– Крекеры «Хай-хо», Маргарет. «Хай-хо, хай-хо, пора нам на работу…»
«Заткнись ты, тоже мне гном выискался», – едва не заорала я. Но вместо этого спросила:
– Стало быть, этот учитель любит копаться в земле?
– О, это его страсть. Все лето обеспечивает нас овощами и зеленью. Летом времени у него хоть отбавляй, с его-то профессией.
– Хватает, чтобы развлечь цыпочку или двух, – подхватил Чедли. – За ночь.
В бокалах джина с тоником позвякивали кубики льда, пока он к нам ковылял. Я намеревалась непринужденно пересесть на стул, пока старикан был на кухне, но из-за информации о Данте отвлеклась, и Чедли снова уселся рядом со мной.
– А мы не возражаем, – улыбнулась миссис Уинг. – Мы с Чедли считаем, что у нынешней молодежи правильные идеи насчет сексуальной революции. Я сорок три года пробыла замужем за мистером Уингом, да упокоит Господь его душу, и ни разу не испытала оргазм. Вообще не задумывалась о стимуляции клитора, пока мне не перевалило за семьдесят! Не правда ли, Чедли, дорогой?
– Но мы же наверстали упущенное, моя сладкая? – сказал Чедли.
– Да, мой сладенький, – просияла миссис Уинг. – Этот мужчина – бесценный дар.
Мне пришло в голову, что Чедли и моя бабка ровесники. Если бабушка и слыхивала о стимуляции клитора, я на сто процентов уверена, что она отнесла это дело в разряд смертных грехов и прогнала от себя саму мысль. А еще она скорее умрет, чем назовет кого-то «Нектарчиком» или «сладеньким».
Фаршированные грибы полагалось перекладывать на маленькие восточные тарелочки лопаткой с фарфоровой ручкой. Шлюх у Данте я как-то не предусмотрела. Чедли следил, как фаршированный гриб дрожит на лопатке, приближаясь к моей тарелке.
– А чем вы занимаетесь, дорогая Долорес? – спросила миссис Уинг.
Получение работы было темой, которую я позволяла себе игнорировать с самого начала моих планов-замыслов. «Побеспокоюсь, когда устроюсь», – повторяла я себе. Но я уже устроилась.
– Я работала в… фотостудии, – ответила я. – Но на самом деле я художник.
Миссис Уинг восторженно всплеснула ручками.
– Как чудесно! В какой технике вы пишете?
– На «Волшебном экране».
Миссис Уинг вопросительно наклонила голову. Чедли замер, не донеся гриба на вилке до рта.
– Но в основном акварелью, – добавила я. – Я ими рисую, акварельными красками.
– Прелестно, – расплылась в улыбке миссис Уинг. – Можно как-нибудь посмотреть ваши работы?
– О, мое творчество носит очень личный характер. Я не собираюсь зарабатывать картинами на жизнь. Наверное, обращусь в «Гранд Юнион», пока поработаю там.
До этой секунды я об этом и не помышляла, но легко визуализировала, как в красном халате упаковываю продукты.
Я допила джин, отказалась от второго бокала и поднялась уходить. Миссис Уинг тоже сразу оказалась на ногах.
– Дорогая, если вы присядете еще на минутку, я принесу вам на подпись договор аренды, пока не забыла. Ты тоже посиди, Нектарчик. Документы в платяном шкафу?
– Да, любимая.
Когда она вышла, я подцепила вилкой еще один гриб, рассудив, что с полным ртом можно избежать разговоров с Чедли.
Его рука в старческих пигментных пятнах снова оказалась на моей ляжке, которую он начал поглаживать.
– Мне кажется, мы втроем быстро подружимся, – произнес он. – У меня чутье на такие вещи. – Рука скользнула вверх, к самому моему паху.
Я замерла, не успев даже толком проглотить гриб.
– Или мы можем дружить приватно – ты и я, – прошептал он. – Я очень тщательно примеряюсь к партнершам и многому могу научить тебя. – Он подался ко мне и начал обнюхивать волосы.
«Визуализируй свои решения! – услышала я голос доктора Шоу. – Мысленно нарисуй решение проблемы и воплоти представление в реальность!»
Мой взгляд упал на маленькую лопатку для закусок. Я взяла ее и приставила острым углом к его руке, немного надавив. Я сама стану решать, кто будет меня трогать. Я не обязана терпеть это дерьмо ни от Джека Спейта, ни от его прадедушки.
Рука Чедли на секунду остановилась, затем начала поглаживать мою ляжку.
Я надавила на лопатку сильнее, так что он вздрогнул.
– А ну, кончай с этим, старый козел, – процедила я, глядя ему в глаза.
На этот раз он действительно прекратил.
– Не будем портить вечеринку, а? – попросил он. – Ради Маргарет?
Я убрала лопатку. На его коже остался красноватый след.
– Дура фригидная, – буркнул Чедли.
– Старый пердун, – не осталась я в долгу.
– А вот и договор, – сказала миссис Уинг, входя в комнату. – Подпишите вот тут.
Я дважды чуть не сделала помарку в собственной подписи. Мое имя на договоре выглядело неуверенным, но законным.
Вернувшись к себе в цокольный этаж, я повалилась на кровать и плакала, пока не заболели ребра. Я могу иметь такую нормальную сексуальную жизнь, что любой позавидует, – как только буду к этому готова. «Секс – это общее дело двух согласных партнеров, – услышала я голос доктора Шоу. – То, что делал с тобой Спейт в лесу, – это насилие, а не секс. Он хотел тебя унизить». Этот старый козел наверху и пяти минут меня не знает, а уже полез лапать – нагло, унизительно… Старый говнюк может пополнить свой сборник крылатых выражений новой фразой: «Такой нектарчик только в жопу».
