София рассказывает обо всем очень сжато, без пафосных жестов, не драматизируя. Она ни на чем не задерживается. А ведь она из мира кино и могла бы разыграть «королеву драмы», прибегнуть к паузам, метафорам, обостренным до предела чувствам, описанным пылкими лирическими фразами, рассказать мне, через какие мучения прошла, какими вопросами, несомненно, задавалась, рассказать и о сомнениях Марчелло, который на тот момент не говорил по-французски и у которого не было никаких перспектив трудоустройства во Франции. Повторяю, София не испуганная лань, а сильная женщина, ведущая свой корабль решительно и смело. Она делает выбор и принимает последствия, не прося понимания и тем более жалости.
Итак, я делаю вместе с ней следующий шаг в ее истории:
– И что же, вы привезли его в чемодане?
– Нет, сначала мы поехали в Рим, чтобы он повидался с семьей. Он остался там всего на два дня, потом приехал ко мне в Париж. И больше не уезжал. Вот уже 12 лет. Он ни разу не пользовался моей банковской картой. Вопреки опасениям друзей! – смеется она.
В жизни Софии начинается новый этап – переезд Марчелло в Париж. Мне любопытно узнать, как отреагировал более широкий круг ее знакомых, на которых как с неба свалился этот итальянец с мутным прошлым.
– Я рассказала лучшей подруге, – вспоминает София. – Мой друг-режиссер уже был в курсе, но увидел Марчелло впервые. И нашел его очень симпатичным. Как и моя подруга. А потом и все остальные с ним познакомились. Как-то само собой.
Просто сказка! И все прошло вот так гладко? Все ее друзья приняли Марчелло и глазом не моргнув? Или все-таки шептались за спиной? Не боялись ли они за нее?
– Нет, не думаю. Я выглядела счастливой, они говорили, мол, надеемся, что все будет хорошо. Очень быстро они познакомились с ним ближе и полюбили.
Если резюмировать рассказ Софии, то есть близкие друзья, которые знают, и остальные, которым знать незачем. И если это кого-то из них беспокоит, это ее не трогает. Я спрашиваю, не отвернулся ли все же кто-нибудь от нее.
– Такого не было. Я пошла на риск, но мне было плевать. В кои-то веки я думала о себе, после того как годами думала обо всех вокруг. Но никто меня не разочаровал. Никто!
Я прекрасно понимаю, как ей повезло. Не во всех кругах настолько широко мыслят. Люди из творческой среды, возможно, более склонны принимать такие нетипичные ситуации – и охотно мириться с ними. И все же я вижу в ее броне небольшую брешь. В то время как друзья посвящены в тайну, семья еще не в курсе. София возводит стены. Выходит, ее сын до сих пор не знает о прошлом отчима. А как насчет других членов семьи?
– Мой брат умер очень давно, он не знал Марчелло. Сводный брат не в курсе, но Марчелло ему нравится. Он не знает подробностей, потому что живет за границей, мы очень редко видимся. Я не чувствовала необходимости рассказывать ему. А отец умер 20 лет назад…
Но мне интересно, не из чувства ли стыда она не стала рассказывать о своем романе большинству близких?
– Нет. Матери я не сказала, потому что она раздула бы из мухи слона. А мне не хотелось все это выслушивать. Сейчас ее уже нет в живых. Но она знала Марчелло. На следующее лето после его переезда в Париж мы поехали к ней. Я сказала, что приеду со своим парнем. В первый день на пляже она спросила, не болен ли он. Она нашла его слишком бледным. Я увернулась – объяснила, что он очень давно не был в отпуске и работает в кейтеринговой[92] службе киностудии. Постепенно он чуть ли не заменил меня для матери! Когда они гуляли вдвоем, то брал ее за руку, в общем, очаровал. Полностью. Когда два года назад моя мать умерла, он сам занялся ею, обмывал ее вместе с санитаром. Он обожал ее. А для нее действительно был как сын…
И я понимаю, что она не захотела «портить» эти отношения рассказом о прошлом Марчелло.
София описала мне в нескольких словах первый период их отношений, но что потом? Итак, легко ли было вернуться к «реальной жизни» вне стен тюрьмы?
– У нас, конечно, были и радости, и горести, но они никогда не влияли на наши отношения. Да, у кого-то переход отношений на расстоянии к реальной жизни вдвоем может убить любовь, но с нами этого не произошло. Конечно, нужно было приспосабливаться. В совершенно дурацких мелочах, в очень смешных моментах. Например, поначалу на улице он орал в телефон! Ведь у него никогда его не было! Не было мобильника! Но он быстро освоился со всеми технологиями. Короче говоря, ему всегда все было интересно и теперь интересно, он хочет все узнать!
Я вдруг слышу в ее словах гордость. За него, за его возвращение в общество. Им удалось стать парой, пойти своим путем, подняться, не совершить одну и ту же ошибку дважды. Не боялась ли она рецидива, задумывалась ли о такой возможности? Внезапно она говорит очень жестко:
– Я сразу все решила: при первом же инциденте вызываю полицию. Но этого так и не случилось. На предпремьерном показе фильма в тюрьме он был единственным со свободы, единственным, кому не надо было возвращаться за решетку! Иногда ему снятся кошмары. Как будто он все еще там, в тюрьме. Он никогда не говорит «в тюрьме», просто «там».
