Руль автомобиля, который мы купили, – «Бискейн» 67-го года, жравший бензин как не знаю кто, – дико вибрировал на скорости больше тридцати пяти миль в час, а подтекающее масло татуировало асфальт там, где мы останавливались. Но зато в «Бискейне» был кассетный магнитофон и большой багажник, в котором помещалось складное инвалидное кресло Роберты. «Эта машина въедет на пик Пайка!» – гласил отслаивавшийся стикере на бампере.
Ненадписанные кассеты я нашла случайно, когда искала рычаг регулировки сидений. Три кассеты для восьмидорожечного магнитофона нашлись под водительским креслом среди пивных бутылок, смятых бумажек и пенопластовых упаковок из фастфуда. Кассеты были втиснуты в странной формы серую коробку с надписью «хранить в сухом прохладном месте». Я оставила объявление, по которому нашла машину, но когда позвонила узнать, не хочет ли бывший владелец забрать кассеты, автоматический оператор леденящим душу голосом сообщил, что данный абонент отключен.
Я вставила в магнитофон одну из кассет, когда мы с Робертой утром поехали по делам. Я ожидала услышать кантри – продавший мне машину человек носил ковбойские сапоги, – но сразу поняла, чтоˊ слышу. Еще бы, они преследовали меня всю жизнь.
– Киты! – сказала я.
Роберта прикурила сигарету.
– Горбачи, – кивнула она. – Я их как-то раз своими ушами слышала. Канадец меня однажды отлупил в мясо, а потом в качестве извинения повез кататься на пароме в Новую Шотландию. – Она тихо засмеялась. – Я всю поездку проходила с черными фингалами, как енот.
Мы ехали, пока я не прослушала все кассеты по два раза, пока наши уши не наполнились жалобами горбатых китов.
– Чем они там занимаются, как думаешь, Долорес? – спросила Роберта. – Поют или плачут?
На следующий день она переехала ко мне в дом.
Только в ноябре следующего года, когда Роберта два месяца подряд хорошо себя чувствовала, мы решились на поездку туда. Мы ее не планировали – просто ехали однажды солнечным утром, пока шоссе 1 не сменилось автомагистралью 95, а впереди не показалась табличка «Добро пожаловать в Мэн». Мы добрались до Канады – до острова Кампобелло – к середине дня.
– Вам горбатых китов? – спросил старик в порту. – Не, они уплывают на юг в сентябре – начале октября. Вы разминулись на пару месяцев.
Дорога обратно была долгой и трудной. Наш план был настолько спонтанным, что мы вспомнили о лекарствах Роберты только на полдороге.
– Мы просто замахнулись слишком высоко, – сказала я. – Ты совершенно права, мы не обязаны лишать себя приключений, надо только грамотно распределять силы.
Но Роберта уже храпела. Я разговаривала с зеркалом заднего вида.
Глава 27
В сентябре 1984 года у меня поехала крыша.
Я уже была помощницей управляющего у Бухбиндеров и продавала тряпичных кукол и фарфоровые статуэтки Майкла Джексона, только успевай завозить. Я предложила провести в магазине стереосистему и установить у нас «Тикетрон»[35]. Мистер Бухбиндер пожал плечами и смирился с ритмичным буˊханьем. Покупатели толпились в проходах.
– Ты умниса! – крикнул однажды Бухбиндер, перекрывая музыку, и стиснул мне локоть. – Тебе место в коллыже!
Крыша у меня поехала фигурально (буквально обвалился потолок). От преподавателя английского в общественном колледже Оушен Пойнт я наконец узнала, чем фигуральное отличается от буквального (простая концепция для тех, кто готов слушать). Английский для начинающих стал первым предметом, на который я записалась. Как ни отпихивала я руку мистера Бухбиндера с зажатыми в ней деньгами мне на колледж, в конце рабочего дня купюры всякий раз оказывались засунутыми в карман моего пальто.
Похоже, Бухбиндер хотел видеть меня с дипломом не меньше, чем моя мать.
– Ну, как все прошло? – спросила меня Роберта после первого вечернего занятия.
– Бросаю, вот как.
Она взяла из ящика лак для ногтей и присела на стул рядом со мной. Я потрясла флакончик и отвинтила крышку.
– Почему?
– Вечно ярко-розовый, – буркнула я. – Тошнит уже от этого цвета!
– Почему ты бросаешь после первого занятия?
– Потому что я ненавижу учиться. Я для этого не создана. Сначала нас усадили в кружок и заставили рассказать о себе.
– Что конкретно?
– Фигню всякую. Куда бы мы хотели съездить и почему решили изучать этот предмет, что мы надеемся вынести из курса. Я отвечала последней, когда у меня уже все горло парализовало…
– Может, ты и права, – сказала Роберта, глядя себе на ноги и сгибая и разгибая пальцы. – В следующий раз возьму красный и накрашусь, как шлюха!
– …я начала рассказывать о нашей поездке в Канаду и как мы хотим поехать еще раз и никак не соберемся, но замолчала на середине. Все на меня как-то странно смотрели.
– Мандраж первой ночи у тебя, – изрекла Роберта.
Я поставила ее стопу себе на колено и макнула кисточку в лак. Меня всегда поражало, что Роберта позволяет мне притрагиваться к своим ступням и не заходится от визга, как, представлялось мне, делают другие.
