Мак отступает на шаг.
– Может, Лин позвонить?
Все ясно. Если надо принести лекарств или что-то сделать для будущих малышей – это он пожалуйста. Все бросит и примчится. Однако эмоции – по бабской части. Мак совсем не изменился.
– Нет, не надо.
Лин работает в соцзащите. Наверняка стучится в дверь какой-нибудь запущенной квартирки с переводчиком на буксире, а то и с полицией. Чтобы я решилась ее отвлечь, должно стрястись что-то серьезное.
– Ну ладно, мне пора. – Он неуклюже наклонился и чмокнул меня в щеку. – Вечером сижу с детьми, а завтра заскочу.
Лин с Маком давно не вместе – расстались примерно тогда, когда у нас с Китом закрутилась вся эта история. Но, расставшись, они ладят куда лучше, чем прежде, да так, что Лин умудрилась забеременеть еще раз. Их девчонки, Джуно и Пайпер, живут на два дома – в районе нашей же «Стремянки», их разделяют четыре улицы. Если считать нас с Китом, то на три. У них тут даже есть своя комната, по крайней мере пока.
Я выливаю бульон в раковину и возвращаюсь к себе. На столике в прихожей стоит светящийся глобус – детская игрушка, в которую я влюбилась на благотворительной распродаже. Провожу пальцем по маршруту Кита, пролегающему через суровое Северное море. Я могу закрыть весь путь до точки, где затмение будет полным, подушечкой большого пальца. Фарерские острова такие крошечные, даже мизинец накроет. Слишком крошечные, чтобы там спрятаться.
По рукам побежали мурашки. Стоит только подумать о Бесс, как я теряю почву под ногами. Тяну вниз рукава свитера и раскручиваю глобус, пока океаны и материки не сливаются воедино.
Глава 5
ЛОРА
10 августа 1999-го
Команда прибыла в пункт назначения где-то под Хелстоном. Местные полицейские в куртках со светоотражающими полосками оглядели нас с головы до ног. На обочине дороги стоял фургон. Лин, склонив голову, оперлась о борт, пытаясь согреться в лучах солнца, еле пробивающегося сквозь туманную дымку. На куске картона, лежащем у ее ног, значилось: «Тяжелая палатка? Подбросим до Лизарда за 2 фунта».
Она открыла глаза и улыбнулась, услышав мой голос:
– Надо же, нас ждет персональный водитель!
– Автобусы дальше не пускают, до лагеря еще несколько миль. А деньги нам не лишние.
Она распахнула дверь, и разношерстные незнакомцы один за одним полезли в фургон, оставляя монетки на ее вытянутой ладони. На исходе века границы между субкультурами расплылись. Панки и готы смешались с клубными девицами, прицепившими к спине крылышки феи, и опрятными юнцами из Эссекса в дизайнерских джинсах. Они свалили в угол свернутые спальные мешки, и воздух в салоне наполнился душным ароматом травы. Те, кому не досталось места, развалились на грязном полу в проходе, крайне довольные тем, что после девяти часов в поезде наконец можно было спокойно покурить.
Я забралась на соседнее с Лин сиденье и задрала ноги на приборную панель.
– Как там Кит? Злится из-за погоды?
Лин закатила глаза.
– Никогда не видела, чтобы люди так психовали. У нас с Маком уже сил нет объяснять, что затмение все равно состоится, и фестиваль тоже. Так что у него всего два варианта – успокоиться и веселиться или дальше всех доставать.
– Ему просто очень хотелось, чтобы все сложилось идеально.
– Идеально не сложится, это ежу понятно. Людей из-за погоды совсем мало. Говорят, всего съедется тысяч двадцать. Рори – фермер, который дал землю под фестиваль, – сказал, что, чтобы выйти в ноль, как минимум надо пятнадцать. Конечно, может, кто-то и приедет в последнюю минуту, но все равно дела не очень.
Я вздохнула.
– А что-нибудь хорошее есть?
Лин задумчиво наморщила нос.
– Ну, если будет холодно, всем захочется выпить горяченького. Но мы все равно в убыток сработаем. Думаем даже свернуться на день раньше, чтобы просто музыку послушать, а не… А, черт, проехала!
Лин ударила по тормозам. Я удержалась, но остальные повалились вперед.
– Простите! – крикнула Лин.
Она развернулась, чиркнув шинами по придорожной насыпи, и съехала на проселочную дорогу.
– Кстати, именно поэтому никто не доезжает, – пояснила она, пока мы тряслись по кочкам. – Местные не особо довольны фестивалем и поснимали все знаки. Причем не только тот, что дорогу на фестиваль указывал, но и официальные – с названиями. В этих запутанных тропинках сам черт ногу сломит.
– Да, в сельской местности всегда так, – сказала я, когда мы скрылись в пышном зеленом тоннеле; тени от листьев плавали по лобовому стеклу, словно рыбки. – Указателей никогда нет.
Мы выехали из тоннеля и оказались у высокого заграждения из алюминиевых панелей. Здесь было полно полиции, у входа дежурил даже один конный. Двое мужчин в броских жилетах обыскали трейлер на предмет наличия запрещенных веществ и проверили билеты на фестиваль, поменяв их на специальные браслеты. Мы с Лин поехали дальше – наклейка на лобовом стекле, оповещающая о том, что мы организуем питание, послужила нам пропуском. Трейлер, подпрыгивая, несся по кочкам мимо торговых палаток и большого синего шатра в золотистую полоску. Там было все, что должно быть на музыкальном фестивале: флаги, барабаны, прилавок с фалафелями, карусели и люди на ходулях, покрытые желтой краской. Но в отсутствие толпы народа все это смотрелось, как последствия гуманитарной катастрофы. Ветер гнал по земле сухие перекати-поле.
