Мы забрели в дешевый бар на Нью-Оксфорд-стрит, одно из тех таинственных мест в центре города, где никогда нет посетителей.
– Бутылку вина? – спросила я, когда мы поднимались по шаткой лестнице на второй этаж к бару.
– Мне да, а ты что пить будешь?
Уместно ли вообще шутить, учитывая обстоятельства нашего знакомства? Впрочем, ответный смех, кажется, подбодрил Бесс. Из вина оказалось только белое игристое «Эхо Фоллс»; бармен поставил его в ведерко со льдом, и я осторожно понесла его к нашему столику.
– Ну, вот… Что случилось? Расскажи по порядку.
– У Джейми новые адвокаты. Сразу понятно, что у его папаши деньги водятся, но я и не подозревала сколько, пока не почитала в этих долбаных газетах.
Что ж, значит, она читала газеты. Та строчка в «Миррор» о свидетельнице, которая колебалась при даче показаний, не могла от нее ускользнуть.
– У Джима Балкомба денег куры не клюют. В общем-то, он может башлять своим адвокатам до тех пор, пока они не добьются нужного результата. Я смотрела, это как раз их тема – вытаскивать из тюрьмы уродов вроде Джейми.
Я сделала изрядный глоток вина.
– А что за новые доказательства?
Бесс нахмурилась.
– Говорят, что нашли кого-то из тех, кто сидел с нами у костра тем вечером накануне затмения.
То есть мои показания ни при чем. Страх прошел, уступив место заботе о Бесс.
– Да что они могут рассказать?
Мой бокал опустел.
– Наверное, расскажут, что мы заигрывали друг с другом. Чтобы поддержать его историю о том, что мы с ним флиртовали… Полная чушь! То есть мы правда познакомились накануне, но я полвечера пыталась отделаться от этого урода.
Это я запомнила из перекрестного допроса Джейми. Именно тогда он показал свой настоящий нрав.
– Может, оно и к лучшему. В смысле, если новые свидетели встанут на твою сторону. На перекрестном допросе выяснится, что он тебя домогался.
– Ну да, конечно! Джим Балкомб, небось, уже выписал им чек. Даже если нет, что такое мелкая сошка от государства против этих акул.
– В прошлый раз эти сошки справились.
Бесс была настроена скептически.
– Вот увидишь, они не уймутся, пока Джейми не выпустят.
Она схватилась за стакан. Вино скользнуло по стенке бокала, как оливковое масло.
– Я пытаюсь не злиться на его семью. Мои родители на их месте поступили бы так же, будь у них деньги.
– Ну, присяжных Джейми не убедил.
– Благодаря тебе.
Интересно, ее улыбка была благодарной или двусмысленной? Я заерзала на месте, вспомнив о своих зыбких утверждениях.
– И что сейчас происходит?
Бесс наполнила мой бокал и сунула бутылку в ведерко со льдом.
– Насколько я поняла, он получил разрешение на апелляцию. Теперь ему нужно ее подать, и только если ее примут, дело вернется в суд. Однако гарантии нет. Еще многое предстоит.
Худший вариант развития событий для меня – это Джейми подает апелляцию, ее принимают, и после нового заседания его освобождают.
– Ничего у него не выйдет, – говорю я, чтобы подбодрить саму себя.
У Бесс на глазах выступили слезы. Она промокнула уголки глаз скомканной салфеткой. Я сходила к бару за следующей бутылкой.
– Знаешь, я ведь впервые куда-то одна поехала со времен Лизарда, – пробормотала она. – Пыталась выходить с друзьями, как ни в чем не бывало, но дальше садовой дорожки шагнуть не получалось. Они махнули на меня рукой.
– А они знали, что случилось?
– Кое-кто знал, что меня изнасиловали, я им не говорила только, что это то самое дело Балкомба. По-моему, одна подружка догадалась: все расспрашивала, в каком суде дело слушалось. Ты же знаешь, скандал вышел громкий, к тому же время совпадало, так что не обязательно быть Шерлоком. Если бы я призналась, что в Корнуолле, она бы тут же меня раскусила. А может, и не догадалась, просто хотела поддержать, а у меня паранойя. Если честно, лучше бы я никому не говорила. А вот к тебе приехать вышло легко. Как будто…
Лицо Бесс просияло и тут же снова омрачилось.
– Да нет, это смешно.
– Говори!
– С тобой чувствуешь себя в безопасности.
Бесс смотрела в стол перед собой, но я знала, что она говорит искренне.
– С тобой кажется, что ничего плохого не случится, – продолжала она. – Знаю, глупо. Хотя… В конце концов, ты меня и спасла.
Я промолчала, потому что как раз подошел бармен и подлил нам вина.
– Надо было сделать больше. Надо было поехать с тобой.
– Ты очень добрая, но это бы ни к чему не привело. Ты бы проторчала под дверью камеры.
– Какой еще камеры? Они не повезли тебя в больницу?
– У них там в полиции есть специальное помещение, в основном там допросы вели… – Бесс пожала плечами, как бы признавая, что все было ужасно. – Зато мне удалось побыть одной, пока не приехала доктор.
– Ох, бедная. Тут и одного осмотра хватило бы, без камеры.
– Да, мрачное дело. – Она поменяла местами скрещенные ноги. – Всю мою одежду забрали, мне выдали какие-то тренировочные штаны, а трусов у них не нашлось. Они меня обратно на фестиваль отвезли, чтобы вещи собрать – я палатку там так и оставила, только то, что внутри, выгребла. И все это время мне казалось, что на меня пялятся, ведь я без трусов.
