Она добавила уже не так сбивчиво:
– Тогда, в Лондоне, я приходила не из-за Кита. Он разонравился мне сразу же, когда я узнала о тебе. Но ты – совсем другое дело. Ты была нужна мне, Лора. Ты верила мне, боже мой, Лора, да ты мне жизнь спасла!
– Знаю, – ответила я. Рука Бесс расслабилась в моей, будто обмякла. Настало время для прямого разговора, хватит ходить вокруг да около. Не собираюсь выдавать всю правду порционно, как Кит.
– Он поджег квартиру и подстроил все так, чтобы я подумала на тебя. Прости.
Ее глаза округлились.
– Кит поджег собственную квартиру? Когда ты была внутри? Кит?
Вопрос понятен. Она подразумевала, что уж от кого, от кого, а от него подобного не ожидаешь. Да, я тоже не ждала.
– Зачем?
– Потому что… – Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, но усилием загнала их обратно. Не потому, что хотела скрыть горе от Бесс, просто нужно было сразу все рассказать ей, пока я еще в состоянии. Она того заслуживала. – Он прекрасно знал, что я ни за что не отвернусь от тебя, и подкинул веский повод. Он ведь слышал историю о том, как ты порезала шины своей подружке, и та фотография натолкнула его на идею. Ты иногда бываешь…
Я защелкала пальцами, пытаясь подобрать слово, и тут мне пришло в голову, что и это он мог подстроить. Бесс внимательно следила за моим лицом и запротестовала:
– Нет-нет, это я сама придумала.
Я помедлила, успокаиваясь. Что ж, в юности все мы порой ведем себя глупо.
В коридоре загрохотала тележка, в палату заполз отвратительный запах больничной пищи. Я вытянула виноградину из пакета и надкусила. Во рту остался терпкий привкус сока.
– Почему ты мне не рассказала?
Вопрос прозвучал как обвинение. В какой-то мере я действительно не могла понять.
– Я собиралась, – ответила она, немного покраснев. – Я потому и пошла за вами тогда, во время затмения. Хотела сказать, с каким уродом ты встречаешься.
– А почему не сказала? Из-за того, что Джейми напал?
– Нет, когда он набросился на меня, я уже уходила. Из-за тебя не сказала…
На моем лице отразилось недоумение. Бесс покачала головой и тихо, почти шепотом пояснила:
– Я наблюдала за вами, пока вы смотрели затмение. Я видела вас вместе…
Эти слова перенесли меня в прошлое. Мы с Китом опять сидели на крыше грузовика и смотрели, как с горизонта на небо наползает фиолетовая мгла. Мы были одни в целом мире.
– Он рассказывал накануне, что для него значат затмения, и все равно он не мог оторвать от тебя глаз, чтобы посмотреть на небо. На меня никто никогда так не смотрел. До сих пор.
Бесс теребила уголок пододеяльника.
– Он говорил правду. То, что случилось между нами, было минутным помутнением, со всеми бывает. Но то, что у вас, Лора… это было по-настоящему. Такие вещи понимаешь с первого взгляда. Прости, я не могла все разрушить…
У меня по щекам бежали горячие слезы. У нас все было по-настоящему. Я понимаю, почему Кит пошел на все это, чтобы сохранить отношения. Я разрыдалась. Бесс дала мне бумажный платок с тумбочки, второй вытащила для себя.
– Если бы не суд, все бы уже давным-давно позабылось. Я бы пережила всю эту историю с Китом и оставила вас в покое. И ничего бы не случилось…
Я помедлила, размышляя. Да, тогда я бы не столкнулась с темной стороной личности Кита. Конечно, со временем позолота стерлась бы, но до сердцевины так или иначе не дошло бы. И мои дети росли бы с обоими родителями.
А может, если бы интрижка с Бесс сошла ему с рук, он распробовал бы вкус тайной жизни и всю жизнь провел бы, прыгая по чужим постелям. Как знать…
– Если бы мы не поехали в Корнуолл, Джейми был бы жив…
– Что ж, значит, не зря съездили, – ухмыльнулась Бесс.
Мы расхохотались и смеялись долго, всхлипывая и подвывая. Истерика. Древние греки думали, что женщины сходят с ума, потому что у них отделяется матка и кружит вокруг тела. Моя матка была на месте, я ведь недавно родила, но пока мы хохотали, да еще так, что в палату забежали медсестры, я ощутила, будто от меня откололась и вышла наружу еще более фундаментальная часть.
Отсмеявшись, мы долго сидели молча, изредка вздыхая. Я снова взяла ее ладонь в свои руки, а вокруг нас медленно сгущались сумерки. Чтобы уж быть до конца честной, мне захотелось рассказать, что я солгала, когда давала показания. Спросить, знала она или нет. И тут вкатили ужин – пюре, капусту и что-то непонятно коричневое. Момент был упущен.
И что с того, если она знала о моей лжи? Мы с Бесс обе прошли через ад и теперь наконец очутились в безопасности.
Выходя из палаты, я раздвинула шторы.
– Ты еще придешь? – спросила она.
Я чуть повернулась, помедлив с ответом. В голове зазвучал голос Кита: «Ты всерьез веришь, что можно подружиться с человеком, с которым познакомилась при таких обстоятельствах?» У Бесс дрогнули губы. Я мысленно приказала Киту заткнуться. После всей этой лжи, после дыма и стали пусть в нашей жизни останется хоть что-нибудь хорошее.
– Конечно, – ответила я.