Нормальная сексуальная жизнь? Я к ней готова. Для этого я приехала в такую даль, для этого судьба вообще положила передо мной фотографии Эдди Энн. Я открыла словарь и принялась рассматривать полароидные снимки Данте. Затем открыла выдвижной ящик и достала ночную сорочку. Шелк приятно холодил кожу. Разве фригидные дуры носят такие вещи? Я неуверенно подошла к зеркалу.
Лицо было опухшим и красным от плача, выпирающий живот натягивал тонкую ткань. Так я и стояла, безобразная толстая Долорес с новой прической, годной разве что для Хэллоуина. Ну кого я обманываю?
Фреда Бёрдена в Доме Поддержки не оказалось, когда я позвонила. Миссис Деполито тоже не было.
– Они всей компанией свалили в боулинг, – сообщил незнакомый голос. – Что передать?
Я не знала, с кем говорю – с новой санитаркой или новой сумасшедшей, занявшей мою кровать и разглядевшей под проблемной кожей Фреда его прекрасную душу.
Я открыла холодильник и уставилась на еду, купленную утром: творог, салат с тунцом, диетическая пепси, йогурт. Продукты, вселяющие надежду. Я покраснела от своего идиотского энтузиазма. Какая же я дура, что подписала этот договор, отдала все, что имею!
Я запустила руку поглубже в недра холодильника и достала три бутылки пива, оставленные предыдущим жильцом. Я налила пиво в кружку с полуголой девушкой, схлебнула пену, потом выпила все до дна и открыла вторую бутылку.
Глаза полуголой женщины были закрыты, на губах играла лукавая улыбка. Я покачала чашкой – груди на проволоке запрыгали. Мужчинам полагалось думать, что они делают ей приятно, играя с ее грудями. Делал «сувенир» тоже наверняка мужчина.
– Не позволяй им себя унижать, – сказала я ей.
Осушив кружку, я положила ее на бок и стала ковырять вилкой проволоку, пока она не вывалилась. Я стянула с проволоки керамические груди. В фотолаборатории я никогда не молчала, если грязную работу сваливали на женщин. «Правильно, Долорес!» – говорили Грейс и Лидия, когда я гневно шла в кабинет начальства. Теперь полуголая девушка осталась с дырой в груди. Мастэктомия. Лукавая улыбка при закрытых глазах преобразилась в улыбку смелого и знающего человека, которого боль сделала мудрее.
А вот меня не сделала. Кто станет сидеть в полуподвале с идиотской прической и дуть «Пабст блю риббонс»? Я поднялась и начала ходить по комнате. Пиво плескалось в желудке, и неожиданно я рыгнула так громко, что сама испугалась.
Я стянула ночнушку и влезла в новые пластиковые шлепанцы и муˊму с узором пейсли, которое носила еще в свои, так сказать, тучные годы. То, что перенесенная боль меня ничему не научила, не совсем правда. Я только что остановила старикана, не позволив себя унизить, как это сделал Джек, и не вымещая гнев на ни в чем не повинных рыбках. Я причинила боль в ответ – и непосредственно обидчику. Визуализировала решение проблемы и осуществила его на практике. «Не упускай свой шанс! Будь смелее!» – всегда говорила мать после клиники для душевнобольных. Переезд сюда был, может, и глупым, но смелым поступком. Я стою в своей квартире, которую сняла только для себя. В холодильнике здоровая еда. Я похудела на пятьдесят восемь килограммов.
В кухне мой взгляд упал на купленный утром флакон «Изи-офф», и я опустилась перед духовкой на колени. В инструкции говорилось: нанести средство и подождать час, чтобы «химическая реакция с выделением пены сделала за вас всю работу». Но мне как раз хотелось работы. Пожалев, что не купила бумажных полотенец, я воспользовалась губками с мылом «Брилло» и новой ночнушкой, оттирая жир тысяч плотных обедов. Прервалась я только однажды, чтобы собрать волосы в потный конский хвост. Может, я снова покрашу их в свой цвет. А может, не стану. Я немного надеялась, что Фред Бёрден не перезвонит. Я отступила на шаг от плиты, чтобы полюбоваться сияющей духовкой, но вдруг уставилась на то, что держала в руке. Тонкая изящная ночная сорочка превратилась в коричневую тряпку.
Снаружи стало прохладнее, бриз высушил мое потное лицо. Я немного отошла от дома и увидела его сад.
Данте разбил его террасами напротив высокой опушки леса. Низенькими аккуратными рядами тянулись бархатцы, затем плети огурцов и кабачков, глянцевитые кочаны капусты, лакированные баклажаны. Кусты помидоров, подвязанные к колышкам, клонились под тяжестью плодов разных стадий зрелости.
Если Фред перезвонит, отсюда я, пожалуй, не услышу телефон.
К дому, дребезжа, подъехал ржавый «Фольксваген». Радио орало на полную громкость. Тормоза издали водянистый хлюп.
Из машины выбрался Данте, не выключая мотор, и первым делом обошел дом посмотреть на сад. Он был в безрукавке и шортах с бахромой, без обуви. После экскурсии с Эдди Энн он успел отрастить бороду. Я попыталась незаметно удалиться и успокоить колотящееся сердце в укромном уголке.