– Преподаватель хочет, чтобы мы называли его просто по имени, будто он нам друг и вовсе не может завалить нас на экзаменах.
– Знаешь, что бы я сказала, окажись там? Я бы им сказала: «Назовите любое место, и я туда хоть сейчас отправлюсь».
Я цыкнула зубом.
– На занятия ходит панкуха с бритым затылком, минимум на седьмом месяце беременности, и огромный верзила, который даже не поместился за стол, так на полу все занятие и просидел. Я сразу вспомнила, какой толстой была в старших классах, и все настроение пропало.
– Из-за одного толстяка ты собралась бросить учебу?
– Он не толстый, просто огромный, как великан. Ростом под два десять. А панкуха заявила – она пришла учиться, чтобы написать научно-фантастический сценарий, где астронавты заблудились в космосе, а когда вернулись, уже произошла ядерная война, снова каменный век, и все поклоняются статуе Боя Джорджа. Люди убивают друг друга ради мяса, а богом у них Бой Джордж!
Роберта откинула голову и зычно захохотала.
– Я больше пятнадцати лет домашку не делала, а эта мадам сценарий пишет! И ногти красит в черный цвет!
– В черный? – заинтересовалась Роберта и уставилась на свои ноги.
– Снимала во время уроков туфли и раскладывала ноги на любую мебель! На джинсовой куртке у нее приклеен стикер «А в вашей уборной плодят большевиков?»[36]. Хрен знает, что это значит.
Хохот Роберты перешел в кашель. Кисточка вильнула. Я сняла ее ногу на пол и принесла стакан воды.
– Учебник этот дебильный обошелся мне в двадцать четыре доллара девяносто девять центов! Если учеба пойдет такими темпами, к окончанию курса мне стукнет сорок два.
– А сколько тебе стукнет, если ты не закончишь курс?
– Легко тебе острить, – огрызнулась я. – Тебе не пришлось сидеть в классе час пятнадцать, когда хочется в туалет. Еще и сочинение задали на следующую неделю. «Опишите любое повседневное занятие и свою эмоциональную привязанность к нему». О чем прикажешь писать – как я увлеченно делаю тосты к завтраку? Или какой кайф получаю, когда крашу тебе ногти в розовый?
Роберта ничего не ответила. Я чувствовала ее улыбку. Я снова сняла ее ногу со своих коленей и пошла наверх.
– Эй, у меня три накрашенных ногтя и семь обыкновенных!
– А жизнь вообще сандвич с дерьмом, – сказала я. – Смирись.
Потолок обрушился в ту же ночь – вернее, ранним утром, часа в три. Сначала было похоже на перестрелку. В полусне я подумала – Боже мой, Роберту застрелили! Затем нос защекотала пыль, снова раздался оглушительный, как выстрел, треск, и Роберта завопила снизу:
– Убери меня отсюда, на фиг, пока совсем не завалило!
Я включила лампочку на лестнице и успела увидеть, как упал большой кусок гипса. Грохнувшись об пол у кровати, он раскололся на мелкие осколки, разлетевшиеся во всех направлениях. Я пригнулась, втянула голову и побежала уносить Роберту с кровати. Грохнулся еще кусок потолка. Я чувствовала себя солдатом на войне.
В телефонной книге значились шесть жилищно-ремонтных компаний. По телефону в коридоре я излагала свой случай женам и автоответчикам. Когда меня ставили на ожидание, я разглядывала обнажившуюся кровлю, похожую на скелет потолка.
Майк из «Домашнего ремонта Майка» назвал предварительную смету.
– Девятьсот пятьдесят долларов, – сказал он.
Роберта грохнула ходунками об пол:
– Да Иисусе же Христе! Может, сразу ткнешь ей ствол под ребро?
– Ладно, восемьсот семьдесят пять, но без финишных работ. Не хотите – как хотите.
– Не хотим! – заорала Роберта, заглушив мое «хотим». Ее-то Майк и услышал.
Парень из «Домов высшего качества» запросил тысячу пятьдесят. Он сказал, что мне, по ходу дела, надо бы и крышу перекрыть: ведь если на крыше сигнализация, она звенеть будет.
– Перекрывать крышу? И во сколько это обойдется?
– El dinero grande.
– А в американских долларах? – поторопила я.
– Большие бабки. У меня есть двоюродный брат, так вот он…
– А ну, вали отсюда на фиг! – крикнула Роберта.
Днем она наблюдала, как я с верхней ступеньки шаткой стремянки вытаскиваю из провисших углов куски гипса, угрожавшие падением. Мы решили пока пожить без потолка.
Обратиться за подработкой к Джонни Ву, владельцу «Китайского рая», было идеей Роберты.
Я сидела с Робертой в ресторане, помешивая свой суп с кусочками яиц, и только вытаращила глаза, услышав ее предложение.
– У меня уже есть работа и вечерняя школа, – напомнила я. – Где мне время взять?
– Время-то найти можно, – ответила Роберта. – А вот чего у тебя нет, так это денег на новый потолок.
Когда Джонни проходил мимо нашего столика, она схватила его за подол тропической рубахи (для человека с болезнью Паркинсона у Роберты неожиданно проворная хватка).
– Вы, китайцы, те еще пролазы, – сказала она ему. – Когда у тебя здесь меньше всего движухи?