, и с пафосом заключает: «Да, я веду себя как 15-летняя девчонка, влюбленная без памяти. Но я хочу, чтобы мы жили вместе. Он оступился в начале пути, но это человек, у него есть право на второй шанс. И я буду драться за это разрешение. […] Потому что никто не помешает нам пожениться. Свадьба намечена на конец сентября. Я знаю, что, когда он выйдет на свободу, перед нами захлопнется множество дверей. Тем хуже для них!»[58]
С 2009 года о Лоранс ничего не слышно. Свадьбы тоже не было. Зато были другие женщины…
Стоит обратить внимание, что за чувства она упоминает, какие слова употребляет. Я уже слышала их от Элизабет. Как и она, Лоранс не отрицает реальность зверств, совершенных ее возлюбленным. Как и она, Лоранс страстно влюблена и говорит о другой стороне этого мужчины, который умеет быть и «очень милым». Опять же, как и она, Лоранс говорит об искуплении, о втором шансе: «Это человек, у него есть право». И наконец, как и Элизабет, она упоминает между строк свой «долг»: «Я должна быть рядом». Я ничего не знаю о Лоранс, не знаю, откуда она и как сложилась ее жизнь, но вижу, как вырисовываются образы и основные темы, характерные для таких влюбленных – и, определенно, для всех нас: «сиделка», адвокат, сестра милосердия, а с ними – искупление, сострадание, второй шанс, долг, самоотречение и притяжение запретного.
После Лоранс пресса также рассказывала о швейцарке, которая регулярно посылала деньги Патрису Алегру. Даже некая сотрудница полиции не устояла перед очарованием Голубоглазого убийцы!
Недавно, как сообщает еженедельник Marianne, «бездетная 36-летняя женщина написала ему и предложила родить от него ребенка, еще одна – жить с ним после освобождения, причем обе даже не были с ним знакомы»[59].
Об этих двух недавних просьбах стало известно от его последней женщины-трофея. Она рассказывает об этом в посвященной ему статье[60]. Она свидетельствует в первый и последний раз. Газета предпочла называть ее Мари – псевдоним ради сохранения анонимности, по ее просьбе. И вот она говорит, что у нее серьезный роман с Патрисом Алегром. Статья рассказывает о ней немного больше: предположительно, это женщина лет сорока, канадка, мать двух маленьких детей, которая возобновила учебу на психологическом факультете, когда ушла от мужа. Она работала над диссертацией о том, как серийные убийцы переходят к действию. Для этого она связалась с несколькими серийными убийцами, чтобы они ответили на ее вопросы. Среди них был и Патрис Алегр. Человек, который должен был остаться лишь частью ее исследования, по ходу переписки стал возлюбленным. Общение по переписке, а затем по телефону – и молодая женщина не устояла. Мари влюбилась настолько, что покинула родную Канаду и переехала во Францию. В своем эксклюзивном признании прессе она заявляет: «Представьте: очень приятный, внимательный мужчина, который вами интересуется. Я знаю, что в это трудно поверить, но происходило все именно так. Я никогда не чувствовала себя окруженной таким уважением. У него нет ничего общего с остальными убийцами, с которыми я переписываюсь, я люблю его, потому что это он, на его месте не мог оказаться никто другой»[61]. И снова здравствуйте, «доктор Джекил и мистер Хайд». «Он не такой, как вы думаете», – твердят они все. Он не только «не такой», как вы думаете, сказал бы Даниэль Загури, но и «такой» тоже. Все те месяцы, что я общалась с Элизабет, лишь убеждают меня в этом.
Как и Элизабет и Лоранс, эта самая Мари рассказывает, как сложно принять обе стороны их возлюбленных: «Он крайне обходителен, но сложно принять то, что он сделал. […] Я была удивлена, когда обнаружила совсем другого человека вместо кровожадного убийцы, описанного в СМИ. Я говорила с человеком, который поднялся над собой, взглянул на свои поступки со стороны»[62]. И снова это желание превратить свинец в золото, зло в добро, вообразить, что протянутая рука будет рукой искупления и возвращения на путь истинный, – кажется, такой подход свойственен всем этим женщинам.
Из статьи я также узнаю, что Мари уже два года живет во Франции. Ее финансовое положение неустойчиво. Она живет за счет кое-каких пособий, назначенных в Канаде, и… Патриса Алегра. Он перечисляет ей все свое содержание, а это около 200 евро, которые он получает в месяц за работу столяром. Далее она объясняет, что ее дети ни в чем не нуждаются, но она не думала, что однажды ей придется разрезать луковицу и удалять подгнившую часть, чтобы приготовить им еду.