Лин припарковала трейлер у палаток – красная для них, зеленая для нас с Китом. Я потянула за змейку. Она открылась со знакомым звуком, напоминающим о каникулах, проведенных в кемпинге, и подобных фестивалях. Внутри на двойной надувной кровати один в одном лежали два чистых спальных мешка. От сохнущих полотенец шел слабый запах мыла.
Под дубом расположился темно-синий шатер – наша чайная. Возле бойлера с кипящей водой стоял Мак. Вращающийся дискобол брызгал ему в лицо светом. Я учуяла запах корицы от пряного чая, который мы все тогда пили. На ветках дерева висели китайские колокольчики; их перезвон больше действовал на нервы, чем успокаивал.
– Еще есть время, чтобы слава о нас разошлась, – прогудел Мак в кружку.
До затмения оставалось меньше двадцати часов.
Из темноты шатра возник Кит с пакетом мусора. Он ни разу не брился с тех пор, как мы виделись, так что щетина торчала во все стороны.
– Привет, – нежно сказала я.
Кит настолько погрузился в отчаяние, что не сразу сообразил, что я приехала, и тут же расплылся в широкой улыбке. Я ощутила привычную гордость за то, что одной лишь мне удается вывести его из уныния. Он уронил пакет на землю, и мы поцеловались. Я почувствовала, как напряжение отпустило.
– Пахнешь лучше, чем я думала.
– Рори пускает к себе помыться. За отдельную плату.
– Ага, – съехидничал Мак, – все, кто прикидывается хиппи, способны вынести без душа всего два дня.
Его слова прозвучали так, будто нелюбовью к гигиене стоит гордиться.
– Не обращай внимания, – сказал Кит. – Я никогда не тратил четырех фунтов с большей пользой.
Он повернулся к Маку:
– Рори не виноват. Не только мы разорились за эти выходные.
Заправив мне за ухо прядь волос, Кит спросил:
– Как собеседование?
– Вроде ничего.
– Наверняка ты была на высоте, – рассеянно проронил он, наблюдая за плывущей над нами огромной тучей.
– Облака рассеются. Синоптики, как обычно, все напутали.
Мне не удалось подбодрить его своей уверенностью. Кит ворчал на тучи и душевые кабины, пока не напоролся взглядом на неполадку.
– Да что такое? – Он покрутил кран на бойлере. – Опять контакт отошел! Побудь здесь, выпей чаю, а я пока починю.
Он чмокнул меня в макушку и исчез в глубине палатки.
Мак прикурил длиннющий косяк. Я глубоко затянулась, чтобы прогнать все мысли о лондонских заботах, и передала его Лин. Я могла курить и не курить, чем гордилась. У Лаклана Маккола была зависимость от алкоголя. Была она и у Мака. Я радовалась, что уж мне-то зависимость не грозит. Конечно, я не осознавала опасности, ведь вещества попадают в мозг, и он либо выстраивает защиту, либо привыкает. Стрессовые гормоны адреналина и кортизола конкурируют со всеми психотропными веществами. Спустя год после Лизарда я позавидовала тем, кто мог лечь в реабилитационную клинику. Постоянная тревога внутри только подбрасывает дров в огонь зависимости.
Когда вернулся Кит, одержав победу над упрямым шнуром, я уже была под дымком. Мак махнул косяком у его носа.
– Давай, Кит. Расслабься.
– Я хочу быть в сознании, когда начнется затмение, – надменно процедил Кит.
– Затмение только завтра, – возразила Лин.
– Не волнуйся. – Мак всегда воспринимал отказ как личное оскорбление. – Если он дорвется до наркотиков так же поздно, как до секса и рок-н-ролла, то первую экстази проглотит лет в сорок.
Я думала, Кит рассмеется – ночами между нами бурлила страсть, – однако он нахмурился. Только Мак умел его разозлить. В какой-то момент – наверное, в те десять минут, что разделяли их появление на свет, – было решено, что вся сила достанется Маку. Он даже присвоил их общую фамилию. Об этом, кроме меня, никто не задумывался, но мне это казалось отвратительным. Не то что Мак всегда настаивал на своей правоте, хотя я не раз замечала, что именно Кит старается замять ссору; просто его мнение имело больший вес.
– Нужно распаковать вещи. – Я поднялась и пошла через поле, зная, что Кит пойдет за мной. Распаковывать вещи мы не стали, а вместо этого отправились в постель. Точнее, в спальный мешок. В ту пору секс представлял собой что-то вроде балласта, который требовалось поскорее сбросить за борт. После мы лежали под зеленым навесом, мои трусики восьмеркой скрутились вокруг лодыжки.
– Далеко до моря? – спросила я.
– Минут двадцать. Но если у тебя остались силы, можно дойти до Гунхилли-Даунс. Оттуда передали первый спутниковый сигнал. Там стоят тарелки – огромные, как небоскребы.
– Я вообще-то рассчитывала на романтичную прогулку.