Начался разговор на непонятном для меня языке. Вроде и знакомые слова, а сути не уловить — сплошь цифры, проценты, и финансовые термины. В глазах блондинки читаю обреченность. Не исключаю, что и в моем взгляде то же самое. Любовь — это всегда жертва. В такие минуты полезно повторять эту фразу, словно мантру. Помогает.
Проходит минут двадцать-тридцать до того, как нам приносят заказанное. У всех мужчин стейки. Те самые, плохо прожаренные, из которых при нажатии ножом сочится кровь. По мне так это есть нельзя. Но богатым людям деваться некуда, статус обязывает. Так же, как пить кислое, невкусное сухое вино по цене южноафриканских алмазов — а потом, придя домой, оттягиваться домашними котлетами и полусладким красненьким, морщась при воспоминании о деловом ужине. Но — морщась аккуратно, не публично, чтоб ненароком партнеры по бизнесу не узнали о твоих истинных предпочтениях.
А передо мной на тарелке фуа-гра. Осклизлое с виду нечто, сочащееся жиром, в обрамлении красивого, мелко нарезанного чего-то, истинное происхождение которого понять затруднительно. То ли овощи, то ли фрукты, то ли химия какая-то. Ладно.
Честно прожевываю кусочек. И даже глотаю, сдерживая позывы сплюнуть это в салфетку. По ощущениям — концентрированный мягкий жир, идеальное средство для того, чтобы проблеваться без помощи двух пальцев. Но мне блевать нечем, голодная я. Поэтому кусочек гусиной печени шлепается в мой желудок, который болезненно дергается в ответ — мол, хозяйка, что это ты такое в меня спустила? Я ж не унитаз все-таки, полегче.
Фуа-гру больше не трогаю, ковыряю ее обрамление. Которое оказывается на удивление вкусным. Жаль, что мало.
Кстати, не понимаю, зачем под крошечные порции подавать такие огромные тарелки? Подозреваю, это делается для того, чтобы визуально площадью тарелки компенсировать отсутствие нормального количества еды. Иначе даже самый богатый клиент может задуматься на тему «за что я, собственно, заплатил такие деньги»? А тут тарелка большая, на ней красиво размазано что-то условно съедобное, необычное, больше похожее на картину экспрессиониста, чем на еду. И уже язык не поворачивается спросить — а что это? И зачем это? А покушать здесь можно, или тут подают только огромные фарфоровые холсты со статусными натюрмортами?
Блондинка тоже страдает, копаясь вилкой в чем-то совершенно непонятном с виду. Мне ее даже немного жалко становится. Всё-таки мой муж по сравнению с ее пузаном выглядит как скандинавский бог О̀дин рядом с бочкой дешевого пива.
Осторожно отставляю в сторону странный деликатес, и принимаюсь за мелко нарезанное мясо с привкусом лайма и авокадо. Есть в этом блюде еще какие-то нотки, но с непривычки не разобрать. Вот это действительно вкусно. Спасибо Ему. Видимо, первое блюда было для статуса, а со вторым Он помог, чтобы я поела.
Пока насыщаюсь, замечаю заинтересованный взгляд блондинки в сторону моего мужа, увлеченного беседой. Понимаю ее. Но в то же время начинаю тихо звереть. Представляю сколько подобных женских взглядов ощупывают Его на работе. При нынешнем дефиците красивых и состоявшихся мужчин свой отвоеванный экземпляр желательно держать в стальном сейфе за семью замками, чтоб ненароком не увели. К сожалению, нет таких сейфов, потому остается лишь надеяться, что любовь и боязнь подхватить какую-нибудь венерическую гадость убережет ненаглядного от непоправимой глупости.
Впрочем, я Ему верю. Хотел бы — давно ушел от такой истерички, как я. Но не уходит. Подарки дарит, ласковые слова находит в свободное от работы время. Значит, зачем-то нужна я ему такая, вместе со всеми своими недостатками и сомнительными достоинствами. Это обнадеживает. К тому же знаю точно, безмозглые силиконовые куклы с плотоядными взглядами ему точно неинтересны. Он не любит говорить о ювелирных брендах и модных сумочках, так что шансов у спутницы толстяка нет никаких.
Постепенно беседа о делах сходит на нет, собравшиеся отдают должное еде и напиткам, и разговор меняет русло. На этот раз тон задает супруга Александра:
— Дамы, господа, а что это мы все о делах да о делах? Может присутствующие леди расскажут нам немного о себе? Вот вы чем занимаетесь?
Вопрос обращен к спутнице толстяка, которая от неожиданности чуть не подавилась сухим вином. Но, справившись с собой, дева произносит с вызовом:
— Я — модель.
И замолкает. Типа, всё сказано, и окружающие должны понять с кем имеют дело. Судя по легкой усмешке на губах Александра и слегка напрягшимся плечам толстяка эффект достигнут. Все всё поняли, включая автора вопроса. Которая, чтобы заполнить неловкую паузу, повисшую над столом, обращает свой взгляд на меня.
— Ну, а вы не расскажете о роде ваших занятий?
В моей голове сразу рождается куча ответов. Вот только кто бы подсказал, какой из них правильный. Откладываю вилку, улыбаюсь, готовясь сказать что-то…
Но Он опережает меня.
— Пока армия в моем лице штурмует финансовые крепости, жена обеспечивает мой тыл, — улыбаясь, произносит он. — Ведь без надежного тыла армия непременно погибнет.
