– Понимаю, потому что я в профессии уже больше 40 лет. Я осознала, что реальность намного превосходит вымысел и что в жизни встречаются по-настоящему удивительные вещи. В каком-то смысле я могу назвать это восхитительным, как в случае всех этих женщин, которые ударяются в религию или в какую-то миссию по спасению других. А еще возникает мысль, что они определенно несколько ущербны, потому что, вероятно, куда проще интересоваться кем-то, кто сидит за решеткой, чем тем, у кого есть полная свобода.
– Возможно, интересоваться заключенным безопаснее…
– Именно так. Когда больше не хочешь продолжать, достаточно просто не писать и не приходить…
– Я беседовала с бывшим начальником тюрьмы, где содержатся осужденные на длительные сроки. Он говорил, что, по его мнению, со стороны заключенного нет никаких романтических чувств. Он объяснил мне, что эти мужчины получают много писем, а затем выбирают будущую собеседницу всегда исходя из выгоды. Или чтобы найти себе пару, потому что тогда у них появится возможность при случае поддерживать романтические, а то и сексуальные отношения. Или, если у этой женщины добрая душа, они могут извлечь из этого финансовую выгоду. Как вы думаете, действительно ли со стороны заключенных ни на каком из этапов нет романтических чувств?
– Я абсолютно точно не могу разделить подобную точку зрения – это очередное мнение администратора, причем предельно циничное! В конце-то концов, можно же руководить тюрьмой и проявлять некоторую человечность! Нельзя заявлять: «Все они циники и делают это ради выгоды!» По счастью, при этом не все влюбляются без памяти. Они не любвеобильны, ну так ведь это уже и не подростки на заре пубертата! И в том, что они способны проявлять разборчивость и решать: «Вот эта действует искренне, а эта нет», нет ничего ненормального. Можно заодно задаться вопросом, насколько искренне увлечены эти женщины. Опять же, к счастью, некоторые из заключенных ждут чего-то взамен. Если кто-то может улучшить их жизнь, прислать им немного денег, почему бы и нет?
– Вы видите мир далеко не таким черно-белым, как этот начальник тюрьмы, который усматривает здесь только зависимость и выгоду, или как бывший прокурор Гренобля Жак Даллест: он имел возможность наблюдать за Лёланде три недели и квалифицирует его как «полнейшего извращенца-манипулятора». У меня с ним был длительный разговор по телефону, и он признался, что «никогда не видел такого парада подружек и любовниц на процессе, показания дали больше 20 или даже 25 молодых женщин; с некоторыми у него были довольно долгие отношения, с другими – совсем короткие». До того момента он «не видел обвиняемого с таким количеством подруг, большинством из которых тот манипулировал. Думаю, у этого парня настоящий дар обольстителя. Собой он недурен, так что может соблазнить отнюдь не одну и даже заставить их делать незаконные вещи – проносить письма, информацию, а потом в какой-то момент они заходят еще дальше… Впрочем, проблема этих чересчур страстных отношений в том, что эти женщины часто готовы на все».
Реакция мэтра Понс на слова Жака Даллеста и бывшего начальника тюрьмы незамедлительна.
– Зависимость! – восклицает она. – Надо же все-таки мыслить здраво: какое там влияние у заключенных? Они сидят в тюрьме, их переписка вскрывается, и вообще… У них могут быть время от времени свидания, но их возможности предельно ограниченны!
Я пользуюсь случаем, чтобы упомянуть об Элизабет, попавшей в точно такую же зависимость от Нордаля Лёланде. Я объясняю, что общаюсь с одной из его бывших подруг, с которой он поддерживал отношения три года, и что она с ним порвала. Рассказываю, как она попала под его влияние, как он манипулировал ею, тянул из нее деньги и т. д. Я также передаю ей слова мэтра Якубовича, признавшегося, что он не возражает, когда во всем обвиняют Нордаля Лёланде, это действительно ужасный человек, но это не отменяет того, что он не на воле и у него не было никаких способов надавить на нее. В данном случае скорее он был в зависимости от нее, так как сидел в тюрьме…
– Все-таки не стоит верить всему подряд! В последние два-три года любая женщина заявляет, что была в зависимых отношениях! Этот термин теперь используют без разбора и не всегда к месту. Сейчас при рассмотрении дел о насилии прокурор встает и заявляет: «Да, она попала в зависимость». Черт знает что! Как только у женщины что-то не так, она достает козырь «я была в зависимых отношениях». Не все женщины – безмозглые дуры и беззащитные крошки, надоело! Если женщина поддерживает отношения с человеком в тюрьме, это она задает правила игры! К тому же многие верят в этот пресловутый американский миф о серийном убийце как о парне исключительного ума, макиавеллиевского коварства, манипуляторе и все в таком духе. Если говорить, например, о Ги Жорже или Алегре, это совсем не так. Фурнире, возможно, был поумнее – да и то… Оттого, что они сидят за решеткой, у них не появляется, как в голливудских фильмах, способность управлять разными объектами на расстоянии! Это просто люди, они находятся в одиночестве и под наблюдением. Добавьте к этому, что у них нет средств!
