Во-первых, по его словам, если брать за основу наблюдения и выводы дотошной Порфирьевны, явно обладающей задатками серьезного сыщика, то Нина очень плохо подходила на роль пресловутой «зазнобы». Мизулин никак не мог связывать свои надежды на обретение материального благополучия в недалеком будущем с ничем в этом смысле не примечательной завскладом химреактивов. О каком богатстве могла идти речь, если Нина получала, наверное, рублей восемьдесят в месяц, да и стащить на этом складе было практически нечего? Но если полагаться на интуицию мизулинской соседки, хорошо разбирающейся в людях вообще и достаточно долго наблюдавшей за своим соседом, «Сашка» определенно рассчитывал выйти на совершенно другой уровень благосостояния. Не сходятся здесь концы с концами. Либо Порфирьевна в этом ошиблась, либо всё-таки – не Нина.
Во-вторых, как откровенно заявил Костя, есть еще более неприятный момент: вторая версия неизбежно предполагает самоубийство, с самого начала представлявшееся крайне маловероятным. И с этим Миша однозначно согласился: его и самого тревожило такое бросающееся в глаза противоречие. Доводы против возможности самоубийства, которые его соратник приводил при обсуждении первой версии (с участием бандитов), показались ему весьма здравыми, и он не стал их оспаривать, хотя и тогда уже осознавал, что они прямо противоречат его собственной – амурной – версии расследуемых смертей. Ведь, если не принимать во внимание существование некой преступной шайки и считать, что Мизулина убила его любовница, то неизбежно следует, что смерть Нины – результат самоубийства. Не считать же, что в действие вмешалась еще одна – внешняя – сила (Нинин муж что ли? или кто?), не имеющая прямого отношения ко всей предыдущей истории. Что-то уж совсем чепуха какая-то получается! Концы и здесь сходиться не хотели.
В своем обсуждении данной версии Костя коснулся и загадочного «постоянного возвращения трупа». По его мнению, принятая ими на вооружение «амурная» версия давала хоть какую-то – правда, весьма шаткую и неубедительную – возможность придать этому «спектаклю» рациональный смысл. Он решительно не мог представить себе, чтобы за кулисами этого макабрического представления скрывались матерые профессиональные преступники. Не их это стиль. Не станут они такой ерундой заниматься. Они – люди серьезные, большей частью простые, грубые, примитивно мыслящие. Еще над какими-то своими «корешами» они могут зло подшутить, но чтобы они связывались с бабкой-вахтершей… Не, не могу я в это поверить. А вот, если речь идет о простых работяге и кладовщице, дело выглядит несколько иначе. Тут в его рассуждения встрял Миша, и они вместе стали судить да рядить, могли ли любовники пытаться таким изощренным способом напугать вахтершу и отвадить ее от привычки проводить регулярные осмотры здания. Миша нашел неплохое, как ему казалось, объяснение, почему те, кто хотел напугать, так прицепились именно к Бильбасовой: Да другие-то вахтеры, поди, никаких обходов и не делали – залягут с вечера да и дрыхнут до утра. Я бы тоже, – добавил он после некоторого раздумья, – наверное, так поступал – какой смысл по этим этажам ноги бить? Может, стоит их расспросить: делали они обходы или нет? Но Костю такое предложение не заинтересовало: Без толку – никто не сознается, будут талдычить, что всё делали по инструкции. Знаю я этих свидетелей из народа: их хоть как изобличай, хоть прямо за руку схвати – они будут тупо твердить, что всё делалось правильно, и никаких нарушений они не допускали. Он немного помедлил и добавил: Разумная, кстати сказать, тактика. Пусть все знают, что ты врешь – а ты, тем не менее, не сознаешься: доказывайте, если сможете. В большинстве случаев эффективный прием оказывается – плюнут и отстанут.
После всех этих пересудов – они, надо признаться, были довольно вялыми, поскольку ни одной свежей идеи у приятелей не появилось, – сыщики пришли (а точнее, вернулись) к уже сделанному когда-то выводу: если считать, что идиотическое представление было устроено не бандитами, а самим Мизулиным с его зазнобой, то даже в этом случае картинка становится несколько проще, но не намного понятнее – что-то в ней явно не так. И предполагаемые мотивы поведения любовников не вызывают доверия (не лучше ли было им просто сидеть тихонечко и никак о себе не заявлять?) и особенно способ, который они выбрали, уж очень подозрителен: что-то, граничащее с психопатологией, нормальному человеку такое вряд ли может придти в голову. Так что, это обсуждение свелось к одному: ничего здесь непонятно, но надо полагать суть дела не в этом, а потому не стоит, по-видимому, расшибать лоб о стену, – может потом, кое-что и прояснится.
И вот тут Костя выдвинул на обсуждение нетривиальную, прямо скажем, идею.