Александр, его жена и толстяк понимающе улыбаются, оценив ответ. Блондинка же, хлопнув ресницами, уточняет:
— Вы домохозяйка?
Ну, это в каждой из нас природное. Ни один мужик не сумеет так метко и точно выстрелить ядом, как это сделает женщина, прицелившись в соперницу. И какая разница, что я ей никто, что моего мужа она видит, возможно, первый и последний раз в жизни? Инстинкт сильнее. Приглянулся самец, рядом с ним — самка. Значит, надо ее уничтожить, размазать, сровнять с плинтусом. Это не сучность натуры, вернее, не только она. Это закон выживания наших далеких предков, наше наследие из пещер каменного века, и никуда от него не деться. Просто некоторые дамы умеют прятать его за красиво вывернутыми фразами, а те, кому такое не дано, бьют в лоб, рискуя показаться круглыми дурами, ставя себя и других в неловкое положение. Но что не сделаешь ради победы?
Жена Александра, оценив обстановку, тут же умело разряжает ее:
— Так, в общем, предлагаю тост, от которого вряд ли кто за этим столом откажется. За любовь и взаимную поддержку!
Естественно, тост принимается.
Потом их было еще много, тостов и разговоров о том, как мы все хорошо сидим и как удачно складывается вечер. Я молчу, да на меня и никто особо не обращает внимания, лишь Он периодически касается пальцами моего колена. Это не подбадривает, но и не раздражает. Я лишь мечтаю о том, когда же всё закончится. Побаливает спина от того, что приходится постоянно держать ее прямой, глаза устали от колеблющегося света множества свечей, и что напитки, что еда кажутся безвкусными и совершенно ненужными, как не нужен мне этот опостылевший вечер.
Наконец ужин заканчивается. Прощание, дежурные слова о том, как же классно посидели в непринужденной обстановке, и как нам всем необходимо почаще так встречаться. При этом по глазам всех присутствующих видно, что они отбыли необходимую повинность, принеся в жертву жирному богу по имени Бизнес свое личное время и свои действительно настоящие человеческие чувства. Если где-то что-то прибыло, в другом месте непременно убудет. Те, кто зарабатывает много денег, теряют тоже очень многое…
Это как наркомания. Вроде бы уже и не надо больше, всё есть, никогда не истратить столько денег за всю оставшуюся жизнь. Но чем крупнее счет в банке, тем сильнее разгорается желание его увеличить. Всепоглощающее. Выжигающее искорки жизни из глаз, и искренность из речей, которым не верят даже самые близкие люди. Очень боюсь, что Он станет таким. Пока еще заболевание не прогрессирует, но я уже замечаю первые его симптомы.
Швейцар с легким поклоном открывает дверь, выпуская нас на улицу. Интересно, что ему снится по ночам? Эта дверь, которую он открывает-закрывает каждый день по много раз? По-моему, ужасный кошмар, от которого запросто можно свихнуться.
Садимся в машину.
Он молчит.
Я тоже молчу…
Наконец, Он решается.
— Еще раз прости, что не сказал сразу про партнеров. И спасибо тебе за этот вечер.
Прерывисто вздыхаю, пытаясь подавить слова, которые просятся наружу. Но они настойчивы. Чувствую, если не выскажусь, меня просто порвет.
— И тебе спасибо за то, что выставил меня домохозяйкой. И за очень полезные для меня знакомства тоже низкий тебе поклон.
— Только не начинай, ладно, — страдальчески морщится Он, заводя машину. — А что я должен был сказать? Что ты работаешь маникюршей?
И тут меня прорывает. Все внутренние барьеры, на которых написано крупными буквами: «не надо, лучше промолчи!», летят к чертям собачьим. Всплескиваю руками, взгляд сам собой уезжает вверх и вправо. Дурацкая привычка, которой, судя по фильмам, в такие моменты подвержены все женщины на планете. Даже интересно, что мы пытаемся там рассмотреть? Но с природой не поспоришь. Прежде чем выдать своему самцу всё, что мы о нем думаем, мы почему-то должны закатить глаза именно в этом направлении, наверно таким образом подавая сигнал своему зарвавшемуся альфе, что ему сейчас придется несладко.
— А нельзя было сказать, что у меня своё дело? Они бы подумали, что я занимаюсь каким-то бизнесом, и ты бы не соврал — просто потому, что у меня действительно есть дело, которое мне нужно, понимаешь? Нужно, чтобы чувствовать себя живой в отличие от этих твоих бизнес-кукол, которые превратились в бесчувственных зомби ради своих капиталов!
Он закусывает губу. Машина набирает скорость. С Ним всегда так: когда он нервничает, когда на эмоциях, начинает давить педаль газа. Я всегда боюсь этого, но сейчас мне плевать! Это тоже заложено в нас, женщинах, природой — когда нас накрывает, мы и на мамонта прыгнем с обнаженными ногтями, и своему пещерному самцу мозги вправим за милую душу, каким бы крутым он себя не считал!
Я продолжаю орать, накручивая себя, выплескивая обиду за испорченный вечер — и в то же время понимаю, как Он сейчас усилием воли пытается справиться с собой…
И ему это удается.
Разогнавшаяся машина сбрасывает скорость и понемногу перестраивается из крайнего левого ряда в правый. Кстати, мой словесный водопад тоже иссякает. Я просто долго не могу так верещать. Сил не хватает, задыхаться начинаю. И тогда вместо