— Ну а вы мне на что, Николай Николаевич?
— Я очень постараюсь чтоб все решилось без суда, Демид Олегович. Но и вы в свою очередь…
— Вот и постарайтесь, — перебил я и, откинувшись на подголовник, закрыл глаза.
И сразу ее увидел. Сашку. Как смотрит на меня своими глазищами, в которых тонешь и губки приоткрывает. Прогоняешь меня да, девочка? Типа не нужен и все такое… А чего тогда показания изменила, раз не нужен?
— Выздоравливайте, Демид Олегович, — сказал адвокат, когда Стас затормозил у его дома. — И я очень вас прошу, постарайтесь пожалуйста…
— Угу. Спасибо. До свидания, — отчеканил я, не открывая глаз.
Услышал, как Николай и Стас синхронно фыркнули а потом первый попрощался и вышел из машины. Дверь тихо закрыл, а все равно бошку прострелило болью. Таблетку бы…
— Дем, ты понимаешь, что рискуешь просрать абсолютно все, чего добился? — после длинной паузы, в которую я успел понадеяться, что Стас передумал читать мне мораль, сказал он.
— Этот урод ее толкнул. Я что должен был стоять и смотреть?!
— Не, зачем же! Лучше кулаками помахать и потом виноватым еще оказаться, — хмыкнул Стас. — Как там эта Саша твоя говорила — что ты преследуешь ее?
— Она не моя, — от понимания этого грудь огнем.
Не моя. Его. Но показания-то изменила.
— Ты вообще меня слушаешь? — Стас так резко тормознул, что меня дернуло и от этого голова и ребра буквально взорвались болью.
— Да, блин! Аккуратнее! — простонал я.
— Я понять не могу, чего тебя вечно на шмарах клинит? То Ольга, то эта теперь…
— Не смей так говорить про Сашу!
— Угу, извините, пожалуйста, — скривился Стас. — Дем, ты что не понимаешь? У Мартынова этого связи везде, а Саша дочка полкана. А у тебя биография…
Биография… Какая, к черту, биография? Почему отцовские грехи ко мне прилипли так, что никак не отмоюсь?
— А чего ты тогда со мной дружишь, м? Чтоб на путь истинный наставить сына бандюка, да? Из благородства?! Так не надо, понятно? Наставник тоже мне…
Вышел из машины и грохнул дверью.
— Демид, сядь обратно. Что за детский сад? — Стас опустил окно.
— Нет уж! Спасибо…
И развернувшись зашагал к подземному переходу. Там метро. Сто лет на нем уже не ездил. Вспомню молодость.
Купил жетон, зашел в вагон. Он пустой, середина дня. Сел, прислонился затылком к стенке. Закрыл глаза.
Саша поменяла показания. Интересно, это совесть просто замучала или… Или? Я уже тогда понимал, что даже если “не или”, я все равно не отступлюсь. Не будет она его и точка. И плевать на последствия.
Н-да уж… Ошибался я. Раньше меня так не крыло.
Глава 11
Александра
— В голове не укладывается, что ты так поступила.
— В моей тоже многое не укладывается, Степа. Например, что ты, оказывается, способен на меня руку поднять…
Все внутри дрожало, но я как-то умудрилась сделать так, чтоб дрожь эта не проникала в голос и он звучал твердо. Вечером того же дня Степа позвонил с вопросом как я могла изменить показания и потребовать сейчас же приехать домой. А я ответила, что не готова что либо обсуждать с ним, останусь ночевать у родителей, а, если захочет, то мы сможем поговорить утром.
И вот мы сидели напротив друг друга в глубине зала одной из кофеен потому, что я отказалась ехать для разговора в нашу квартиру. Понимала, там. на его территории, будет труднее. Но, честно говоря, нейтральная тоже не особо помогала. Место не могло изменить того, что у Степы разбито лицо и сотрясение мозга и что, если бы я не стала общаться с Демидом, а сразу попросила его уехать, то ничего этого бы не случилось. Как и того, что он не имел права меня толкать…
— Какую руку поднять? Что ты несешь? — скривился он. — Не было такого.
Поморщившись, притронулся к опухшей стороне лица.
— Степа, ты меня толкнул. Очень сильно.
— Ты меня довела! Какого стояла там и улыбалась этому упырю, м? И цветы от него приняла! Это что такое вообще? — увидев, что на нас начали посматривать, Степа понизил голос и ниже надвинул на глаза черную бейсболку, которая худо-бедно скрывала лицо. — Если б я какой-то бабе цветы носил, тебе бы как? Ок-норм было?
— Для меня недопустимо рукоприкладство, понятно? — вскипела я. — У тебя на все одно оправдание — довела. Чем, скажи, пожалуйста? Мы просто стояли и разговаривали. А цветы — это просто знак внимания, способ сделать приятное, а не сразу намек на отношения, вдруг ты не знал! И что бы там ни было, это не дает тебе право на меня руку поднимать!
— Угу. Ну понятно! Я виноват опять, да? В том, что этот упырь мне чуть голову не проломил, а моя невеста еще и заступилась за него, выставив меня придурком полным! Спасибо под статью не подвела!
— И тебе спасибо, что меня не подвел, фактически заставив соврать следователю! — прошипела я.
Он качнул головой, стиснул двумя пальцами переносицу и зажмурился.
— Степа, я считаю… Нам нужно паузу сделать или вообще… Извини, но я начинаю тебя бояться. Сейчас толкнул, потому ударишь… Я не хочу этого…
— Что? — он побледнел. — Что ты хочешь сказать?
