– Отель? Ну, это громко сказано – и сказано, видимо, злодеем Анатольевым? – ответил вопросом на вопрос юноша. – Лестница за кухней, – и он снова погрузился в поиски. Судя по разгрому, прошлым вечером тут была неплохая вечеринка.
Повар оказался по совместительству портье и молча дал Басби ключ, на котором болталась бирка с цифрой «пять». В комнате Басби пробыл менее полминуты, посчитав ниже своего достоинства задерживаться в конуре с пузырями на обоях и ржавым умывальником в углу. Спасибо-с. Бывали-с. Даже Матушка Кло получала за такие апартаменты нагоняй – во всяком случае, когда их водевиль стал собирать полный зал. И Анатольев получит.
Контора Анатольева располагалась на Тверской-Ямской, около Александровского вокзала. Вестибюль был декорирован в старомодном стиле – лестница белого мрамора, ковер, бронзовые нимфы с ламионами в прелестно поднятых ручках. Приспешницы сатира Анатольева!
– Господина Анатольева в данный момент нет в бюро, – сообщила Басби еще одна нимфа, живая и розовощекая.
– Как же вы без него с новациями справляетесь, милая? А ну как все новации дадут деру? – прожурчал в ответ Басби. Девушка надула губки.
– Он и вас одурманил? С него станется! Знаете здешнюю присказку: Анатольев – человек-дирижабль. На подъем быстр, а куда понесет – никто не ведает, – из боковой двери вышли два человека средних лет, холеных и щегольски одетых, один из них весело разглагольствовал. – Ну, и врун, конечно. Позвольте представиться – Павел Масальский, актер Художественного театра, – приветствовал он незнакомца. Другой, невысокий, с острым взглядом волчонка, только кивнул. – Мой коллега, Николай Хмелев, – сказал Масальский. – Тоже жертва анатольевских посулов – хочет бросить великую труппу мхатовцев и открыть свой театр. А театр – это не только вешалка, друг милый!
Хмелев бросил на приятеля уничижительный взгляд и протянул Басби руку.
– Постановщик мюзиклов… – начал тот, не зная, как себя назвать. «Басби Визг» здесь прозвучало бы нелепо.
– Из Ялты? «Сбежавшая кукла»? Господин Визг? – перебил его Хмелев. – Наслышаны и ждем московской премьеры. Анатольев жужжит на всех углах. Нет, таких проектов он не проваливает. Так что – кураж, месье, кураж!
– Господа, вот славный повод взять направление на «Метрополь», – красивый тенор Масальского лился под сводами вестибюля, будто взывая к ковру-самолету, который понесет их над башенками Тверской. – Во-первых, время обеда. Во-вторых, Константин Сергеевич тоже там будет, и мы вас ему представим.
Таксомотор мчал по широкой улице, мимо многоэтажных зданий с разноцветным орнаментом вокруг окон. Солнечные блики. Продавцы воздушных шаров. А впереди – Кремль.
– Здесь в Камергерском наш театр, – бросил Хмелев, когда машина остановилась на светофоре. В это время с крыши дома, которую венчала внушительная вывеска «Императорская служба телефонии и телеграфа», раздался оглушительный голос: «Пользуйтесь новой международной телефонной линией. Связь с европейскими столицами – всего за полчаса!» И вся улица, замерев и задрав головы, уставилась на репродуктор, прикрепленный к карнизу.
– Посмотрите, будто стоп-кадр в кино – все на мгновенье остановилось: шляпа приподнята, платок летит к носу, шарик мороженого висит над вафлей, письмо застряло в конверте, и – мотор! – жизнь снова помчалась! Не правда ли, чудесная сцена? – воскликнул Масальский.
Басби улыбнулся и кивнул. Оказывается, здесь нужны солнцезащитные очки – все сверкает, блещет. Бал! Он порылся в кармане пальто, нашел бархатный футляр и нацепил кругляшки линз.
– О, теперь мы видим, что вы человек со склонов русского Холливуда, – отозвался Масальский. – Шикарно. И как вы видите будущее синематографа? Серьезно ли оно? Я имею в виду в художественном и психологическом плане? Впрочем, какое дело вашему мюзиклу до киноэкрана!
– Паша, ну что ты пристал к человеку, не дав ему даже рюмки коньяка? – перебил приятеля Хмелев.
Автомобиль делал круг, поворачивая в сторону Театральной.
– Посмотрите на скульптуру венценосного семейства – правее, у елки. Установили к юбилею подавления бунта семнадцатого года. Приглашали мастера из Вены – специалиста по острым дамским носикам. Как у нашей императрицы. Притормозите на секунду, – сказал Хмелев шоферу, они вышли из авто, и Басби была представлена снежной белизны мраморная группа: задумчиво улыбается Александра Федоровна, император положил руку на плечо наследнику в студенческом кителе.
А потом дальше, дальше – и вот они входят в ослепительный «Метрополь». Шелк обоев, нежно смотрят сирены, выточенные из вишневого дерева, расцветает сказочными лилиями люстра. Вошли в ресторанный зал – мхатовцы тут же бросились с кем-то обниматься, целоваться. Организовался стол, рукопожатия, Масальский и официант исполнили дуэт на французском наречии, пробежавшись вниз-вверх по меню, вплыла хрустальная чаша с икрой. Басби готов был ринуться в атаку, в веселье, в кутерьму или в бой и одновременно хотел притвориться собственной тенью, понаблюдать, послушать. Актеры, однако, холены. Скорее напоминают юристов или банкиров, хоть и мешают в кашу реплики из Чехова и Шекспира. Пиджаки. Ботинки. Лоск. Не чета труппе Матушки Кло и тем водевильным, с которыми недавно – всего год назад – он таскался по провинциальным сценам и вокзалам. Шелковые шарфы. Галстуки.