– Да, так и есть, но как раз можно сказать, что в таком случае они еще больше заинтересованы в манипулировании. Ну вот, например, Ги Жорж: у него нет родных, значит, нет никого, кто теоретически мог бы посылать ему деньги. Возможно, благодаря этим женщинам он видит какую-то отдушину, пусть и только финансовую?
– Ну разумеется! И что дальше? Он от этого становится мерзавцем? Что, у женщины не найдется пары извилин, чтобы сообразить ровно то, о чем мы сейчас говорили? Вы считаете, надо быть Эйнштейном, чтобы до этого додуматься?
Он уже не тот, кто убивал
В ходе своих исследований я узнала о двух молодых женщинах, которые писали Ги Жоржу. Одна из них была студенткой юридического факультета; дело было в 2004 году, ей было тогда 23. Переписка с ним стала регулярной и вылилась в отношения по телефону, а затем в визиты в комнату для свиданий. Эта девушка свидетельствовала для прессы[66], рассказав, что они обнялись и что это было прекрасно. Адвокат сообщает мне, что об этой истории ей не было известно. Она считает нужным пояснить, что «в основе здесь патология и расщепленная личность». И продолжает:
– А потому какова глубина чувств, которые способен проявить человек вроде Ги Жоржа? Он может быть вполне искренним в какой-то определенный момент, но что произойдет потом? Надо понимать, что так называемое расщепление служит для защиты этой самой личности, иначе, если бы он полностью осознавал свои действия, мог бы произойти распад личности. Об этом и говорил Загури. В Канаде в тюрьмах проводятся сеансы психотерапии. Но если снести все эти барьеры, что останется? Не та ли самая личность, которая рухнет?
– Она может рухнуть, потому что это была ее несущая конструкция, позволяющая держаться, так? Эта девушка добавляет, что он сумел «заставить ее забыть его ужасное прошлое». Но дело не столько в этом «забвении»: его личность действительно расщеплена. Насколько я понимаю, бывают моменты, когда это прошлое не всплывает на поверхность, потому что в конкретный момент он не тот, кто убивал, он – другая сторона медали.
– Я встретилась с ним, кажется, за месяц или полтора до суда присяжных в комнате для свиданий, и все. Мне пришлось съездить в тюрьму Санте четыре или пять раз. Потом я его видела каждый день на суде. Как я всегда говорила, мне хотелось с ним встретиться, прежде чем брать это дело, потому что я не смогла бы защищать человека, с которым нет контакта. Я всегда говорила, что встретила очень симпатичного Ги Жоржа, да. Я встретила того Ги Жоржа, которого видели его товарищи по сквоту, которого видел психиатр, то есть вполне обычного парня, говорившего со мной про спорт и про все на свете…
– Приятного, мягкого человека…
– Я бы не назвала его мягким, но, скажем так, человека, с которым можно вести приятную беседу, с чувством юмора. Эти разговоры вращались вокруг дела, но не были его частью, не касались его сути. Но не нужно представлять это пренебрежением по отношению к его жертвам, вовсе нет! Этот вопрос даже не затрагивался. Моей единственной заботой было выяснить, что от него исходит. Потом, позже, во время суда, я увидела другого человека, охваченного яростью…
– Вы говорите о том его жесте во время прений сторон[67], о том роковом жесте…
– Да. В тот день все как раз увидели обе стороны той самой медали. Когда он это сделал, все подумали: «Вот человек, который встретился жертвам!» Разумеется, в комнате для свиданий появляется совсем не этот Ги Жорж. Он сам всегда признавал, что за решеткой он присмиревший, спокойный, не чувствует никаких порывов.
– Что также объясняет, почему отношения по переписке с этими женщинами складывались хорошо: в этот момент он «в рамках». Они видят только того Ги Жоржа, которого вы видели в первой части процесса, – приветливого, симпатичного и т. д.
– Именно так! Как раз по этой причине я не могу согласиться с портретом, который делает из него циничного, расчетливого типа, пусть даже он, несомненно, умеет защитить свои интересы…
– У всех этих женщин, у всех, с кем я смогла поговорить, есть одна общая черта: сопереживание, желание протянуть руку одному из этих мужчин, осужденных на длительные сроки, а то и на пожизненное заключение. Жест сопереживания – всегда первое объяснение, которое дают эти женщины, во всяком случае, они так говорят. Возможно, ими движет нечто иное, о чем они сами не подозревают, но в любом случае первый жест именно такой: я протяну руку мужчине, о котором говорят, что он монстр, но ведь это не так. Его поступки чудовищны, но я хочу помочь человеку, который в нем есть.
– Почему бы и нет? Ведь в любом случае все так и есть, это не монстр! И голова идет кругом от мысли, что человек проведет всю жизнь за решеткой…
– Вы говорите, что они идут на неучтенный риск. Почему?