[31].
А дальше, за Тифлисом, на крутых дорогах Безобдалы, отделяющей Грузию от Армении, Поэту попалась другая процессия — пара волов тащила в гору арбу в сопровождении нескольких грузин.
— Откуда вы? — спросил их Пушкин. — Из Тегерана. — Что вы везёте? — Грибоеда. — Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.
Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, перед отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить; он мне сказал: «Vous ne connaissez pas ces gens-là: vous verrez qu’il faudra jouer des couteaux». Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междуусобица его семидесяти сыновей. Но престарелый шах ещё жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни, узнан был только по руке, некогда прострелянной пистолетною пулею[32].
В начале августа 1829 года кортеж персидского принца въехал в Петербург. 10 августа император давал ему торжественную аудиенцию в присутствии всего двора.
Огромный представительный зал св. Георгия сиял великолепием. По одну сторону трона на специально возведённых трибунах разместился дипломатический корпус. Здесь же выстроились царедворцы и офицеры в парадной форме. По другую сторону трона — фрейлины и дамы высшего света. Император и императрица поднимаются на трон, в ту же минуту распахиваются двери зала и появляется принц Хозрев-Мирза в сопровождении большой свиты — у многих красивые лица, серьёзные, разумные, но у всех немного дикие глаза, — замечает Долли. — У принца чудесное лицо, словно из арабской сказки или поэмы, роста он небольшого, но очень гибкий и с грациозными движениями. Очень красивая голова, бархатные глаза, мягкий, меланхоличный взгляд, очаровательная улыбка. Одет он по-восточному — шаровары, златотканый кафтан, на голове небольшая чёрная шапочка. Раскланиваясь и улыбаясь, вручает императору послание шаха и произносит речь на ужасном, напоминающем собачий лай персидском языке. Ответное слово возложено на министра иностранных дел графа Нессельроде. Император пожимает принцу руку и вместе с ним удаляется в соседнюю залу для переговоров. Мир восстановлен.
Хозрев-Мирза начинает исполнять роль чрезвычайного посла — рассылает визитные карточки иностранным послам и в течение двух дней принимает их в предоставленной ему резиденции. Светская петербургская жизнь пришлась по вкусу молодому принцу. Долли встречает его на прогулке по Елагинскому острову грациозно гарцующим на арабском скакуне — и это ему очень подходит. В императорском театре в честь него состоялся концерт. С большим удовольствием слушал он европейскую музыку. В ответ на вопрос одного из придворных, какой инструмент ему больше всего нравится, он ответил: «Скрипка! — и добавил по-восточному цветисто: — Каждый звук этого инструмента напоминает мне глаза той дамы, чей взгляд каждый раз говорит моей душе.» Этой дамой оказалась сидящая в соседней ложе графиня Елена Завадовская, одна из красивейших женщин Петербурга.
Будто ожившие сюжеты восточных сказок разыгрывались в эти дни на скучной сцене петербургской жизни. Долли увлечённо описывала все мизансцены этого красочного спектакля. 12 августа 1829 года. Бал у обер-церемониймейстера двора графа Станислава Потоцкого. Персы — главные действующие лица. Превосходно ведут себя в столь чуждом им по нравам петербургском обществе. Графиня Фикельмон пытается взглянуть на происходящее их глазами. Им, которые держат своих женщин под паранджой, должно быть, странно видеть наших дам в глубоко декольтированных платьях, свободно общающихся с мужчинами и танцующих такие фривольные танцы, как мазурка и вальс.
Они имеют право слегка презирать нас за это, но, кажется, это ничуть не шокирует их и даже нравится.
Принц Хозрев-Мирза пожелал познакомиться с очаровательной посланницей, и она от всего сердца благодарна ему за это. Они обменялись учтивыми фразами. Он — о своём несколько дней продолжающемся недомогании. Она — искренне пожелала ему скорейшего выздоровления. И услышала в ответ, будто из «Тысячи и одной ночи», фразу: Пожелания Вашего сердца не могут быть не услышаны Аллахом! И верю, что Вашими молитвами впредь буду совершенно здоров!
В свите принца был довольно молодой поэт с серьёзным лицом и вдохновенным взором. Поэта звали Фазил-ханом. Выше уже упоминалось о поразительных параллелях в дневниках Пушкина и Фикельмон — умение выделить из пёстрого калейдоскопа жизни одни и те же яркие события, колоритных людей, несущественные на первый взгляд, но значимые факты. В этом и состояла их духовная близость. Придворный поэт персидского принца впечатлил обоих. Пушкин встретился с ним на Кавказе.