– Обратите внимание: мхатовцев можно определить по одинаковым галстукам – эту хитрость московской моды ввел Константин Сергеевич, – просипел ему кто-то на ухо.
Приплыла фарфоровая супница со стерлядью, осетрина с семгой тоже не промахнулись. Шампанское вынесли не в ведерках, а в серебряном бассейне в виде кареты, запряженной квадригой. А тут появились и цыгане. Цыганских плясок Басби не любил, но своим нежным тенором Масальский стал подпевать молодой певице, и вышло так серьезно, пронзительно… Общество затихло. Вдруг сверху, из кабинета, закрытого расшитыми шторами, полился голос сильный и все вокруг подчиняющий – будто окутал собой дуэт и повел дальше.
– Шаляпин! – зашептали вокруг. Голос стих так же неожиданно, как возник.
– Благодарим, Федор Иванович! – прокричал Масальский.
– Все по одной сцене ходим, птицы мои! – донеслось из-за шторы.
И все опять забурлило, закрутилось, заговорило. Басби слегка ошалел, разомлел, хотелось на время стать невидимым и просто разглядывать публику. Да, сегодня он устал с дороги. Скажем так: готов быть суфлером, но не актером. Зато ясно: в Москве будет весело. Мхатовцы взялись знакомить его со всеми подряд, но он приотстал, сделал вид, что вот-вот догонит, а сам присел на банкетку в нише, рассматривая разыгрывающийся перед глазами спектакль. Шампанское, коньяк, незнакомые лица – клонило в сон.
Уже почти впал в полудрему, как развернулось новое действо. Царской походкой в зал вошел высокий красавец в кожаной летчицкой куртке и шлеме.
– Ой, мамочки, это он! Полковник императорских ВВС господин Чкалов, – звонко ойкнули девицы, проходившие мимо Басби и чуть не споткнувшиеся о его вытянутые ноги. Так бы и летели в объятия к полковнику ВВС, как тот гусь – к Басби.
– Говорят, ему было поручено возить на авиапрогулку младшую княжну Романову, – стрекотала одна.
– Неужели без свиты? Вдвоем в самолете? – блеяла другая.
– В том-то и дело! Он сделал круг над Александрийским столпом. А в кабине был патефон, и над Невой он летал в ритме танго.
– Да все ты придумываешь! Танго в небе! Сказка!
Шурша юбками, девицы метнулись в сторону кумира. Басби протер глаза и посмотрел на летчика: Чкалова усаживали за стол, несся официант с чистыми приборами.
– Я всего лишь человек, который… – донесся до Басби хриплый голос героя, говорившего с журналисткой, которая бросилась к нему с блокнотом, – …летает под аплодисменты.
– Что ж – неплохой у меня в столице двойник, – буркнул себе под нос Басби. – И неплохое начало для московских полетов.
Его приподняло над бархатным диваном – и понесло. Скоро они с Чкаловым танцевали вприсядку. Потом он показывал фокусы, используя накрахмаленные салфетки. Потом подбивал Хмелева устроить гонки на рояле. Иной раз охватывал благоговейный ужас – не слишком ли точно он копирует папашу Визга? Между тем кто-то из театральных настойчиво прочил ему роль Епиходова в новой мейерхольдовской постановке и требовал сейчас же мчаться на репетицию. Собирали делегацию телефонировать Самому. Мэтр, однако, не появился. Подходили представительницы кордебалета антрепризы Шпейцера при Высшем женском медицинском училище – прознав, кто таков загорелый ялтинский гость, пытались продвинуть свою фракцию в его постановку для массовки.
– Хоть дублершами, – ныла представительница. – У нас прекрасная выучка: лучшие медицинские сестры столицы! Многие в детстве учились в хореографическом классе при Большом театре.
Басби требовал, чтобы вся фракция сей же час представила лодыжки и коленки на творческую комиссию. Чкалов рвался в секретари комиссии. Назначали день. Пробки от шампанского затеяли под потолком новый фейерверк. Сам собой снялся номер в «Метрополе» – не возвращаться же в анатольевский клоповник. Входя в апартаменты, окна которых выходили на Большой театр – в полной тишине плыли навстречу свечи, колышущиеся в фойе третьего яруса, и Аполлон на квадриге, – Басби взглянул на себя в зеркало. И обнаружил на голове летчицкий шлем. Дивный кожаный шлем, о котором он так мечтал! Конечно, он ведь выменял его у Чкалова на ручку-самописку, подаренную Лидией Збарски.
– Вы в Холливуде всех знаете? – вопрошал Чкалов, отдуваясь и наливая себе коньяку. Как и многие, он называл ялтинский фильмовый город на американский манер. Басби пожал плечами. – И несравненную Лидию Збарски? Если бы я мог прилететь к ее ногам!
Басби поперхнулся. Это что – дурная шутка? Кто-то знает? Сплетня? Но нет – Чкалов откинулся на спинку стула и мечтательно задымил сигарой. Просто поклонник.
– «Одна в тумане», «Брошенная», «Мадам Каренина», – принялся он перечислять фильмы Лидии. – А «Вечно ускользающую» видели? Черт, никак не могу выбраться! Люблю смотреть такие вещицы в отдельном зале, в кинокабинете, чтобы никто в углу не квакал некстати! – полковник готов был погрузиться в грезы. – Можете устроить знакомство? – снова оживился он. Святые фокусники-угодники! Спасите и избавьте! Басби кивнул – он всем кивал, все обещал, на все соглашался. Тут подплыл Масальский, и разговор повернул в другую сторону.