– А не может ли… – начал он неуверенным тоном, и Миша чувствовал, что Холмс колеблется: говорить или всё же не стоит. – Не может ли эта самая Бильбасова оказаться ясновидящей? Иметь такой дар, или способность, видеть то, что еще не произошло, но уже готово произойти? Нет, ты погоди! – отреагировал он на встрепенувшегося Мишу. – Погоди, я сначала доскажу, а потом уж… Я не хуже тебя понимаю, что это дико звучит. Но ты всё же дослушай. Я как рассуждаю: мы, конечно, во всякие-такие штучки не верим, отметаем сходу мысли о чем-то подобном – нет ничего такого, и весь сказ. Но ведь люди – до нас – на протяжении многих тысяч лет все как один верили, что всё это не только возможно, но и реально существует. Все эти гадания, предсказания, пророчества. Мы считаем, что все они заблуждались. Но может ли это быть? Тебе не кажется, что такое всеобъемлющее заблуждение – одинаковое во всех частях света и во все без исключения эпохи – гораздо более удивительно, чем любое ясновидение? Можем ли мы утверждать, что жившие до нас люди – в массе своей – были сплошь легковерными, ничего не соображающими глупцами? Да, они были необразованными, неграмотными, у них не было той науки, которую мы знаем, но обыденный здравый смысл-то у них был? Могли же они наблюдать, сопоставлять, делать выводы? Вот предположим, я раз за разом предсказываю, где следует искать потерявшуюся корову или куда ворюга спрятал украденный полушубок – можешь ты это заметить и сделать вывод, что я обладаю таким полезным свойством: умею видеть то, что не видно другим? Знание какой науки тебе потребуется для такого вывода? Положим, ты не понимаешь, как я это делаю – я и сам могу этого не понимать, – но заметить-то этот факт мы в силах. Почему же мы отказываем этим людям в адекватности их оценок и суждений? А может, это мы заблуждаемся, отметая с порога все такие необычные случаи? Мы укоряем их – все эти бесчисленные поколения – в том, что они слепо верили во все сказки, которые им рассказывали их деды. Ну, а мы-то разве не так поступаем в подобных случаях? Мы-то к чему апеллируем? В чем состоит наша доказательная база? Разве не в аналогичных сказках, которые рассказывали наши деды, – то есть те несколько десятков образованных людей, что заложили фундамент современной науки? Можешь ты привести какие-то убедительные аргументы, доказывающие принципиальную невозможность ясновидения? Причем, подчеркиваю, такие аргументы, которые прямо или косвенно не опирались бы на научное предание – то есть те самые дедовские сказки? Не вижу я таких аргументов – более того я не вижу, чтобы кто-то их искал. Нет такого и не может быть никогда – вот и вся аргументация. И еще. Зайду с другой стороны. Ты знаешь, что такое радиоуглеродный метод датировки?
– Ну еще бы, – Миша даже слегка оскорбился. – Я ведь химик всё-таки.
– Вот. А представь себе, что археологу начала века представили бы данные, полученные этим методом. Принял бы он их? Не посчитал ли бы шарлатанами тех, кто утверждает, что вот этой полуистлевшей деревяшке четыре с половиной тысячи лет? Поверил бы он такому чуду? А ведь этот метод реально существует, и он дает реальную возможность таких, казавшихся чудесами, определений. Или вот еще: недавно разработали такой метод, который позволяет, взяв камни из какого-нибудь первобытного костра, горевшего, может, сколько-то десятков тысяч лет назад, определить, когда какие-нибудь неандертальцы последний раз зажигали этот костер. Слышал про такое?
Миша про этот метод тогда еще не знал, в чем честно и сознался.
– Ну да. Новый метод. Я сам только на днях про него услышал. Не понял, в чем там физическая сущность – да это и не важно. Ты лучше ответь: если бы я тебе сказал, – не ссылаясь на авторитет современной науки, а так попросту сказал, – что знаю человека, который умеет такое делать, ты бы поверил? Не посчитал бы, что я иду на поводу дедовских сказок и замшелых предрассудков? Да и стоит ли тут приводить примеры из каких-то наук? Вот, кто-то сказал бы в начале века студенту Петербургского столичного университета, что тот еще при жизни сможет видеть и слышать человека, который находится в закрытой со всех сторон комнате за несколько километров от наблюдателя. Не покрутил ли бы пальцем у виска этот студент – один из тех, кого можно считать цветом тогдашней образованности, – не посчитал ли бы говорящего за полусумасшедшего визионера, а то и вовсе за жулика? Почему же мы, прекрасно зная о множестве подобных примеров, поступаем точно так же, как только столкнемся с чем-то нам – современным людям – непонятным?
Я к чему веду. Я не предлагаю, считать бабку ясновидящей, – это был бы перебор. Но может быть, не стоит и напрочь сбрасывать со счетов такое объяснение. Перед нами некий непонятный нам феномен, и мы не знаем, как его истолковать. Ничего с этим не поделаешь. Ясновидение, которое якобы может объяснить то, с чем мы столкнулись, для нас столь же непонятно, так что практически мы, собственно, ничего не выигрываем, приняв такое объяснение. Мы могли бы просто постулировать, что есть некий неизвестный нам Х, который стоит за открывшейся нам картинкой. Но за представлением о ясновидении стоит огромная традиция, к которой, на мой взгляд, стоило бы отнестись с должным вниманием. Не выбрасывать ее на помойку, пока мы с ней не разобрались и не научились по-своему, на сегодняшнем научном уровне, истолковывать подобные случаи. И потому, давай исходить из того, что все эти видения вахтерши