– Я нам с тобой тоже молочка приготовлю.
– Умничка, Клим! – откликнулась мадам Петрова.
Клим (теперь я знал имя) встал, подошел к тумбочке, чем-то звякнул.
Блеснул металл.
Приблизившись к лампе, молодой человек стал проделывать какие-то манипуляции.
– Заправляет шприц, – шепнула мне Мари в ухо. – Вот оно что. Это наркоманы. Теперь понятно, почему она так лучится весельем. Наркотическая эйфория. И понятно, почему он такой квелый – у него период эмоционального спада. Непонятно лишь, зачем такой парочке красть ребенка. Вероятно, они существуют в каком-нибудь фантазийном мире…
– Тссс!
Я кивнул на окно.
В гостиную вернулась женщина, плотно затворив за собой дверь в детскую.
– Чур я первая! – сказала она, засучивая рукав. – Только я сама, у тебя руки трясутся.
– Вот теперь можно. – Мари от меня отодвинулась. – Через минуту они оба расслабятся. Держите пистолет. Вы возьмете на мушку парочку, а я сразу кинусь к девочке, чтобы она не испугалась шума. Ну и вообще: наша главная забота – ее сохранность. Помните про двойной предохранитель?
– Помню, помню. И первый на всякий случай сниму прямо сейчас.
Мы поднялись на крыльцо, я осторожно потянул ручку, но дверь оказалась заперта.
– Что будем делать? – шепнул я.
Мари слегка меня отодвинула, громко постучала и вдруг – я и не ожидал от нее таких дарований – совершенным голосом дворничихи прогудела:
– Соседуфки, это я, Ефимиха! Сольцы бы шшепотку!
Шаги. Скрип засова.
На пороге стояла Петрова.
Я сунул ей в лицо ствол пистолета.
– Тихо стоять!
Толкнул в прихожую, пропуская Мари. Она быстро прошла в гостиную, а оттуда сразу в детскую.
Я перевел дух. Теперь девочка была под надежной защитой.
– Ну-ка, шагом марш!
Втащил преступницу за руку из темной прихожей в освещенное помещение. Оттолкнул к стене.
Петрова не упиралась. Кажется, она была в оцепенении.
Я направил оружие на мужчину. Под воздействием наркотического дурмана сила иногда удесятеряется, и даже такой дохляк может быть опасен.
– Сесть! – рыкнул я.
Он плюхнулся в кресло с шприцем в руке, таращась на меня с некоторым сомнением, словно не понимал, настоящий я или привиделся.
Отводить от женщины взгляд однако не следовало.
Я услышал шорох, повернулся.
На меня с исказившимся лицом, растопырив руки, шла Петрова.
– Стой! – крикнул я, но она задержалась у стола всего на мгновение – схватила хлебный нож.
Пугать ребенка не хотелось, но что поделаешь? Я выстрелил в потолок, чтобы привести фурию в чувство.
Посыпалась штукатурка, из детской донесся писк. Но нападавшую выстрел не испугал и не остановил. Она налетела на меня и схватилась за пистолет. Я, в свою очередь, едва успел поймать ее руку с ножом.
Человек я физически крепкий, массивного сложения, но противница не уступала мне силой.
Совсем близко перед собой я видел бешеные глаза и оскаленные зубы. Если б я не дернул головой, они вгрызлись бы в мой нос.
Пытаясь высвободить руку с пистолетом, я непроизвольно нажал на спуск. Снова грянул выстрел, сверху опять посыпалась крошка.
Вывернув голову, чертова баба вцепилась мне зубами в горло. Было ужасно больно. Уже ни о чем не думая, я высвободил наконец правую руку, ткнул «браунингом» в мягкое, сжал палец.
На сей раз выстрел был едва слышен. Петрова замычала и расцепила зубы. Я оттолкнул ее со всей силы, и она шмякнулась на пол. Сбоку на кофте у нее была дырка, быстро темнеющая от влаги. Но прыщавое лицо дергалось не от боли, а от ярости.
Всхрапывая по-звериному, ужасная женщина стала подниматься.
Я шарахнулся от нее и пятился до тех пор, пока не уперся в стену.
– Стой… Убью… – проговорил я, но получилось не грозно, а жалобно.
С ревом она ринулась на меня. Нож обронила, бежала с голыми руками. Это было очень страшно, я весь словно обмяк.
Сам не знаю, почему я не выстрелил. Может быть, потому что она неотрывно смотрела мне прямо в глаза.
Без особенного труда Петрова вырвала пистолет и швырнула его через плечо, словно застрелить меня ей казалось недостаточным.
Две цепкие, как клешни рака, руки схватили меня за горло и стали душить, одновременно стуча моей головой о стену.
Не знаю, сколько времени это продолжалось. Наверное, всего несколько секунд.
Потом что-то грохнуло, железные пальцы расцепились.
Я стоял у стены, тяжело дыша, а у меня под ногами лежало недвижное тело. На простреленном затылке пузырилась черная кровь.
Я увидел Мари Ларр. Она стояла в нескольких шагах с «браунингом» в руке.
– Осторо… – крикнул я, но не успел.
Сбоку на сыщицу налетел Петров. Куда подевалась его оцепенелость? Только что безвольно сидел в кресле – и вдруг в несколько прыжков пересек комнату, сбил Мари с ног, занес над ней руку с шприцом.
Пистолет отлетел в сторону, закрутился на ковре, сам собой выпалил. Пуля с визгом отрикошетила от печки, пробила плинтус.
