О детской я пока решила не заговаривать.
– Сумму залога?
– Да, и в случае чего на нее можно будет рассчитывать. Мим объяснила, что мы как бы будем платить ренту сами себе, а не миссис Уинг.
Данте покачал головой:
– Я уже некоторое время подумываю взять длительный отпуск и посвятить себя писательству. В этом случае покупка дома исключается.
– Данте, но будь же реалистом! На мою зарплату мы не проживем, даже если не станем покупать дом.
– Ну, раз ты у нас теперь попала в лидеры и воротилы в своем супермаркете, уже недолго ждать, когда тебе положат зарплату корпоративного вице-президента, – Данте задрал руки вверх и потянулся – долго и раздраженно от бессонницы. При этом он сшиб со стены свадебную фотографию, упавшую на кровать между нами. Он взял ее и улыбнулся: – Вот мы и приклеены к доске. Пожизненно замурованы под слоем лака.
Я встала, рывком натянула халат и вышла. Я ходила вокруг дома, слушая цикад и думая обо всем, что должна сказать Данте. Затем вернулась в квартиру и все ему выложила.
– Слушай, мне начинает надоедать твой постоянный сарказм.
– Сарказм? – саркастически повторил он.
– Твои разговоры про приклеенность и замурованность. Может, моя работа и не такая важная, как у тебя, но все говорят, что я хорошо справляюсь! Вчера Ширли принесла на работу тарелку брауни с белым шоколадом и сказала, что благодаря мне ей впервые за двенадцать лет стало приятно приходить на работу.
– Ой, чуть не забыл, – съязвил Данте, – тебе сегодня Нобелевская премия по почте пришла!
– На прошлой неделе, когда я спросила, не хочешь ли ты пойти на шашлыки к Тэнди и Расти, ты мог просто ответить «нет». Необязательно было говорить то, что ты сказал, так унижать людей!
Он вздохнул:
– Что я там еще сказал? Это так важно, что я уже забыл.
– Сказал, скорее согласишься целый день кровью кашлять. Каково, по-твоему, мне было приготовить салат «три фасоли», завезти его Тэнди и врать всем моим друзьям?
– Твоим друзьям?! – Данте сделал вид, будто ищет что-то под кроватью.
Но на следующее утро он разбудил меня, ласково поглаживая и попросив терпения.
– У меня сейчас трудный период на работе, – прошептал он.
«У тебя же каникулы», – чуть не заорала я, вместо этого сказала, чтобы он забыл и не думал об этом. Его извинения перешли в секс, и я цепко держалась за него, не сводя глаз с подсвечников, стоявших на другом конце комнаты. Когда Данте кончил, я разрыдалась.
– Эй, – удивился он, – о чем эти слезы?
– Ни о чем, – ответила я. Я оплакивала мою мать и ее разбитое лицо, когда она назвала моего отца шлюхой, а он избил ее, и она ходила с багровой распухшей верхней губой и заплывшим глазом. Я вновь переживала тот вечер, лежа сейчас под сопящим Данте.
– Эй, детка, – прошептал он, – есть только ты и я.
«Он не похож на моего отца, – сказала я себе. – А что до размолвок, так в какой семье обходятся без них? Данте вообще на него не похож».
Всю неделю Данте подвозил меня на работу, чтобы потом «жучок» был в его распоряжении. В выходные я поднималась на наш холм в счастливом неведении. Сначала заметила толстый оранжевый провод удлинителя и только потом обратила внимание на звук дрели, которой кто-то что-то сверлил на заднем дворе. Я пошла за проводом, тянувшимся из окна нашей кухни, туда, где звук был болезненно громким. Зрелище тоже было болезненным. Шнур заканчивался на Данте, стоящем в пластмассовых очках на нашей табуретке, вооружившись дрелью, и сверлил дыру в боку блестящего зеленого фургона, у которого с лобового стекла еще не был снят ярлык с ценой.
– Ну, – поинтересовался он, – что скажешь?
Я ответила – надеюсь, что он спросил разрешения вламываться в чужой фургон.
Данте засмеялся:
– Он наш, детка! Я блистер вставляю.
– Что значит – наш? А где «жучок»?
– А я его поменял. Не беспокойся, я взял тачку по цене ниже распродажной – суперсделка! Купил три дня назад, вот, только оформил документы. Сюрприз!
– Ты купил фургон, даже не посоветовавшись со мной?
– Окошки вставляют и в дилерском центре, но там обдираловка, я экономлю нам добрых полторы сотни. Тебе нравится?
Я не знала, что и сказать.
– В августе мы с тобой наконец поедем в свадебное путешествие по всей стране. На три недели.
– Данте, но я… Я не могу взять и поехать на три недели, у меня отпуск всего неделя.
– Я обо всем позаботился. Позвонил как там его, боссу твоему, и он в конце концов согласился дать тебе неделю оплачиваемого отпуска и две недели без оплаты.
– Ты распланировал мой отпуск, ничего мне не сказав?
– Я обобью пол ворсистым паласом – у Бумера остался кусок. Все удобства, как дома!
Слово «дом» заставило меня очнуться. Я побежала в квартиру.
Оказалось, Данте прекрасно разобрался, в каком ящике у нас чековая книжка. На балансе значился 671 доллар.
Данте вошел за мной. В больших защитных очках он походил на гигантское насекомое.