Какая непреодолимая сила, какая страстная любовь могла побудить эту женщину бросить все: страну, учебу, семью – взять детей, пролететь около 7000 километров и очутиться в чужой стране без работы, без связей, кроме этого заключенного, обвиняемого в изнасилованиях и убийствах? Может быть, она… «сумасшедшая»? В интервью Marianne она это обвинение с ходу отметает. Она заявляет, что не «просветленная», не «городская сумасшедшая» и «не страдает от синдрома Ганнибала Лектера», и добавляет: «Мне понравился мужчина, а не убийца»[63]. И снова – как ей удается отделить одного от другого? В ее речи есть сходство с рассказом Элизабет и с тем, что я смогла прочесть о Лоранс. Но у нее есть еще своеобразное желание идти до конца, радикальный настрой, который отличает ее от них. Я понимаю, что мне нужно поговорить с ней.
Мне удается получить ее электронную почту, – и я с головой погружаюсь в дело Алегра, прежде чем отправить ей письмо с просьбой об интервью. Мне также нужно встретиться с тулузским адвокатом Голубоглазого убийцы, мэтром Альфором.
Мэтр Альфор – государственный адвокат, которого это дело вывело на авансцену, но также, по его собственному признанию, потрясло настолько, что перевернуло всю его жизнь. Патрис Алегр / Пьер Альфор. Пьер Альфор / Патрис Алегр. Удивительный дуэт. Одинаковые инициалы и слияние, которое внушает тревогу. Во время процесса адвокат вложил весь пыл своей юности и честолюбия в защиту клиента, вплоть до того, что порой тот манипулировал им. Уровень его эмпатии таков, что порой его упрекали в своеобразном физическом подражании! Сегодня он косвенно признает, что был в своего рода зависимости. Мне не терпится услышать его рассказ не только о нем самом, но и о его клиенте. Он точно знает эту Мари, мне интересно его мнение о ней.
Без проблем найдя номер его мобильного, я пишу ему первое СМС, где представляюсь и излагаю тему моей книги. Жду. Проходит неделя. Я пишу снова. Наконец через два дня он мне звонит. Его голос звучит очень живо из-за мелодичного юго-западного акцента. Я излагаю ему суть моей просьбы, работы над книгой, вопросы, касающиеся его самого, а также его клиента и, наконец, той самой Мари. Он согласен побеседовать. И даже больше: он понимает мой интерес и мое недоумение. У него есть определенное мнение о таких женщинах, и он будет рад поделиться им со мной. Мы договариваемся созвониться через 20 дней. Но в намеченный день возникшие в последний момент неотложные дела вынуждают его отказаться от беседы. Он предлагает перенести ее на несколько дней. Я скрещиваю пальцы. Но мое беспокойство оказалось напрасным – телефон зазвонил в условленный день и час.
Нечто очень нездоровое
Мэтр Альфор – жизнерадостный добряк. Он не изображает из себя самоуверенного «гения защиты», а с ходу выстраивает с вами отношения на основе близости и подчеркнутой симпатии.
Он также не ходит вокруг да около, не ищет метафор. С самого начала нашей беседы высказывает мне свои мысли по поводу отношений женщин с преступниками. Как и у его коллеги мэтра Якубовича, у него есть совершенно определенное видение по этому вопросу. Обосновывая свои ощущения, он ссылается на Даниэля Загури:
– Должно быть, он сказал вам то же самое; думаю, в этом есть нечто очень нездоровое. У меня именно такое глубинное ощущение, это что-то вроде: «Я попытаюсь укротить этого зверя, что не удалось сделать остальным». Еще я думаю, что этих девушек привлекают серийные убийцы своей популярностью в СМИ, из-за ложного образа, который они транслируют, – образа исключительно умных парней-манипуляторов.
Я продолжаю его мысль:
– Да, по мнению доктора Загури, эти женщины внушают себе, осознанно или нет, что только они знают другое лицо преступника, скрытое за его чудовищными поступками. Они воображают, что сумеют его укротить, что они преуспеют в том, в чем другие потерпели поражение.
– Именно так! То, что эти парни неимоверно популярны, кажется мне совершенно безумным, диким, у меня нет других слов. Это как раз случай Алегра, который еще и внешне привлекателен. Внешние данные, СМИ, потом вот этот аспект необычности в полном смысле слова – это привлекает многих женщин.
Еще один мужчина говорит мне о женщинах. О женщинах по природе, по сути, о женщинах и об их желании. Я хватаюсь за удобную возможность:
– Доктор Загури говорил мне, что эти истории пробуждают что-то в женщинах, в их желании, их природе. А ваш клиент считался еще и красавчиком, отчего это зло хотелось укротить еще сильнее, а слава его росла, потому что это же было преступлением века…
– Я тоже считаю, что эти женщины таким образом решают собственные вопросы: проблемы в детстве, демоны, психология – уходят в отрицание. [Он какое-то время молчит.] Это как раз случай той канадки: она была в полном отрицании. Она считала, что психиатры заблуждаются. Кроме преступлений Алегра она все ставила под сомнение: процесс, анализы, психиатрические и психологические экспертизы. Когда я говорил с ней по телефону, она объясняла, что хочет выступить перед прессой, исправить судебную ошибку! Часто говорят, что любовь ослепляет, но это еще хуже!
Пьер Альфор делает крохотную паузу, чтобы перевести дыхание, и рассказывает мне историю, произошедшую в конце процесса, пока судьи выносили решение: