— Что случилось?
— Домой вернись, это не телефонный разговор.
У меня затряслись коленки — что могло произойти за тот час, что меня нет? Папе плохо? Но он бы не мне звонил, а другу Брониславу, он терапевт. Я растерянно посмотрела на Олега, стоявшего метрах в пяти, и шагнула к нему:
— Олег, вы извините меня, но прогулка закончилась. Позвонил папа, мне срочно надо домой. Вы, если хотите, оставайтесь, остановка там же, где мы выходили…
— Нет, я провожу вас. Догуляем в другой день.
Мы поспешили к трамвайной остановке, и весь обратный путь до Таборитской я терялась в догадках, что же могло случиться у папы. Попрощавшись с Олегом, я бегом понеслась в подворотню, кое-как открыла входную дверь и, не дожидаясь лифта, побежала на третий этаж, перемахивая через ступеньки. Запыхавшаяся, в расстегнутой куртке, с шарфом в руке, я вломилась в квартиру и истошно заорала:
— Папа, ты где?!
— Я в кабинете. Ты что так кричишь? — но в его голосе я услышала тревожные нотки и растерянность.
Сбросив ботинки, я, на ходу стягивая куртку, пошла в кабинет. Папа сидел в кресле, перед ним лежал телефон, рядом — пепельница и сигарета. Папа бросил курить восемь лет назад, это что же должно было случиться, чтобы он вновь схватился за сигарету?!
— Папа, что?!
Он поднял на меня глаза и тихо спросил:
— Ты во что меня втравила, Наташка?
Я не могла взять в толк, о чем он говорит:
— Ты нормально объясни?!
Он подтолкнул ко мне телефон и нажал пальцем на дисплей. Открылось сообщение из банка, в котором я увидела зачисленную на счет сумму с шестью нулями. В евро.
— Не поняла… откуда у тебя такие деньжищи?
— Это не у меня. Это, как ты понимаешь, твоему Антону перевели. Скажи, откуда у бухгалтера такие средства в валюте?
Я опустилась прямо на пол и сжала руками голову. Эта сумма объясняла и нервозность Антона, и его странно большой для командировки багаж… Ничего он не забывал дома, никаких кредиток. Он сбежал, рассчитывая прикарманить деньги, которые какая-то фирма заплатила его фирме за оборудование, только и всего. И тут ему так удачно подвернулась я — не нужно даже открывать счет на какого-то левого человека, можно попросить моего папу… Ах ты, урод… да к отцу же первому наведаются — докажи потом, что ты этих денег не видел… И я развесила уши, дура. Как же теперь быть?
— Он тебе не звонил? — охрипшим от волнения голосом спросила я, и папа отрицательно покачал головой:
— Наверное, завтра позвонит.
— Что мы можем сделать до завтра?
— Сейчас ничего — разве что заблокировать карточку как потерянную. Пока перевыпустят…
— А что это даст?
— Я смогу снять деньги только по паспорту в отделении банка.
— И тебя тут же сдадут в полицию, да? Такую сумму тебе никто сразу не выдаст наличными-то.
— Будем думать… — беспомощно отозвался папа, и я почувствовала укол вины — ну, зачем я пожалела Антона, неужели не могла догадаться?
— У тебя есть какие-то знакомые юристы?
— Есть адвокат, у него офис в том же доме, что и мой. Думаешь, уже надо?
— Пап, я не знаю… я врач, а не следователь. Но нужно как-то себя обезопасить. Я догадываюсь, откуда деньги… Никогда бы не подумала, что Антон — вор.
— Ладно, — произнес папа более решительно, — давай-ка пойдем спать, утром будет лучше думаться, сейчас все равно ничего не сделаешь, ночь на дворе.
Мы разошлись по комнатам, но какой там сон, когда такое происходит… Вот тебе и удовольствие от поездки в любимый город, вот тебе и тихие посиделки в Клементинуме за старинными книгами, вот и прогулки по Карлову мосту и Летенским садам… И все Филька, паразит! Не утащи он мобильник — и все могло пойти иначе, Антон бы просто не заметил меня, не подошел с просьбой, я бы ничего не знала…
Всю ночь я пролежала без сна, ломая голову, как бы избежать проблем. Папа, похоже, тоже не очень выспался, потому что утром в кухне слышался грохот падающей посуды, звон разбитой чашки и негромкая ругань, чего папа себе не позволял в принципе.
— Так, Наташка, — решительно заявил он мне, когда я появилась на пороге, — ты сегодня идешь гулять. Гуляешь и ни о чем не думаешь. Я постараюсь все решить, карту заблокировал, буду ждать звонка от твоего прохвоста.
— Пап, как я могу гулять, когда тут такое… — начала я, но он перебил:
— Не желаю слушать! У тебя всего неделя отпуска, вот и отдохни. От того, что ты будешь психовать, сидя дома, ситуация не поменяется. Позвони своему вчерашнему кавалеру, своди его куда-нибудь — ну, найдете чем заняться. Сделай, как я говорю.
У меня не осталось выбора, но звонить Олегу было как-то неудобно, и я решила погулять в одиночестве.
Однако Олег позвонил мне сам, застав прямо у входа в музей Альфонса Мухи, где я собиралась купить пару постеров для своего кабинета — очень люблю его графику.
— Наталья, доброе утро. Как ваши дела? Вчерашние неприятности улеглись?
