Когда я спрашиваю, по какой причине или причинам она продолжала оставаться с ним, ответ очевиден: уйти и бросить его непросто, она чувствует себя в опасности.
Реальная опасность или пустые запугивания? Существуют ли на самом деле его «друзья», готовые оказать ему некую «услугу», или это бредни мужчины, не привыкшего к сопротивлению? Как бы то ни было, Элизабет, похоже, до сих пор чувствует страх при упоминании этих угроз – которые, впрочем, адвокат Нордаля Лёланде оспаривает, как мы увидим дальше.
– После августовских событий, – продолжает она, – я сказала себе, что не собираюсь связывать с ним свою жизнь. Я уже начинала искать способ уйти от него, только чтобы все прошло не слишком ужасно. В какой-то момент я даже попросту отключила телефон. До меня было не дозвониться. Его мать, сестра и брат пытались со мной связаться, но я заблокировала и их номера тоже. А потом, выходит, в сентябре мы снова увиделись. И тогда он на меня наорал, потому что я якобы «смешала с дерьмом» его семью и невежливо общалась с его матерью. Когда говорили о его «недобром» взгляде и упоминали, что его в подобные моменты не узнать, это было оно самое. Тогда я и увидела этот взгляд. И подумала: «А вот это Нордаль Лёланде – настоящий». Все. Маска сорвана. И с сентября он начал говорить о мобильных телефонах. Я ответила, что не хочу лишиться разрешения на посещение, если попадусь. Тогда он мне объяснил, что у некоторых заключенных есть модели Melrose S9[50], полностью пластиковые. «Смотри, что делать, – объяснял он, – покупаешь зарядку и телефон, засовываешь в презерватив, потом себе во влагалище, идешь в суд Дижона и проходишь через рамку. Если не зазвенит, значит, и здесь прокатит». Так я и сделала. Да, я это сделала…
– Он же и так мог вам звонить, зачем тогда этот телефон?
– С его слов, звонить так дешевле, к тому же так мы могли беседовать наедине, в любое время, и нас не смогли бы прослушивать. И я согласилась. И пронесла телефон… Я знала, что совершаю преступление. Что меня на это толкнуло? Чувство вины. Он внушал мне его постоянно, говоря: «Скоро суд, мне плохо, мне нужно с тобой поговорить, а так я смогу с тобой связаться в любое время» или «Если бы ты меня любила, ты бы это сделала». Да, всегда это была его коронная фраза: «Если бы ты меня любила, ты бы сделала».
– И все, что делает вас собой, все, что внушили вам родители, улетучивается?
– Да, все вдребезги, все мои ценности, все, все летит кувырком. И в итоге звонил он мне крайне редко…
Я вновь потрясена легкостью, с которой Элизабет переступила через свои принципы ради Нордаля Лёланде, превзошедшего самого себя в манипулировании, если верить ее рассказу. Она не оказывает никакого сопротивления, слепо повинуется ему. Токсичность этих отношений очевидна. Власть Нордаля Лёланде над ее жизнью кажется абсолютной. И все же два события убедят ее – наконец-то! – что ей нужно уйти от него. Осознание наступало медленно, но очень ценно, что оно произошло.
– В начале декабря 2021 года, – рассказывает Элизабет, – его застали днем с включенным мобильником, хотя для разговора со мной включать его нужно было только вечером. Телефон нашли в коробке из-под пирожных. Он не принял никаких мер предосторожности. И аналогично через неделю, со вторым телефоном, из-за анонимного письма. Конечно, администрация собиралась выяснять, как он их получил. Его это, похоже, не беспокоило. Его объяснения не выдерживали никакой критики. Он безостановочно врал. Когда я увиделась с ним на свидании, то сказала, что между нами все кончено, потому что я больше не могу выносить эту ситуацию. Тогда он обвинил меня, что именно я написала то анонимное письмо! Я попыталась донести до него, что если он пойдет ко дну, то и я с ним, что я могу потерять все, а ему терять нечего. А он сказал: «Не забывай, что ты и я – это на всю жизнь»…
– Что, на ваш взгляд, означает фраза «Ты и я – это на всю жизнь»?
– Сейчас я думаю, что он затягивал меня в свои сети. Он отлично знал, что я пойду ко дну с этими мобильниками. Я же в итоге получила полгода условно за ту историю! Когда я сказала, что ухожу от него, он еще и расплакался: «Не поступай так со мной, меня судят, тебе не понять!» Послушать его, так я худшая из женщин. И вот после этого эпизода и были те сутки вместе.
– Несмотря ни на что, ему удается каждый раз пробудить в вас своего рода любовь, возможно, сострадание, чувство вины…
– Я не осознавала степень его власти надо мной. Реально была его марионеткой. Он точно знал, куда давить… Он действительно утянул меня на дно. Психологически он меня уничтожил. Когда я призналась в этом моему психологу, который все знает о моих отношениях с Нордалем, он сказал, что я одна из его жертв. Для меня его жертвы – Артюр и Маэлис. Не я. Психолог мне объяснил: «Да, были Артюр и Маэлис, но вы тоже, потому что он убил вас психологически». Два следующих сеанса я не могла это принять. После всей проделанной работы я согласилась, что он разрушил меня, настолько низко я пала. Я осознала масштаб зависимости от него. А тогда не отдавала себе отчета в том, что делаю, например, что нарушаю закон.
