Но, как я и говорил, все это слишком мелко и не интересно. У меня нет цели ее опозорить. И никогда не было.
Хотя Токарева раздула эту тему в своей рыжей голове до вселенских масштабов. Подумаешь, парочка отсталых похихикала.
Но раз теперь мне нужно с Токаревой дружить, по крайней мере пока, не нахожу ничего лучше, чем напрячь Валеру выяснить, кто опорочил нашу «честь и гордость».
Это, конечно, забавно — понимать, что разведчик в прошлом и один из незаменимых людей в охране отца в настоящем будет заниматься подобной ерундой.
В принципе, к концу учебного дня я уже знаю ответ на особо интересующий рыжулю вопрос.
Чиркаю зажигалкой, привалившись к корпусу машины. Наблюдаю. Пары закончились, наша звезда вот-вот должна появиться в поле моего зрения.
Так оно и происходит.
Еська вылетает из здания университета с глупой улыбкой на лице. Что-то бурно обсуждает с Бережной. Заметив меня, напрягается. Это проглядывается в ее замедлившемся шаге и напряженных плечах. Она скукоживается на глазах.
Отмазывается от Леськи и, обхватив сумку, что прижимает к груди, покрепче, направляется ко мне.
19
Вообще, если б не вся эта ситуация изначально… Токарева, несомненно, вписывается в мой типаж. Яркая. Такую невозможно не заметить. Она как бельмо на глазу, вечно в поле моего зрения. Пестрит рыжиной своих волос и ядовитой улыбкой.
Подтянутая, даже спортивная фигура. Прямая спина.
Она точно знает себе цену и вряд ли продешевит. Жаль только, что все в этом мире продается… Вопрос в цене.
— Ну привет, — отталкиваюсь от тачки, преодолевая расстояние между нами в пару шагов.
— Виделись. Что хотел?
— Прокатимся?
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Не думать — это вообще в твоем стиле, — сжимаю ее холодную руку. Давно заметил, что пальцы у нее вечно ледяные, несмотря на то, что на улице приличный плюс. — Пошли.
— Куда ты меня тащишь?
— Поговорить. Ты обещала.
— Руки! Мне больно.
— Сиди тут, — заталкиваю ее в машину, — поняла?
Пока огибаю капот, слегка паранойю. Не хотелось бы ловить ее по всему вузу, если сбежит.
Оказавшись в салоне, отъезжаю на пару десятков метров от здания универа.
— Что? — реагирую на ее вопросительный взгляд, притормаживая у тротуара.
— Утром ты приехал, потому что тебе что-то от меня понадобилось, а уже в обед снова ведешь себя как питекантроп.
— Да брось. Кстати, я знаю, кто распустил слухи и посетил ректорат.
— Правда?
— Считай, что это бонус. Я — тебе, ты — мне.
— Подготовился?
— Что-то вроде того.
— Сам устроил, сам ликвидировал.
— У тебя проблемы со слухом? Я по-русски сказал, что я не имею никакого отношения к твоему фееричному провалу. А вот Анна Ларионова очень даже…
— Анька? Ты сейчас серьезно?
— Более чем. Так, давай сменим тему. У меня к тебе реально пара вопросов.
— Слушаю.
— Ты общалась со Славиком?
— Нет. Я никогда не общалась с твоим братом, только здоровалась иногда. И честно говоря, до недавних событий была не в курсе, что у всех вас одна фамилия с нашим мэром.
— Вы учитесь на одном потоке.
— И что? Мы практически не пересекались.
Упираюсь ладонями в руль, слегка раздражаясь. Не то чтобы я ей не верю, просто вся эта ситуация меня бесит.
— В ту ночь, когда мы встретились с тобой в клубе, за пару часов до этого там, кажется, был мой брат.
— Возможно. Там было много народа.
— Согласен.
— Так чего ты хочешь от меня?
— То есть тогда ты его не видела?
— Нет.
— Точно? Просто есть предположение, что до аварии он заезжал в клуб.
Токарева смотрит внимательно, закусывает нижнюю губу и качает головой.
— Да.
— А кого-то подозрительного?
— Ты серьезно? Когда это вообще было… Плюс в ту ночь я встретила тебя. Поэтому теперь очень хочу ее забыть. Постой, а кого подозрительного ты имеешь в виду?
— Не важно. К слову пришлось…
— Это была не просто авария?
— С чего ты взяла?
— Ну, Славик всегда был тихим, я почти его не замечала. А тут скорость, не справился с управлением…
— К чему клонишь?
— Ну, твой отец не последний человек. Возможно, у него есть враги. И авария была не случайностью.
Вот оно как. Плюс в том, что она автоматически записала брата в жертву. Что нам только на руку.
— Ладно, спасибо, что ответила на мои вопросы. Не заморачивайся по этому поводу. И не распространяйся. Следствие еще идет.
— Да, конечно, я понимаю.
— Но если что-то вспомнишь, позвони мне, ладно?
— Хорошо.
— Договорились.
Токарева сжимает колени, одергивая подол платья. Чем только привлекает внимание к своим ногам.
— Номер мой запиши.
Быстро диктую цифры, и уже через секунду в салоне от нее остается только аромат духов. Что-то цитрусовое.
Заводной апельсинчик, блин.