Я шагала по коридору с чувством глубокого облегчения. Камень вины, лежавший на душе все эти годы, наконец-то упал. Я сумела освободиться из пут собственной лжи, не то что Кит. При этой мысли у меня сжало горло. Нет. Ничего не ушло и не растворилось. Выходя из больницы, я четко осознала, что эта тяжесть никогда полностью не исчезнет. Я стояла на грязной улице, мимо мчались машины, а камень вины внутри меня перемалывало жерновами, и порошок навечно впитывался в состав крови.
Глава 66
ЛОРА
30 сентября 2015-го
У дома дежурят двое фотографов; они защелкали фотоаппаратами, еще не зная, кто приехал в такси.
– Лора, а где Кристофер? – кричит мне один из них.
– Пойти с тобой? – спрашивает Лин.
– Не надо, все нормально. Иди домой к дочкам. Они тебя не видели всю неделю. Попозже позвоню.
Поднимаю воротник куртки и прячу лицо, спеша мимо. Наивно было полагать, что они успокоятся, засняв тот поцелуй у здания суда. Выдавливаю из себя улыбку навстречу близнецам. Это очень важно. Они и так слишком много раз видели, как я плачу, на всю жизнь хватит. Мягкими пеленками, которых нужны кучи, когда рождаются дети, оказывается, хорошо утирать слезы. Я носила по одной на каждом плече: одну для малышей, другую для себя.
Табличка над звонком гласит: «Лэнгриш».
Бесс открывает дверь и отступает назад, чтобы фотографы ее не заметили. На ней одна из моих старых футболок, заляпанная молоком, и пара блестящих легинсов. Надо много чего рассказать, но пока…
– Молодец, – говорит Бесс и крепко меня обнимает. – Все закончилось. Ты через все прошла.
– Мы через все прошли, – поправляю ее я.
Улыбка Бесс прозрачно намекает: позже поговорим, когда сядем за стаканчиком. Она пришла посмотреть на малышей, когда им было две недели от роду. Тогда я и попросила ее остаться.
– Почему именно ее? – спросила Лин, узнав, что я взяла Бесс в няни. – Разве она не напоминает тебе о тех событиях?
– А кого еще? – ответила я.
Теперь я понимаю, сколько у нее было возможностей навредить мне, а она мне лишь помогала. Кому можно доверять больше? Да и как все объяснишь новому человеку?
– Фин проснулся, я ему уже бутылочку подогрела.
– Отлично! – Я скидываю туфли и прохожу в гостиную.
Мой младший лежит на спине и с остервенением стучит по гирлянде с погремушками, которая висит над его кроваткой. Становлюсь перед ним на колени и вдыхаю сладкий младенческий запах. Фин хватает меня за сережку. Смеюсь. Он чуть вырос с сегодняшнего утра, ресницы стали длиннее, да и волос прибавилось. Нос у него как у отца, уши дедушкины, а овал лица – мой. Фин – весельчак и задира, Альби – мягкий, нежный, задумчивый. Он внимательно наблюдает, прежде чем что-то сделать. Пытаюсь не проводить параллели между Китом и Маком; вроде пока удается.
– Как мы себя вели? – спрашиваю, высвобождая сережку из захвата Фина.
– Альби как ангелок, Фин как чертенок, – нежно улыбается Бесс.
– Ты поговорила с Антонией?
– Она у соседей, спасается от папарацци.
Тяжело вздыхаю. Наверное, напишу Киту сообщение, чтобы вечером прошел к нам в дом через задний двор Ронни.
– Кит придет часа через полтора. Я сказала ему, что мы будем купаться.
Бесс меняется в лице.
– Я, наверное, пойду.
Меня раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, хочется сказать ей, чтобы осталась, и пусть он думает что хочет. Переживет как-нибудь. Кит только обрадуется, если Бесс куда-нибудь исчезнет и больше не напомнит о себе. Но ничего не выйдет. Хотя сейчас ей действительно лучше уйти. Надо будет как-то спланировать эту часть жизни. Пусть Кит потерял мою любовь, но он все-таки отец моих детей.
– Давай сейчас так и сделаем – в последний раз, обещаю.
Вскоре вместо старого кошмара начнется новый: адвокаты, раздел имущества… Вряд ли Кит станет настаивать на своем праве жить в этом доме, пока будет идти бракоразводный процесс, однако предсказать, как он поступит, не берусь. Теперь я понимаю его не больше, чем случайного прохожего. Когда он найдет работу, придется решать вопрос с алиментами. Наверное, он захочет, чтобы сыновья носили его фамилию. Но пусть только попробует указывать мне насчет няни, я сумею за нас постоять.
Альби захныкал, проснувшись и обнаружив, что брата рядом нет.
– Давай я возьму его, – предлагает Бесс. Отдаю ей Фина и иду в детскую. Мальчики спят на чердаке, где раньше был наш кабинет. Столы и прочий хлам вынесли, теперь там стоят две детские кроватки и пеленальный столик. Когда ребята подрастут, куплю им новые кроватки, а эти продам.
Крадусь на цыпочках, хотя знаю, что он не спит. На минутку замираю на пороге. Окно занавешено, светится только глобус, он потихоньку вращается, и на белых стенах сменяют друг друга материки.
– Привет, соня, – воркую сыну в нежное ушко. Поднимаю черную занавеску, и мы вместе смотрим в раскинувшееся над крышами светлое небо. В яркое синее небо над Александра-палас, разбавленное белым – мальчишеские цвета. Альби рассеянно смотрит на плывущие облака, когда что-то привлекает его внимание, и его глазенки сияют от восторга: мимо совсем низко пролетает самолет, оставляя за собой ровные полосы. Малыш тычет в самолет пальцем – впервые замечаю у него этот жест. Смотрю вперед, куда указывает детский пальчик. Да, как ни трудно, отныне я не стану оглядываться. Альби знает истину: мы созданы, чтобы смотреть вперед.