— Если бы, — пробормотала я, не желая, однако, вдаваться в подробности. — А как ваши дела?
— Мы завтракаем и едем в зал. Хотел пригласить вас, если интересно.
И я неожиданно согласилась — в конце концов, Муха никуда не денется, постеры куплю в любой другой день. Расспросив, на какой улице находится зал, я прикинула, как туда добраться, и договорилась с Олегом встретиться прямо там.
Первое, что я увидела, подходя к зданию, где размещался зал, был огромный развевающийся на ветру флаг с тремя иероглифами. Я остановилась и задрала голову, надеясь, что где-то есть перевод на чешский, но нет, его не было.
— Эти три иероглифа обозначают слово «айкидо», — раздался за спиной голос Олега, вышедшего откуда-то из-за колонны. — «Ай» — любовь, гармония, согласованность, «ки» — жизненная энергия, «до» — путь.
— Теперь понятно. Получается, что все восточные единоборства объединяет слово «путь»?
— Совершенно верно. Ну что — идем внутрь? Вы снова без шапки, — заметил Олег, хотя сам стоял в тонких широких штанах и шлепанцах.
В большом зале оказалось многолюдно. Олег усадил меня так, чтобы я могла видеть татами, на котором будут выступать его ученики, и ушел, пообещав вернуться через некоторое время. Воспользовавшись тем, что соревнования еще не начались, я позвонила папе. У него было дневное дежурство, но он ответил и сказал, что Антон ему еще не позвонил. Я немного успокоилась, как будто отсутствие звонка гарантировало и отсутствие проблем.
Начались поединки, я, конечно, совершенно ничего не понимала, но зрелище завораживало. Казалось, что противники не прилагают никаких усилий, но один из них непременно оказывался на татами, я даже не могла понять, каким образом это происходит. Олег вернулся примерно через час и извинился, что заставил меня ждать в одиночестве, но я, увлеченная происходящим, только отмахнулась:
— Это мелочи. Объясните мне, почему одежда отличается?
— Штаны-хакама разрешены только с первого дана, тем, у кого «кю», предписано заниматься в кэйкоги. Они отличаются от другой одежды для единоборств особенной прочностью, так как шьются из ткани с двух- или трехниточным плетением, — объяснил он. — Это увеличивает прочность костюма при захватах. Видите, на левом рукаве у большинства нашивки? Это название клуба. Или имя — если твой дан позволяет.
— А в чем смысл? Ну, в чем заключается идеология? Ведь у каждого вида борьбы есть такая, да?
Олег умолк на секунду:
— Айкидо Айкикай основывается не на боевой эффективности техник, а на искусстве как дисциплине, изучаемой для самосовершенствования личности. Понимаете? Не боевое искусство, а самопознание, самоулучшение. Поэтому у нас так много детских групп, мы делаем упор на педагогику. Я, кстати, по образованию учитель физкультуры.
Я с уважением посмотрела на собеседника:
— Надо же… я думала, что спортсмены мало внимания уделяют образованию.
— Обижаете, Наталья. Я кандидат педагогических наук, — с улыбкой парировал Олег, и я покраснела:
— Простите, глупость ляпнула.
— Ничего, это не обидно. Ну что — мы закончили на сегодня. Можем пойти куда-нибудь.
— Давайте возьмем ваших учеников, если хотите — я им экскурсию проведу, — предложила я, и Олег согласился:
— Да, было бы хорошо.
Спустя полчаса мы покинули зал большой компанией и направились к Карлову мосту, по которому я собиралась вывести всех из Малой Страны в исторический центр. Ребята оказались любопытными и задавали множество вопросов, я еле успевала отвечать. Было приятно, что Олег, идя рядом со мной, с уважением посматривает в мою сторону, чуть склоняя голову к левому плечу. Гуляли мы так довольно долго, ребята покупали на мосту сувениры, долго фотографировались у подножия каждой скульптуры, украшавшей пролеты, слушали шарманщика и небольшой оркестрик, где тон задавал веселый толстячок, игравший на обыкновенной стиральной доске при помощи столовой ложки. Потом мальчишки проголодались и вместе со вторым тренером Сергеем отправились в ближайший ресторанчик, а мы продолжили прогулку, дошли до Парижской и остановились возле моста, ведущего к Летенским садам.
— Хотите туда? — указав рукой вверх, спросила я. — Там, правда, подъем крутой, зато в самих садах чудесно, и метроном посмотрим заодно. Оттуда вид на всю Прагу.
— Вы не устали ходить, Наташа? — спросил Олег, и я вдруг подумала, что, возможно, ему хочется отдохнуть.
— Я — нет, но если вы…
— Я‐то? Да вы что, я старый пешеход. Полезно для сердечной мышцы.
— Тогда идем? — я потянула его к пешеходному переходу, где как раз загорелся зеленый свет.
Мы обошли всю территорию Летенских садов, уже смеркалось, но, посовещавшись, мы все же решили спуститься не там, откуда пришли, а дойти до Пражского Града и ротонды Cвятого Витта. Мы спускались по узкой длинной тропе, справа были кирпичные стены, а слева — глубокий овраг, заросший деревьями и кустарниками.
— Тут летом очень красиво, — говорила я, — когда все зеленое. А сейчас это место выглядит жутковато — для кинематографистов настоящая находка, трупы прятать удобно.