Двадцать четыре часа из жизни Элизабет
И вот мы подходим к тем самым двадцати четырем часам, проведенным в комнате длительных свиданий с Лёланде. Эти двадцать четыре часа стали, по собственному признанию Элизабет, финальным триггером. Точкой разрыва, завершившей эти почти трехлетние отношения. Что же произошло настолько ужасного, чтобы она наконец открыла глаза – она, которая до тех пор отказывалась посмотреть в лицо реальности?
Это были двадцать четыре часа в начале декабря.
– Он начал об этом говорить с конца ноября: «А давай запросим КДС? Тебе на день рождения». Он у меня 27 декабря, но на эту дату не было места.
– Вы истолковали это как романтический жест? Вы были счастливы?
– Да. Он сказал: «Видишь, я не могу сделать тебе подарок, но мой подарок на твое 50-летие – свидание в КДС, ты всю жизнь будешь о нем вспоминать». Вот так он мне все преподносил, хотя отлично знал, что со мной сделает, что произойдет в эти двадцать четыре часа… Когда он говорил: «Ты всю жизнь будешь о нем вспоминать», то не имел в виду: «Ты будешь вспоминать об этом как о лучшем подарке», он имел в виду: «Это окажутся худшие двадцать четыре часа в твоей жизни». Как обычно, фраза была с двойным смыслом.
Когда прошу Элизабет рассказать об этом свидании в КДС, я слышу, как она набирает полную грудь воздуха, словно собирается нырнуть на глубину. Я чувствую, что она сейчас коснется предельно болезненных воспоминаний, что она собирается с духом, чтобы решиться это сделать…
– Когда я увиделась с ним на свидании, он сказал: «Все здорово, но там будет только кола». Я ответила, что это лучше, чем ничего. Он стал настаивать: «Но можно ведь устроить что повеселее. На воле я пил только ром Diplomatico, и вообще-то ты можешь его пронести». Я сказала, что это не положено. Но он не сдавался и объяснял, как действовать, чтобы не попасться: «Есть два варианта: идешь в "Декатлон" и покупаешь там "кэмелбэг", это такой спортивный рюкзак, куда можно заливать воду. Наполняешь его ромом и прячешь под просторной одеждой. Видно не будет. Или берешь мягкую пластиковую флягу, покупаешь фиксирующий пластырь и приматываешь ее на бедро». Так я и сделала… После рома он спросил, пробовала ли я кокаин. Я сказала «нет». Нордаль опять принялся настаивать. «Понимаешь, – объяснял он, – у меня же суд, и мне бы снять стресс… Найди мне кокаин». Но я понятия не имела как, не знала, у кого его можно купить! Он завел обычную песню: «Если бы ты хотела доставить мне удовольствие – ты бы нашла»… И в конце концов я его действительно достала![51]
– Мобильники, алкоголь, кокаин[52]… Снова спрошу – вы не задумывались, что это уже чересчур?
– Задумывалась, но он знал, как внушить мне чувство вины, как наговорить всякого. Были и угрозы, психологическое насилие, болезненные слова. Я все это подробно проговорила с психологом. С тех пор я провела работу над собой. С каждой просьбой Нордаль проверял меня, хотел выяснить, как далеко я могу зайти. Приведу в пример конфеты (он их ел килограммами): так вот, ему удалось заставить меня купить пять кило за раз на Рождество, тогда как в тюрьме разрешено только пять килограммов в год! Он подчинил себе мой мозг… Это безумие, полное безумие! Я называю это ментальным изнасилованием. Он знал, о чем я думаю. Я уже говорила жандармам: это настоящий лидер секты!
«Ментальное изнасилование», «лидер секты» – вот и прозвучали эти слова. Каково же истинное лицо этого мужчины, чьи руки запятнаны кровью? Как она позволила так ловко поймать себя? Как могла соглашаться на все или почти на все? Милый и нежный Нордаль Лёланде был уже в прошлом. Я снова вспоминаю, что говорил Даниэль Загури о Ги Жорже, который мог быть вполне очаровательным, – он еще добавил, что убийцы – это не только их преступления, вот и Нордаль Лёланде беспокоился по поводу ужасных мигреней, которыми страдала Элизабет, даже записал название лекарства, упомянутого в передаче о здоровье. Но глубинная личность ее возлюбленного быстро всплыла снова, особенно на этом последнем свидании в КДС…
– После наркотиков и алкоголя, поскольку он по-прежнему хотел воспользоваться КДС, чтобы «повеселиться», он стал говорить о небольших секс-игрушках… Я купила одну и положила в бюстгальтер. Алкоголь, наркотики, секс-игрушка – я определенно была отлично экипирована. До сих пор задаюсь вопросом, как мне удалось пройти досмотры. Я ликовала при мысли, что он может мной гордиться… Итак, я пришла чуть позже двух часов дня. Территория КДС состоит из кухни, спальни и садика, выглядит довольно мило. Он сразу же взял флягу с ромом и положил в холодильник. Потом попросил у меня кокаин, попробовал, счел хорошим и отправил в шкаф. Где-то в три или четыре часа дня он захотел выпить аперитив. Я сочла, что для этого рановато. «Понимаешь, – ответил он, – я уже четыре года не пил спиртного, я очень хочу». Потом посмотрел на меня и сказал: «Так, я немного выпил и хочу нюхнуть, попробуешь?» И я согласилась…