– Почему?
– Алексей Николаевич рассчитывает стать следующим министром внутренних дел. Ему захочется провести реформу самому. Станет вас подлавливать, чтобы продемонстрировать неподготовленность проекта.
– Подловить меня невозможно, – с достоинством молвил я, но сердце екнуло.
– Последний участник, самый проблемный, глава конституционных демократов Милюков – 59 мандатов. Вы его, разумеется, знаете по имени, но в жизни Павел Николаевич совсем не такой Дон Кихот, каким его изображает пресса. Это очень хитрый, оборотистый господин, который умеет ловко наносить удары. И он-то будет главным врагом «молниеносных бригад», потому что в любом усилении полицейского аппарата левые видят заговор реакции.
– А сколько нужно голосов, чтобы проект прошел через Думу? – спросил я.
– Минимум двести двадцать два. У октябристов, умеренно-правых и правых суммарно 251 мандат. Но лишь в том случае, если все эти фракции обязуют своих членов голосовать солидарно. Сюда Милюков и попытается вбить клин. Будет добиваться, чтобы депутатам позволили принимать решение «по совести», то есть без соблюдения партийной дисциплины. Тогда наше дело швах. Многие из центристов – октябристов и умеренно-правых – ненадежны. Проект провалится.
– А без Милюкова обойтись нельзя? Зачем он там, если большинство наберется и без кадетов?
– Что вы! Ни в коем случае. Иначе левая пресса поднимет шум, что реакционеры и полиция устроили заговор.
От этих византийских премудростей у меня голова пошла кругом.
– Приехали, – сказал Воронин, когда машина остановилась перед подъездом штаба. – Сейчас генерал выйдет. Его авто и конвой уже здесь.
Длинный «делоне-бельвиль» стоял прямо посередине улицы, которую с двух сторон перегородили жандармы. В двух пролетках сидели агенты в штатском. Покушений на высших чиновников уже несколько лет не было, но меры предосторожности сохранились.
– Что похищенный ребенок? – спросил вдруг Воронин. – Кто занимается делом? Ведь вам не до этого.
– Частный детектив, – коротко ответил я, и разговор прервался, потому что из дверей быстрой походкой вышел крепкий, крутолобый человек в сером костюме, помахивая котелком. Это был командующий Жандармским корпусом и начальник имперской полиции Джунковский, почему-то в штатском.
Мы вышли. Джунковский энергично тряхнул мою руку – я несколько раз бывал у него в кабинете.
– Не беспокойтесь, Константин Викторович, всё устроится, – бодро сказал Воронину генерал.
Мы сели и поехали.
Я получил еще одну инструкцию, совсем другого рода.
– Стало быть так, – деловито произнес генерал. – У вас очки или пенсне есть?
– Никак нет. Не имею необходимости.
– Возьмите мое.
Он дал мне золотое пенсне.
– Главное скажу я. Вас представлю экспертом. Имейте научный вид. Ничего полицейского. Вы – делегат Монакского конгресса, знаток французского опыта, светило криминалистики. Будут задавать вопросы – отвечайте кудряво и сложно, побольше специальной терминологии.
Ни про какую агентуру его превосходительство не спросил, вид имел победительный, и мне стало немного спокойней.
Началось думское совещание вполне мирно. Все участники показались мне приятнейшими людьми.
Хозяин кабинета, в котором проходила судьбоносная встреча, прославленный Родзянко, держался безо всякой сановности, очень любезно, сердечно пожал мне руку пухлой ладонью. Мягкой обходительностью он напоминал семейного доктора.
Егермейстер Балашов оказался довольно молодым еще человеком с превосходными манерами, настоящим аристократом в лучшем смысле этого слова. Усы у него были подкручены точь-в-точь как у меня, воротнички столь же безупречны, манжеты белоснежны. Пожалуй, мы были похожи на старшего и младшего братьев.
С особенным вниманием я рассмотрел председателя правой фракции Хвостова, коли он метит в наши будущие министры. Добродушный толстяк ответил мне открытой, симпатичной улыбкой.
Даже враг проекта Милюков нисколько не выглядел грозным. Немножко церемонный, по-профессорски слегка не от мира сего, но сразу было видно: такой и мухи не обидит.
Шеф жандармов с каждым приязненно поздоровался, осведомился о здоровье супруг, коих знал по имени-отчеству. Представил меня экспертом-криминалистом. Я учтиво поклонился, от чего с носа свалилось и заболталось на шнурке пенсне. Все заулыбались мой неуклюжести, что с психологической точки зрения было неплохо.
Мы сидели у круглого стола, будто равные: вершители российской политики и с ними я, мелкая сошка. Но неловкости я уже не испытывал. Мои соседи были люди интеллигентные. Одно слово – парламентарии.
И генерал Джунковский среди них смотрелся как свой среди своих. Теперь я понял, почему он явился без эполетов-аксельбантов.
Минут пятнадцать его превосходительство описывал проект и перечислял аргументацию в пользу предлагаемой реформы. Я сам не мог бы представить мое детище лучше.
– …Сейчас полиция тонет в потоке дел разной важности и сложности, уголовный сыск захлебывается, вынужденный заниматься и мелкими преступлениями, и крупными, и очевидными, и мудреными, – говорил Владимир Федорович. – От этого страдает закон, страдают обычные люди. Ныне же заработает система. Из всей массы преступлений специальный полицейский чиновник сразу будет выделять особо тяжкие и требующие немедленного реагирования. Один звонок – и с места срывается специально снаряженный автомобиль. В нем опытные профессионалы, каждый определенного рода, мобильная лаборатория и всё необходимое в зависимости от потребности. И такие группы будут существовать во всех губернских городах, даже в самых отдаленных. «Молниеносная бригада» будет подобна молнии, испепеляющей злодеяние, едва лишь оно совершилось!
Я почти совсем успокоился. Невозможно было представить, что кому-то не понравится это начинание, безусловно полезное и выгодное для всех кроме преступников.
Когда генерал закончил и предложил задавать вопросы эксперту, Балашов поднял палец и повернулся ко мне.
– Господин э-э-э Гусев, в прошлом году был ужасный случай в моем екатеринославском имении. Кто-то изрубил топором управляющего вместе со всей семьей. Уездная полиция прибыла и ничего не сделала. Три дня ждали следователя из губернии. Он походил, посмотрел, пожал плечами и отбыл восвояси, сказавши: «М-да, загадка». Так никого и не нашли, а в общем-то и не искали. Как бы проводилось расследование, если бы уже существовали ваши бригады?
Я расправил плечи.
– Тут особо тяжкое злодеяние нетранспарентного анамнеза, – начал я, памятуя наставление генерала употреблять побольше сложных слов, но егермейстер простодушно переспросил меня, что это такое, и я вспомнил инструкцию Воронина.
– Неочевидных обстоятельств и с неизвестными злоумышленниками.
– А-а, – кивнул глава умеренно-правых.
– Есть ли в имении телефон?
– Нет. Там и телеграф только на станции.
– А сколько до губернского города?
– Сто пятьдесят верст.
– Тогда через четыре часа после получения телеграммы к вам прибудет спецавтомобиль. С дактилоскопическим оборудованием и служебной собакой. Судя по использованию топора, убийство совершили преступники невысокой квалификации. Наверняка оставили отпечатки пальцев, а возможно и другие улики, которые опытный сысковик сразу обнаружит. Ищейка возьмет еще свежий след. К автомобилю сзади будут крепиться велосипеды, что позволяет вести погоню и по обычной тропинке. Уверен, что в течение суток убийцы были бы обнаружены и задержаны.
– Как хорошо вы это описали! – воскликнул Балашов. – Проект превосходный, мы будем его поддерживать!
– Да, проект определенно хорош, – согласился Хвостов, поглаживая румяную щеку. – Однако меня смущает финансовая проработка. – Он листал доклад. – Я вижу запрашиваемую бюджетную сумму, и у меня возникает вопрос. Одно дело организовать «молниеносную бригаду» в обычной среднерусской губернии, и совсем другое – где-нибудь в Якутии. Иные расценки, иные средства передвижения, снаряжение, да почти всё. Вместо автомобиля, например, там понадобятся олени. Необходимо подготовить сметы на каждую губернию, с учетом местных условий. Иначе тут откроется простор для злоупотреблений, которые невозможно контролировать.
– Вы не долистали до соответствующего раздела, – сообщил ему я. – Сметы по всем губерниями начинаются со 172 страницы. Есть там и Якутская губерния. Позвольте покажу.
И показал. Потому что не нужно учить Василия Гусева обстоятельности.
Камергер почесал жирный загривок и ничего больше не сказал. Кто-то толкнул меня в левое колено. С той стороны сидел генерал Джунковский. Никогда еще высокое начальство не выражало мне поощрение подобным образом.
– Прошу еще вопросы, – предложил его превосходительство. – Наш эксперт ответит на любой.
Поднял руку Милюков.
– Если позволите, у меня вот какой вопрос. Сугубо гипотетический. А если бы так же нетранспарентно убили управляющего не имением, а всей губернией – не дай бог, конечно. Станет ваша «молниеносная бригада» искать злоумышленников?
– И смею вас уверить, сделает это искуснее любых жандармов, – сказал я, но вовремя спохватился, что Джунковский – жандармский генерал, и поспешно прибавил: – Потому что сугубый профессионал-криминалист способен провести расследование лучше розыскников по совместительству, каковыми являются сотрудники политической полиции.
– Благодарю вас, любезный Василий Иванович. Я только это и желал уточнить. – Глава партии кадетов благодушно помигал на меня через очки. – Стало быть, «молниеносные бригады» примут на себя часть функций, ранее закрепленных за губернскими охранными отделениями?
– Исключительно по части розыска, – пояснил я, насторожившись. – Ведь инструменты и методы точно такие же, как при уголовном убийстве.
– Ну что ж, – промурлыкал Милюков. – Ежели речь идет об учреждении новой правоохранительной структуры, ведущей в том числе и борьбу с противниками власти, то, согласно думскому регламенту, проект должен квалифицироваться как политический и, стало быть, он голосуется не фракциями, а индивидуально, согласно убеждениям и совести каждого депутата. Пункт сороковой, параграф шестой. Я полагаю, что наш уважаемый председатель, в свое время лично поддержавший эту меру, ничего не имеет против убеждений и совести.