Бесс отвернулась, пряча слезы, и я поняла, что ради нее солгу и во второй раз. Пусть Джейми хоть десять апелляций подает, я десять раз повторю то, что сказала, лишь бы его не выпустили.
Мы допивали в неловком молчании, как всегда после откровенности. Я проследила за взглядом Бесс, устремленным на пустой бильярдный стол, и лед снова был сломан.
– Ты ведь не играешь? – спросила она тоном, которым интересуются, нет ли у тебя случайно прав на управление вертолетом или телефона премьер-министра.
Я ухмыльнулась.
– Да я тебя в порошок сотру.
Бесс разменяла купюру в баре и поставила стопку двадцатипенсовиков на бортик стола, один подбросила вверх.
– Выбирай, орел или решка?
– Орел!
– А тут решка!
Она разбила треугольник, цветные шары разбежались по сукну. Бесс была ниже ростом, ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы сделать удар, для которого я могла просто наклониться. Она обегала вокруг стола, оценивая ситуацию с каждого угла.
– И где ты теперь обитаешь? – спросила Бесс, как будто при встрече со старой знакомой.
– В Клэпхем-Коммон. – Красный шар от моего удара закатился в дальнюю лузу. – У нас маленькая квартирка на верхнем этаже.
– А я обратно к родителям перебралась. Ненадолго, пока что не могу жить одна.
– Вы ладите?
Я любила папу, но снова жить с ним под одной крышей – нет уж, увольте.
– Да вроде ничего. Выбора у меня все равно нет, с работы я уволилась, так что снимать квартиру не потяну.
Хоть что-то в ее жизни осталось по-прежнему или все рухнуло?
– А чем ты занималась?
– Ну, особо карьеру не строила.
Интересно, что скользнуло во взгляде, которым она окинула мою офисную униформу, – восхищение или жалость?
– После колледжа поработала немного в Европе няней. До поездки в Корнуолл работала в баре, хотела понять, что буду делать, когда вырасту. – Бесс грустно улыбнулась. – Потом попыталась вернуться, но не смогла. Вечно людей полно, нужно пробираться сквозь толпу… Обычно об этом не думаешь, но ведь мужчины куда больше нас, иначе сложены, да и намного сильнее.
Я отставила кий в сторону, готовясь ее обнять.
– Ох, Бесс, как мне жаль.
– Да ладно, ты тут ни при чем. – Она пожала плечами. Мы обе знали, каково ей на самом деле, тем не менее Бесс взяла себя в руки. – А ты все с тем же парнем, что был в Корнуолле?
Обстановка чуть разрядилась, и я сочла возможным вернуться к игре.
– Да, с Китом.
Вино разлилось по жилам, отчего кий в руке стал чувствовать себя вольготнее.
– То есть у вас все серьезно?
– Технически, да. – Я прищурила глаз, примериваясь к удару. – Вообще он мой жених, а не просто бойфренд, но я ненавижу это слово, так и вижу какую-нибудь пустоголовую дурочку, которая всем тычет под нос колечко с бриллиантом.
– Ты что, Лора! – воскликнула Бесс. – Нельзя стыдиться любви или говорить о ней свысока!
Я удивленно посмотрела на нее, передавая кий.
– Ты, наверное, никогда бы не подумала, что я о таком мечтаю, потому что я выгляжу иначе, не как все эти девочки-девочки. Но мне правда с детства всего этого хотелось. Мечтать о близости, о материнстве – это не слабость.
Бесс растерянно качнула кием.
– А со мной такое случилось… Он все у меня отнял. Теперь я как дикобраз. – Она растопырила пальцы, показывая, какими большими и острыми иголками топорщится ее кожа. – Интересно, кому-нибудь удавалось все это забыть?
– Я правда надеюсь, что со временем боль утихнет.
Весьма слабое утешение. Бесс горько усмехнулась, и тут на ее лице отразилась паника – дали звонок, что бар скоро закрывается и принимают последние заказы.
– Ох ты ж черт, уже одиннадцать? Мне за пять минут надо добраться до Ливерпуль-стрит.
– Оставайся у нас, – машинально предложила я.
В метро было слишком много людей, не поговоришь, вагон опустел, только когда мы добрались до Клэпхем-Коммон. Терпеть не могу эту станцию. Там вместо двух платформ одна узкая посередине, поезда прибывают по глубоким колеям с двух сторон, и нет стены, чтобы опереться в час пик. Ощущение угрозы сгустилось, когда мы с Бесс вышли из последнего поезда и, взявшись за руки, пошли вдоль платформы.
В квартире было темно, светилась лишь узкая подсветка вдоль книжной полки – таким образом Кит сообщал мне, что уже лег.
– Мило, – сказала Бесс, выглянув с балкона.
В полной тишине при тусклом свете я разложила диван.
В то время я собирала ароматизированные свечи ручной работы, запах назывался «Кровь розы». Свечи очень дорогие, между прочим, Кит дарил мне их на все праздники – дни рождения, Рождество, День святого Валентина и наши годовщины. Он был так счастлив, что не приходится изобретать идеальный подарок, что даже не смотрел на ценник. К тому же аромат забивал запахи из турецкой закусочной снизу. Я зажгла одну для Бесс: