очет видеть. Я убеждена, что Элизабет просто отказывалась смотреть правде в глаза.
За время процесса
Понедельник, 3 мая 2021 года. Спустя четыре года после убийства капрала Артюра Нуайе начинается процесс над Нордалем Лёланде перед судом присяжных в Шамбери. Я спрашиваю у Элизабет, в каком она была состоянии.
– Я должна была присутствовать на суде, даже взяла две недели отпуска, но мэтр Якубович попросил меня не приходить. По его мнению, это могло помешать прениям сторон. Я подчинилась его решению. Так что за процессом я следила в прессе. Постоянно слушала радио…
– И тогда вы услышали то, чего не знали, и это потрясло вас…
– Первое, что меня действительно удивило, – это его бисексуальность[49]. Он клялся мне, что это не так. Он говорил: «Ну правда, ты видела, сколько телок у меня было?» И тогда же я поняла, что он солгал мне в истории про «потасовку, которая пошла не так».
«Приемлемая» версия, за которую цеплялась Элизабет, рухнула. Внезапно перед лицом фактов стало невозможно продолжать все отрицать, пусть даже она хотела убедить себя, что мужчина, которого она любит, уже не тот, пусть даже она верила в искупление, в работу над собой, в то, что женщина меняет мужчину. Он не просто солгал – он солгал ей. Несмотря ни на что, она еще не готова признать, что сбилась с пути. Даже если в яблоке есть червоточинка, оно еще не испорчено.
– Ему дали 20 лет за убийство Артюра Нуайе. Когда снова встретились после приговора, вы это обсуждали? Что он вам сказал?
– Он был подавлен, просто убит. Он говорил: «Видишь, меня неправильно поняли, я не должен был столько получить». Но не выказал ни слова сострадания в адрес Артюра… И тогда я начала думать, что он вешает мне лапшу на уши, начала потихоньку спускаться с небес на землю…
– Фактически наложились два его образа: тот, который вы знаете, и тот, который описали на суде. Вы пытались разделить их, выяснить, когда он лжет, а когда говорит правду?
– Да. А потом, после приговора, он стал вести себя агрессивно. Его поведение изменилось. Например, по телефону, когда я не понимала, о чем он меня просит, он называл меня «идиоткой», «никчемной»…
Мне хочется встряхнуть ее и сказать: «Господи Боже, ну почему ты не порвала отношения с ним в этот момент? Почему было не сказать ему, кто он есть на самом деле, а не выслушивать его оскорбления?» Но я догадываюсь, какими могут быть зависимые отношения. Если бы все было так просто, женщины, которых избивают, уходили бы после первой пощечины!
Обаяшка и очаровашка превратился в мужчину, который очерняет и обесценивает ее.
– Его сила в том, – поясняет Элизабет, – что он очень хорошо чувствует слабости людей, умеет надавить на больное. И он этим пользуется… По телефону он меня никогда ни о чем не просил, а на свидании говорил, например, что ему нужны рубашки. Я объясняла, что со всеми моими тратами на него – бензин, платные дороги, переводы по 250 евро в месяц – могу ему подарить только рубашку от «Жюль» или «Селио». А он хотел брендовые! И если я не привозила ему то, что требовал, он говорил: «Не, ну по-любому ты меня не любишь, если бы любила, сделала бы» И советовал меньше тратиться на покупку одежды или духов для себя. «Оно тебе не надо. И вообще, просто поменьше тусуйся и пореже ходи в рестораны, сэкономишь». Иногда я не отвечала на его звонки, потому что не хотела с ним разговаривать, мне нужно было передохнуть, потому что он просто энергетический вампир. Когда я не отвечала, он звонил мне в три часа ночи и спрашивал, сплю ли я. Я отвечала «Да», он говорил «И правильно!». И вешал трубку. А через час перезванивал.
– Вам не приходило в голову, что это заходит слишком далеко? Что пора прекратить все это?
– Приходило. В какой-то момент он почувствовал, что я отдаляюсь и что мне это начинает надоедать. Я говорила, что мне нужно время подумать. В такие моменты он снова включал очарование: «Но ты же знаешь, что я не могу без тебя». Он понимал, что теряет меня. Но в таком случае лишался он не только меня (это не было для него главным): он лишался денежных переводов, шмоток, игровых приставок – в общем, всего, что он у меня требовал.
– Это он начал просить у вас денег? Или вы ему предложили?
– Вообще все началось с телефона, на котором надо было пополнять счет, а мать переводила ему 100 или 150 евро в месяц, при этом администрация тюрьмы перечисляет половину суммы для родственников истца. Он говорил: «Если я не звоню, значит, мне не хватает денег, а то, что дает мать, – и без того большая для нее сумма…» На самом деле он всегда намекал, никогда не просил напрямую. Например: «Если бы у меня было больше денег, я мог бы говорить с тобой подольше». Или однажды он выдал: «Слушай, а ты не могла бы посмотреть в интернете – журнал Buschido про карате еще существует?» Узнав, что журнал еще выходит, он попросил принести ему номер. Я принесла. Потом он упомянул про спецвыпуски. Я объяснила, что у меня вряд ли найдется время отслеживать их все. Он ответил: «Тебе было бы проще, если бы у меня была подписка». Оп, вот и подписка! Был еще один журнал, о питании – про ЗОЖ и все такое. Оп – еще одна подписка! И это я молчу про книги по буддизму и учебники, потому что он хотел сдать экзамен на аттестат государственного образца. Потом ему понадобился компьютер для учебы, потом приставка, чтобы отвлечься. А когда он проходил игру, ему были нужны новые… Короче, в итоге я ограничила себя во всем. Перестала путешествовать, бросила все, что было для меня важно. Я даже стала тратить сбережения…
– Но почему? Вы были так страстно влюблены?