Опомнившись, я бросился на выручку, но Мари обошлась без моей помощи. Одной рукой она ухватилась за шприц, другую сложила щепотью и с размаху ударила наркомана в глазницу. Он взвыл, перекатился по полу, подобрал «браунинг» и поднялся.
Зажимая глаз – между пальцев струилась кровь, – Петров направил дуло на Мари.
Я был уже рядом с ней, помогал ей подняться на ноги. Но под прицелом замер. Промахнуться с расстояния в пять шагов было невозможно.
Очень спокойно Мари сказала:
– В пистолете шесть зарядов. Пять выпущены. Остался только один патрон. А нас двое. Даже если вы застрелите одного, со вторым вам не справиться. Этот господин сильнее вас. А я, как вы могли убедиться, владею приемами боя.
– Тогда я застрелю тебя, суку! За Тосю! – выкрикнул он, метя ей в голову.
И я сорвался с места.
Не знаю, что на меня нашло. Нет, знаю. Воображение на миг опередило реальность, и я увидел – отчетливо, как наяву, – что Мари падает мертвая. Что ее больше нет.
Сам не слыша своего крика, я ринулся прямо на дуло. Его маленькая черная дырочка показалась мне огромной воронкой, которая сейчас всосет меня без остатка.
Воронка изрыгнула огненный шар. Мне показалось, что он ударил меня прямо в череп. Комната с невероятной скоростью завертелась – невозможно было удержаться на ногах. Я ударился обо что-то, и увидел очень близко полированную ножку стола.
Подумал: убит, я убит.
Испугался этой мысли и рывком сел.
Схватился за горячий, мокрый висок, ничего не понимая. Голова кружилась и звенела, в ушах пульсировал визг на высокой ноте – но и только.
Я поднял глаза.
Петров стоял на том же месте и качался, щупая пальцами тонкую костяную рукоятку, торчавшую у него из горла. Начал заваливаться назад. Рухнул.
Надо мной склонилась Мари, мягко отодвинула мою руку, потрогала висок.
– Прошло по касательной. Повезло… Зачем вы сунулись? У меня в рукаве стилет. Только я собралась метнуть! Чудо, что вы живы. Сейчас я вас перевяжу, только успокою девочку.
Лишь теперь я понял, что визг – не следствие контузии. Это кричала в детской перепуганная Даша Хвощова.
XХVII
Полиция ушла только на рассвете, уже после того, как тела увезли на посмертную антропометрию.
Даша, слава богу находившаяся в отменном здравии, если не считать нервного потрясения, еще вечером была доставлена домой, к матери.
Удивительно! Сколько времени я только и думал, что об этой шестилетней девочке. Горевал по ней, окрылялся надеждой, снова впадал в уныние. Она стала главным смыслом моего существования, моей идеей-фикс. И вот я наконец добрался до нее, осуществил свою, казалось, совершенно несбыточную мечту – и даже не обнял спасенного ребенка, не перемолвился с нею хотя бы словом. Накричавшись и наплакавшись, Даша, как это бывает с маленькими детьми, крепко уснула. Городовой укутал ее в одеяло, бережно взял на руки, перенес в автомобиль. Я лишь посмотрел ей вслед и мысленно пожелал доброго здравия, в котором бедняжка так нуждалась. Жаль, что я не смог присутствовать при трогательной встрече Алевтины Романовны с потерянной и вновь обретенной дочерью, но интересы следствия требовали моего присутствия. Осталась во флигеле и Мари.
Оба преступника лишились жизни и теперь поведать ничего не могли, а между тем тут имелось множество вопросов.
Что это были за люди? Вряд ли «Петровы» их настоящая фамилия, ибо, снимая жилище, они записались Семеном и Елизаветой, а называли друг друга «Клим» и «Тося».
Зачем они похитили девочку? Не для того же, чтобы петь ей песенки?
Самое главное: они действовали сами по себе или выполняли чью-то волю? Откуда у них средства на расходы, на аренду целого дома, на приобретение наркотиков?
Обыск, произведенный полицейскими, мало что дал. Никаких документов не нашли. Лишь запас морфия да коробочку с ампулами гемосольвентина для Даши. В последней лежала инструкция, написанная размашистым, трудночитаемым почерком: по каким числам делать укол, чем смачивать ватку, какими движениями потом производить массаж, чтобы не образовалась гематома.
Мы нарекли неизвестного составителя инструкции NN и были готовы к тому, что никогда не отыщем этого человека, что тайну унесли с собой в могилу так называемые Петровы.
Но уже после отбытия полицейских, обшаривая в прихожей верхнюю одежду, Мари нашла в кармане дамского пальто бумажку, прозеванную невнимательным охтинским дознавателем (ах, мои несостоявшиеся «молниеносные бригады» – в них подобных ротозеев держать бы не стали!).
Это был рецепт на кожную мазь – ту самую. Написан тем же почерком, что инструкция, на уголке штамп Хвощовской детской больницы, а подпись врача, хоть и неразборчивая, начиналась с буквы «М».
– Менгден! – вскричали мы в голос и уставились друг на друга в недоумении.
– Понятно, что Менгден помог Петровым совершить похищение, – заговорила Мари, потирая лоб. – Что он вертел этой парой как хотел, ибо снабжал их морфием… Гемосольвентин они тоже получили от него… Но зачем ему это понадобилось?!