Его взгляд был каким-то бешеным, полным злого отчаяния и боли и от этого у меня слова застревали в горле.
— Ну? Что ты молчишь? Говори! Хоть раз скажи правду, Саша! Мол, сплю с Демидом, а ты мне больше не нужен!
— Господи, что ты несешь, — я качнула головой. — Причем здесь Демид? Ты вообще слушал, что я…
— Я-то слушал! Уж что, а лить в уши ты умеешь. Хорошая ты наша вечная обиженка, на которую злой и плохой Степа руку поднял!
— Так все! — я полезла в сумку и, достав из нее бумажник, а из него пару купюр, положила их возле так и не начатой чашки латте. — Я не хочу все это слушать.
Ушла. Он следом не пошел. Только выругался сквозь зубы и, кажется, кулаком по столу стукнул.
Слезы застилали глаза и я еле-еле видела, куда иду. Сердце рвалось на части. Неужели на этом все? Неужели мы расстанемся? Не будет больше наших завтраков вместе — кофе, омлет с брускетами с рыбой и авокадо, на светлой и просторной кухне. Не будет объятий и поцелуев, Степиных рассказов о бизнесе, каждый из которых заставлял меня еще больше гордиться тем, какой у меня успешный и талантливый жених. Как многого он достиг в тридцать один. Да, пусть бизнес основал его отец, но как хорошо Степа справляется. Развивает семейное дело. Не будет посиделок в заведениях с друзьями раз в пару-тройку недель и вдвоем стабильно дважды в неделю или чаще. Вечеров у моря. Ночей наших не будет…
Не будет ничего!
И из-за чего? Из-за еще одной дурацкой ссоры на ровном месте? Что, если я все слишком сильно утрировала? Ну, не рассчитал силу слегка на эмоциях, с кем не бывает? А я… Придумала себе невесть что, накрутила. Все из-за папы, который чуть ли не с двенадцати лет мне истории всякие из своей практики рассказывал. Про жертв семейного насилия.
“Если на тебя твой парень замахнулся, а тем более ударил — уходи. Сразу! Иначе…”.
Папа — полковник полиции. У него профдеформация и все такое. Манера из мухи слона раздувать. А еще он излишне категоричен, помешан на контроле и деспотичен. Уж скольких слез и скандалов, а после денег на терапию мне стоило право быть для него взрослой и самостоятельной и чтоб мои границы уважали.
А теперь что? Я, получается, поступаю так же, как и он. Категорично! И из мухи слона раздуваю, как и он.
Вот она моя квартира. Папин подарок на двадцать первый День рождения. Здесь все еще полно моих вещей. По большей части летних, ведь переезжала я поздней осенью и они были пока не нужны. Думала, перевезу потом, позже, постепенно.
Через четыре дня был бы год с нашего знакомства. Да, это случилось именно четырнадцатого февраля. У меня в машине спустило колесо, а Степа остановился помочь. Я посчитала это ужасно романтичным. Самым настоящим знаком свыше посчитала. Ведь есть же поверье — знакомство в День влюбленных обязательно приведет к счастью.
А я… Я, получается, своими руками все испортила.
Свернувшись клубком на диване в зале я рыдала и рыдала пока в какой-то момент не уснула, обессилев от слез. Разбудила меня трель домофонного звонка. Неловко поднявшись с дивана, я поплелась открывать дверь. Нажала на кнопку и только потом подумала, что даже не спросила, кто идет. Папа бы за такое убил и был бы прав, но мне сейчас все равно.
Квартира погрузилась во мрак. На часах уже половина шестого вечера, выходит я провалялась весь день. Деятельной мне это было дико. Раньше. Теперь тоже все равно.
— Саша, это я, открой, пожалуйста, дверь!
Степа!
Вмиг начавшими дрожать пальцами, я открыла дверь. Он стоял там, в предбаннике. Бледный и с разбитым лицом, без бейсболки. С красными глазами. И с букетом цветов в руках.
— Сашенька, — на колени прямо в предбаннике. — Прости меня, дурака! Пожалуйста, прости, я…
Закрыв лицо руками, я разрыдалась.
Демид
Видок у меня еще тот, что правда, то правда. И это учитывая что я ждал несколько дней, пока хоть немного отек спадет. Хорошо бы еще недельку, но меня крыло так, что уже все невмоготу. Хочу ее увидеть. Поговорить. Узнать в конце-концов, в порядке ли все.
Пробовал через Леху. Но тот дипломатично дал понять, что рад будет сотрудничеству и общению, но не рад расспросам и тому, что я помял его друга. И через Артема. С ним разговора не вышло. Плевать в принципе. А вот на то, что Сашку вполне возможно поколачивает ее мудак, а они оба явно могут об этом знать, но не лезут…
Мелкая красная “Фабия” зарулила на парковку. Дурацкое место встречи, особенно учитывая предыдущую, но у меня особо выбора нет.
Когда она припарковалась и вышла, впился голодным взглядом. А-а-а, как же скучал по ней. До ломоты в теле, серьезно.
Сегодня Саша в белой шубе-баране в пол. Дурацкий “оверсайз”, черт бы его подрал, скрывал всю ее хрупкую фигурку. Но не делал ее грузной, а наоборот… Короче, она как дите в маминой шубе. Прекрасное, как ангел, дите. Луноликое с рассыпавшимися по плечам волосами цвета золота. Из бы между пальцами пропустить, а потом сгрести в горсть и потянуть, заставив выгнуться, когда она…