Достаю из кармана смартфон и «набираю» отца.
— Привет. Она не помнит, чтобы он был в клубе.
Батя шелестит бумагами, прежде чем заговорить.
— Действительно не помнит или просто не понимает по-хорошему?
— Думаю, реально. Если вспомнит что-то «подозрительное», позвонит.
— Ладно. Пригляди за ней. И не забывай, что я не так часто тебя о чем-то прошу. Чем быстрее мы все выясним, тем быстрее забудем о данном инциденте раз и навсегда.
20
— Мам, помнишь, ты рассказывала про сына мэра? Так что там с ним в итоге? Чего полиция говорит?
— С управлением не справился. В дождь же дело было.
После разговора с Панкратовым вся эта тема с его братом не выходит из головы. Внутри поселилось какое-то странное чувство… Что он имел в виду, говоря о подозрительных людях? Что я должна была видеть в тот вечер?
Вся эта ситуация более чем просто странная…
— А про девушку? Ты сказала, что там из-за девушки вроде…
— Да, поругался с подругой, вспылил, превысил скорость, не справился с управлением и влетел в грузовик.
— А что с водителем грузовика?
— Жив-здоров. Там только машина пострадала. А почему ты спрашиваешь?
— Да так. Просто его старший брат теперь учится в нашем универе.
— Интересно. Так, мы ужинать будем? — мама перекладывает котлеты со сковороды на тарелку и вытирает руки кухонным полотенцем.
— Будем. Пойду девчонок позову.
— Давай. Может, отца тоже…
— Мама, он тут никто, помни об этом, пожалуйста.
— Еська, он же старается исправиться. На работу вот устроился, грузчиком.
— Надолго? — усмехаюсь, а внутри просто киплю от злости.
— Еся…
— Что, мама? Девчонки, идите есть! — повышаю голос, замечая мамин поникший взгляд.
Она снова включила свою сердобольность. За ней и раньше водилась эта глупая жалость к папаше, но почему-то я была уверена, что после всех его «подвигов» и угроз ножом она взялась за ум… но нет.
Ужин проходит в тишине. На заднем плане, из-за плотно прикрытой в гостиную двери, доносятся звуки телевизора. Папаша дома, но, к счастью, не светит перед нами своей рожей.
Расправившись с едой, девчонки бегут делать уроки, мама усаживается с ними. Помогает с английским. Я же остаюсь один на один с грязной посудой.
Вычистив до блеска последнюю тарелку, закрываюсь у себя. Голова ломится от мыслей.
Значит, слухи распустила Анька. В принципе, это неудивительно. Она давно хочет вытурить меня из группы, а тут такой повод… К счастью, в ректорат меня больше не вызывали. Да и не вызовут. Ларионова, при всем своем выпендреже, просто не вытянет постановку танца и ответственность за весь коллектив на себе. Ее потолок — блеять где-нибудь в углу. Но то, что просто так я ей это с рук не спущу, — факт.
Ближе к десяти решаю попить чаю. Усевшись за кухонным столом с кружкой и книжкой по маркетингу, пытаюсь хоть немного погрузиться в учебный процесс.
Услышав скрип половиц, поднимаю голову.
Мама переступает порог и садится напротив.
— Учишь?
— Пытаюсь.
— Какая ты у меня молодец. Я в твоем возрасте была совершенно другой. Не такой самостоятельной, смелой…
— Мама, перестань.
— Дак правда же. Ты у меня из другого теста. Боевая.
Улыбаюсь. Внутри становится так тепло. Я безумно люблю маму, хоть частенько напрочь не согласна с ее мнением. Вот, например, как сейчас. Потому что знаю, зачем она пришла. Защищать отца.
— Доченька, я понимаю, что папа принес нам много зла, но, если сейчас мы оттолкнем все его попытки исправиться, он просто опустит руки и возьмется за старое.
— Раньше надо было думать. И с чего ты взяла, что он исправится? Тюрьма никого лучше не делает.
— Милая, ты слишком резка. Юность, максимализм, сейчас все видится только в черном и белом цвете.
— Мама, давай мы не будем развивать эту тему. У меня нет никакого желания о нем говорить.
— Просто постарайся быть чуть терпимей.
— Прости, но я не терпила. И проглатывать все его выходки… Я слишком хорошо помню, как нам с ним жилось. Когда приходилось убегать ночью из дома, потому что он приперся пьяный и носится по квартире с топором. Как на нас смотрели соседи, с жалостью, но превосходством, ведь у них-то все хорошо. Если ты об этом забыла или хочешь повторить… Прости, но в этот раз без меня.
Захлопываю книгу и выплескиваю оставшийся чай в раковину.
— Еся…
— Я пойду пройдусь.
— Поздно уже.
— Не маленькая, разберусь.
Эмоции душат. Перед глазами проносится вереница картинок из прошлого. Боль, страх, отчаяние. Я не хочу переживать это снова. Ни за что.
Запихиваю в сумку пару учебников на завтра и, прихватив с собой куртку, вылетаю в подъезд. Не уверена, что вернусь сегодня домой.
Сбегаю, потому что боюсь поругаться с мамой еще сильнее. В силу своего взрывного характера я прекрасно осознаю, что могу наговорить ей лишнего.