– Да. И опять же это чувство вины. Он в тюрьме, а я на свободе… Но после процесса по делу Артюра я начала отдаляться. А в августе мы крупно поссорились. Я снова увидела его только в сентябре, потому что в какой-то момент сказала ему: «Послушай, Нордаль, я не могу давать тебе все, что ты требуешь, это невозможно». А потом возникла еще одна причина для ссоры, тоже в августе. У нас было семейное свидание, мы провели вместе шесть часов, три утром и три после обеда. А после свидания я поехала к его матери, и там все прошло очень плохо. Дело в том, что, выходя со свидания, я уронила ключи, наклонилась за ними, неудачно повернулась и у меня заклинило спину. Когда я оказалась дома у его матери, она выдала: «Однако неплохо тебя мой Ноно заездил, раз у тебя так спина болит!» А я к тому времени уже воспринимала ее как свекровь. Я даже с родной матерью не говорю о своей сексуальной жизни, и это точно не было темой для разговора с матерью Нордаля! Вечером она говорила с сыном по телефону и повторила ему то же самое, хотя знала, что администрация тюрьмы прослушивает разговоры! Тогда я и перестала к ней ездить. Надо еще добавить, что она была очень въедливой.
Я читала достаточно книг о зависимых отношениях и о женщинах – жертвах насилия, чтобы уловить некую связь: пощечина – и тут же просьба о прощении, удар кулаком – и «обещаю, это не повторится» назавтра, удар по голове – и «не могу жить без тебя».
Элизабет мыслит совершенно ясно: по прошествии времени она четко видит устройство механизма, в который сунула руку. Она понимает, чем на самом деле была для этого мужчины.
Она по собственной воле пошла к волку в пасть. Это она отправила первое письмо, она согласилась на свидание, она инициировала отношения. Но нужно ли из-за этого отказывать ей в минимальном понимании? Она полагала, что этот мужчина может измениться, что он уже изменился. Так стоит ли пригвождать ее к позорному столбу?
Осознание
Итак, вернемся к тому пресловутому семейному свиданию в августе. Первому свиданию такого рода, еще до суток в КДС в декабре.
– Это вы запросили семейное свидание?
– Запрос должен быть совместным. Заключенный направляет запрос со своей стороны, потом администрация тюрьмы и соцработники звонят нам, чтобы узнать, согласны ли мы и не оказывает ли заключенный на нас давление. Потом мне нужно было подписать документы и переслать в тюрьму.
– Как прошло первое шестичасовое семейное свидание?
– Мы были как дома – ну, почти. В комнате есть телевизор, раковина, микроволновка, журнальный столик и диванчик.
– Итак, вы вдвоем, надзиратели иногда заглядывают, но они не находятся вместе с вами. Наверное, вы были счастливы? Вы видите его в других условиях, не таких жестких. Предполагаю, что вы занимались любовью?
– На самом деле впервые секс у меня с ним был на классическом свидании. Для меня это было… грязно, мутно, потому что мы это делали на столе… Скажем так, не буду вдаваться в детали, но нужно было все делать очень быстро, потому что надзиратели могли пройти в любой момент… Потом я сказала ему: «Для первого раза некрасиво вышло», – на столе, в комнате для переговоров, за 10 минут.
– Вышло некрасиво, но вы его любили…
– Да, именно так, и потому ты соглашаешься, объясняя себе, что выбора-то нет. Я ходила на свидания, когда позволяла работа, два-три раза в неделю, иногда только раз. И на каждом свидании мы занимались любовью. Потом, в августе, мы смогли провести вместе шесть часов в очень интимной обстановке. Это был новый этап в нашей совместной жизни.
– И потом произошла ссора из-за его матери. Несмотря ни на что, вы решили продолжать отношения. Почему?
– Потому что однажды он снова мне позвонил и сказал, что ему плохо. Он сказал, что скучает по мне, что любит меня и хочет, чтобы я пришла к нему на свидание и мы там объяснились. Но я решила, что это последняя ссора. И вот я иду на свидание, радуюсь, что снова его увижу, что бы там ни было. А он принимается на меня орать! «Ты мне зачем такие сцены закатываешь по телефону? – кричал он. – Ты же знаешь, что нас прослушивают! Это так не пройдет! Тебе повезло, что я за стеклом, а то сейчас бы так врезал!» Даже надзиратели забеспокоились. Я сказала им, что все хорошо и сама виновата, – чтобы у него не было проблем.