– Я решил оставить кое-что на дорогу. Взносы составляют всего пятьдесят пять в месяц… Я рассудил, что мы прекрасно сможем спать на полу фургона в спальных мешках, сэкономим денег. Может, раз или два шиканем и разоримся на мотель.
Данте подошел сзади и положил руку мне на задницу – осторожно, словно пробуя утюг.
– Скажи что-нибудь, – попросил он.
– Ты же вроде решил летом писать стихи? Говорил, тебе это необходимо.
– Поездка даст новый импульс для творчества. Когда ко мне придет вдохновение, ты будешь садиться за руль.
– Ты меня ни о чем даже не спросил!
Его кулак с силой врезал по матрасу, подняв целый вихрь пылинок.
– А я-то надеялся, ты обрадуешься! Думаешь, легко было все это организовать?
– Но ведь большая часть этой суммы – свадебный подарок моей бабушки!
– А-а, теперь я понял! Руки прочь от свадебного подарка, потому что она моя бабка, а не твоя? Вот не знал, что ты такая вонючая материалистка! Мисс Рыночная Стоимость!
– Не в этом дело! А в том, что ты принимаешь решения без меня!
– Да? А твоя гребаная Мим Как-бишь-ее, может, я и ее забыл спросить? Слушай, я хотел устроить тебе сюрприз, медовый месяц, которого у нас не было. Я ведь не из-за того, что нашему браку нужен новый старт: у нас и так достанет супружеского счастья…
«Дорогая бабушка!
Потрясающая новость! Мы с Данте решили потратить деньги, подаренные тобой на свадьбу, на покупку фургона. В августе мы едем путешествовать по всей Америке (в Диснейленде куплю тебе ушки Микки-Мауса)! Точного маршрута мы еще не знаем, но обязательно заедем навестить тебя либо в начале поездки, либо в конце. Мне пришлось отказаться от места главного кассира, но у меня по-прежнему будет работа, когда я вернусь. Люди ведь приходят и уходят, так что кто знает, может, я скоро снова верну себе эту должность.
Мне очень жаль было узнать, что миссис Мамфи сломала бедро. Я отправила ей в больницу открытку. Может, ты все-таки решишься приехать на автобусе? У тебя снова могут случиться интересные дорожные знакомства. Рискуй! Так всегда говорила мама.
Вчера утром, когда ты звонила, я вовсе НЕ плакала, у меня был насморк. Мне уже лучше. Я очень счастлива.
С любовью,
Долорес».
Данте постелил палас довольно гладко, но отверстие под блистер прорезал слишком большое. Несколько раз за день он требовал, чтобы я поливала окошко из садового шланга, а сам сидел в фургоне и соображал, где течет. Уже в сумерках он спрыгнул на землю, разразился витиеватыми проклятиями и пнул пассажирскую дверцу так, что на ней осталась вмятина.
– Теперь ты довольна? – заорал он, прижимая мою руку к вмятине. – Нравится ощущение? А все из-за твоего нытья и ворчания в последние дни!
Я вырвала руку. Боялась, что он меня ударит.
– Такая твоя тактика, да? Колупать меня понемногу? Надо сейчас сесть за руль и бросить тебя тут гнить! Вот уж камень с шеи!
– Не говори так, пожалуйста. Я согласна, поездка доставит нам радость. Я просто думала, что если бы мы купили дом, тогда…
– Ты не успокоишься, пока мы не окажемся в этом щитовом гробу в Гранитных Акрах! Пока у нас не будет мелкого, обывательского прозябания, расписанного наперед до самых похорон!
Аборт был выбором между Данте и Витой. Если он меня бросит, у меня никого из них не останется. Я снова стану прежней Долорес.
– Ты прав, – согласилась я. – Сперва я расстроилась, но огорчение было временное и уже прошло. Не говори больше, что уедешь, ладно? Я люблю тебя, Данте.
В ту ночь он занялся со мной в фургоне анальным сексом. Я прижималась лицом к новому паласу, вдыхая химический запах и повторяя про себя когда-то вызубренное в школе: «Семью восемь пятьдесят шесть, семью девять шестьдесят три… Темен девственный лес. Шумящие сосны и кедры, мохом обросшие…»[26]. Вздрагивая от боли, я ждала, когда это кончится. Это вовсе не то, что делал Джек, говорила я себе. Это мой муж, наш фургон, мы – двое взрослых людей, давших свое согласие…
– Быть открытым новым впечатлениям означает оставаться живым, – бормотал он потом, засыпая. – Я почувствовал, что тебе понравилось, как только ты расслабилась и приняла меня. Ты телеграфировала мне свое удовольствие и разожгла мою страсть!
На следующий день я впервые вела фургон. Он шел более плавно, чем наш старый «Фольксваген», а сиденья были так высоко, что мне казалось, я левитирую. Механик в автомастерской сказал, что отрихтовать вмятину обойдется нам в 375 долларов. Я попросила сделать это срочно, сходила в банк и сняла еще двести долларов. Данте я купила две пары шорт, две футболки, все семь томов «Мобильного путеводителя» и тетрадь в кожаном переплете для его стихов. Себе приобрела новые клоги, а в аптеке взяла по рецепту противозачаточных таблеток в запас.
– Что-нибудь еще? – спросила кассирша.
Я пододвинула к ней по прилавку мазь для заживления порезов и ссадин. Утром у меня из заднего прохода шла кровь.