В некотором расстоянии от Казбека попались нам навстречу несколько колясок и затруднили узкую дорогу. Покамест экипажи разъезжались, конвойный офицер объявил нам, что он провожает придворного персидского поэта и, по моему желанию, представил меня Фазил-хану. Я, с помощью переводчика, начал было высокопарное восточное приветствие; но как же мне стало совестно, когда Фазил-хан отвечал на мою неуместную затейливость простою, умной учтивостию порядочного человека! Он надеялся увидеть меня в Петербурге; он жалел, что знакомство наше будет непродолжительно и проч. Со стыдом принуждён я был оставить важно-шутливый тон и съехать на обыкновенные европейские фразы. Вот урок нашей русской насмешливости. Вперёд не стану судить о человеке по его бараньей папахе и по крашеным ногтям[33].
Неизвестно, увиделся ли Пушкин с Фазил-ханом в Петербурге. Он вернулся в столицу только в начале ноября 1829 г. В дневнике Фикельмон я не нашла даты отъезда из столицы персидского посольства.
Николай I придавал огромное значение восстановлению отношений с Персией. Ему было важно в лице могучего восточного сатрапа — шаха — обеспечить России если не союзника, то по крайней мере нейтральный тыл в ведомой им войне с Турцией. Вот почему молодой принц был окружён в Петербурге таким исключительным вниманием. В конце августа император устраивает в Царском Селе специально для него показные манёвры войск. Хозрев-Мирза появился в персидской военной форме, гарцевал на коне непринуждённо и грациозно. Вслед военному спектаклю в его честь было дано другое, несколько иное представление — вечер у императрицы, где общество развлекалось салонными играми. И Долли было очень забавно наблюдать, как принц Хозрев вместе со своими серьёзными придворными принимал в них участие, бегал по зале, хлопал ладошками. Мне было бы очень любопытно узнать, какое впечатление произвёл на эти серьёзные умы вид русской императрицы, играющей в кошки-мышки.
Австрийский посол внимательно следил за развитием придворного флирта с персидским наследником. Для Австрии далеко не безразличны были восточные проблемы России. Чёрное море и проливы являлись лакомым кусочком для всей Европы. Граф Фикельмон провёл с принцем долгий разговор. Его содержание узнаем из записи графини 30 августа.
Принц рассуждал о политике со знанием, мудро, умно и рассудительно, что удивительно для девятнадцатилетнего юноши. Говоря о султане и его нынешних поражениях, он между прочим сказал, что неудачная для Турции война является единственным средством, которое может исправить этого гордеца! Все ориентальцы заблуждались, думая, что они сильнее и могущественнее европейцев; и персы в этом отношении не представляли исключения и были наказаны за это.
Несомненно, граф Фикельмон посвящал свою супругу в тонкости дипломатических отношений. Она была ему ценной помощницей — умная, наблюдательная, общительная и вхожая в будуар императрицы графиня подмечала многое и, несомненно, делилась увиденным и услышанным с мужем. Мирза-Масут был приглашён в салон Долли, по-видимому, не только из-за её любви к экзотике. Через него велись все переговоры персидского принца с императором. Увлёкшись беседой с очаровательной женщиной, он мог проболтаться о каких-то неизвестных Фикельмону подробностях.
Мирза-Масут вчера провёл с нами вечер. Он хорошо ведёт беседу, остроумный и глубоко религиозный. Это свойственно всем ориентальцам, уверяет он. По-моему, это Божья милость, которая, несомненно, желает даровать этим несчастным слепцам возможность таким способом искупить отсутствие в них света. И действительно, разве не является преимуществом заблуждение — со всей его убедительностью и упорной последовательностью во всех обязанностях, истинных или ложных, но предписанных свыше, — перед истиной, умышленно изменённой и одетой во все цвета, которые мы желаем ей придать? Именно таким образом сохраняется истинная вера у большинства людей.[34]
Как видим, графиня была ортодоксальна в вопросах религии. Не просто нетерпимость к исламу истой христианки, но и мировоззрение, сформированное под влиянием великодержавного российского шовинизма. Ещё Александр I поклялся освободить бывшую столицу православной церкви Константинополь от нечестивых. Война России с Турцией имела целью не только освобождение Балкан от турецкого владычества и завоевание новых территорий, но осуществление великой «крестоносной» миссии, завещанной покойным императором. Аракчеевская формула: «Православие. Самодержавие. Народность» выражала суть государственной политики России. Но как ни парадоксально, стала вкоренившейся в сознание народа идеей. Об этом рассуждает в дневнике Фикельмон (запись сделана через несколько месяцев после подписания мира с Турцией):
Император проделал путь из Москвы за 36 часов. Это была головоломная гонка. Его пребывание в Москве оказалось и полезным, и доставило москвичам большое удовольствие. В народе разное толковали об этом внезапном и неожиданном появлении государя. Большинство считало, что императора будут сопровождать все суверены Европы; что вслед за этим из Константинополя будет призван султан, крещён и принят в лоно православной церкви в присутствии этого высочайшего собрания европейских правителей. Идея трогательна и свидетельствует о благочестии, простоте и доброте