обойдешься». Старушка не отставала. Мычала, не давая смотреть футбол. Тогда Гриша вскочил с табурета, подошел к ней, схватил подушку, положил на лицо и со всей силы надавил. Валера, разбуженный шумом, в этот момент открыл глаза. Испугавшись увиденного, мальчик вскрикнул.
Гриша резко убрал подушку от лица старушки и подсунул ей под голову.
– Чего вылупился? – рявкнул он на Валеру. – Спи давай!
– А что с бабушкой? Она кричала…
– Все с ней нормально. Подушку уронила, попросила, чтоб я поднял. Спи, говорю!
Но Валера не мог уснуть. Он боялся, как бы Гриша не повторил попытку. Или еще хуже – не задушил бы после бабушки и его. Ведь он тоже ему мешал!
Выскользнув из постели, пацан пошлепал к двери.
– Куда? – спросил отчим, схватив его за руку.
– В туалет.
– А не мамочку искать, чтоб к подолу ее прицепиться?
Валера замотал головой. Хотя он как раз за мамой и отправился. Он должен был все ей рассказать!
– Только ты учти, малой, если на меня будешь наговаривать, я тебе голову оторву. – Гриша обхватил его тонкую шею пальцами и с силой сжал. С пасынком он в отсутствие матери обычно бывал груб, как будто чуял, что тот видит его насквозь, и не растрачивал свое обаяние попусту. – Тебе сон дурной приснился, вот ты и заорал. Так ведь?
Мальчик покосился на бабушку. В ее глазах стояли слезы.
– Если ты еще раз сделаешь бабушке плохо, я тебя… отравлю поганками! Понял? – пригрозил Валера.
– Ах ты щенок! – Гриша влепил мальчику затрещину.
В этот момент в комнату зашла мама.
– Что тут происходит?
– Твой сын совсем от рук отбился! Грозится меня отравить поганками!
– Мама, он чуть бабушку не задушил!
– Гриша?!
– Да что ты его слушаешь? Разве я могу?.. – И Гриша так невинно посмотрел на нее своими огромными голубыми глазами, что, если бы Валера не видел, что он чуть не вытворил, сам бы ему поверил. – Ты же меня знаешь, я мухи не обижу. Покричать могу, но чтобы душить…
– Мама, выгони его! Он плохой! Он врун и вор. Он даже у меня мелочь тырит. Я иногда прихожу в буфет, а мне десяти копеек на обед не хватает!
Мама ему не поверила. Отругала, поставила в угол. Валера был так возмущен ее поведением, что перестал с ней разговаривать. Но она этого, казалось, не замечала, а Гриша после того вечера стал с ней ласковым-преласковым. Даже цветов где-то украл и подарил впервые за два года. А еще он ей предложение сделал! И вскоре они расписались. Мама, по всей видимости, очень Гришу любила. Первый ее муж был скуп на проявления чувств. Никогда не говорил приятных слов, не обнимал. Гриша же лил в уши одну патоку. Постоянно целовал ручки. И мать все ему прощала. Даже грубость по отношению к бабушке, не говоря уже о его лени.
Бабушка умерла через неделю после свадьбы. Валера тогда был в школе. Вернувшись домой, он от мамы узнал ужасную новость.
– Ты была с ней, когда это случилось?
– Нет. Я в магазин ходила.
– А Гриша?
– Был. – Она всхлипнула. – Подал ей последний стакан воды…
Валера так и не узнал, приложил ли Гриша руку к бабушкиной смерти, но за поганками на следующий день после похорон сходил. Он набрал целую корзину. Почистил грибы, проварил, пожарил с луком и чесноком, затем оставил на плите. Взрослых дома не было. Они ушли на пристань торговать. Навигация закрывалась, и сегодня был последний день, когда можно заработать. Мама сказала, что придет очень поздно. Будет ждать теплохода из столицы, чтобы распродать все, пусть и по низкой цене. А вот Гриша собирался прийти пообедать. Его значки москвичам без надобности.