А она? Как она адаптировалась к этой необычной ситуации? Ее лицо светлеет.
– Я как будто знала его всю жизнь!
Я не отступаю: и быт никогда не давил, ничего такого?
– Нет, все было прекрасно, потому что я возвращалась домой, и все было приготовлено, и холодильник всегда полон! Больше никакой пиццы поздним вечером, потому что некогда готовить или идти в магазин. Он стал в некотором роде домохозяйкой.
Домохозяйкой? Перед глазами немедленно встает Даниэль Загури и шепчет: «Видите, Валери, она укротила плохого парня. Он не просто вернулся на путь истинный – более того, хищный лев стал ягненком… Это классика, это желание женщин – превратить свинец в золото. Искупление и власть». Не то чтобы он неправ. Все это в какой-то степени присутствует в том, что мне описывает София. Но такая перемена могла «десексуализировать» Марчелло.
– Нет, совсем нет, – отвечает она. – В моих глазах он не упал, а вырос. Потому что ему самому это доставляло такое удовольствие, он никогда не сидел без дела: читал, занимался спортом, готовил, и я всегда видела, что он сияет. Постепенно он совершенно адаптировался. А потом я представила его сыну. Они очень подружились.
Итак, жизнь налаживается. Друзья Софию поддержали. Но я не могу не вернуться к преступлению, которое совершил Марчелло. Я копаю глубже. А если бы он убил хладнокровно, если бы убил ребенка, пошла бы она на этот шаг? Прислушалась бы к своему сердцу вопреки обстоятельствам? Ответ краток:
– Так бы я поступить не смогла, даже в самом страшном сне.
Вот основное отличие от Мари или Элизабет. Хотя у них есть определенные общие черты, такие как эмпатия, желание протянуть руку, понять другого, на этом сходство заканчивается. Элизабет воспринимает себя как жертву, Мари – как адвоката, который совершит революцию во французской психиатрии и юстиции. София – ни та ни другая. Главное, она не позволила бы себе влюбиться в мужчину, который убил маленькую девочку, как Лёланде, или хладнокровно совершал убийства, как Алегр. Разница огромна. И для Софии она принципиальна. Есть преступления, которые не допускают любви.
Законный брак
Итак, жизнь с Марчелло постепенно налаживается. Годы идут. Много счастливых моментов, но есть и грустные. Марчелло верующий, он хочет создать семью.
– Я говорила ему, что, если он хочет семью, я не против, но не со мной, потому что у меня уже не может быть детей. А для него, как для католика, важно создать семью. Больше мы об этом не говорили. А однажды он спросил, хочу ли я выйти за него замуж. Я думала, что он этого не хочет. Я сказала «да». Должна уточнить: он настоял, чтобы у нас было раздельное имущество.
И снова София не хочет распространяться о его желании иметь детей, которое она не смогла исполнить, или об их разнице в возрасте. Но я все же останавливаюсь на этом браке, про который она рассказала в нескольких словах. Я хочу узнать о ее реакции: сразу ли она согласилась?
– Я сказала: «Почему бы и нет? Дело хорошее, узаконим отношения, по налогам меня все устраивает».
Она улыбается. Я улыбаюсь в ответ и говорю, что ее манера рассказывать кажется мне поразительно рациональной. Она отвечает, что «это рационально, потому что он тоже очень рационален. Весь такой правильный. Так что брак – это логическое следствие, и, что тоже логично, я соглашаюсь».
И вот свадьба состоялась. На ней присутствовали друзья. Их с Марчелло семьи тоже. София показала мне фото, на которых она рядом с Марчелло вместе с матерью и улыбающимся сыном. Она сияет.
Как всегда в разговоре с Софией, мы не задерживаемся на одной теме, мы движемся вперед. Она продолжает рассказ. Я пытаюсь узнать побольше об их радостях и горестях. Они те же, что переживает любая пара, или же скорее связаны с тем фактом, что он убил человека и попал в тюрьму?
– Да, это скорее связано с тюрьмой. Вначале, когда он еще был в заключении, он иногда говорил мне, что ничего не понял, что все произошло так быстро… Возможно, в связи с его прошлым спады были сильнее радостей. Иногда я говорила – пусть даже это не очень красиво, – что, возможно, не так уж плохо, что все это время он просидел в тюрьме, потому что он мог реально плохо кончить! Я говорила: «Теперь у тебя степень по политологии. Возможно, что-то у тебя не получилось, скажем, у тебя нет постоянной работы, да и плевать». И он это признавал: «Возможно, меня бы уже убили в перестрелке или как-нибудь иначе». Сейчас плохих дней намного меньше, он действительно в полном порядке… Время лечит все. Мой муж выплатил свой долг, это в прошлом. Я знала гораздо больше мужчин, которые были лгунами, лицемерами, просто мутными типами, при этом в жизни были идеально «устроены во всех отношениях». Марчелло – человек, который ободряет и поддерживает