Я только киваю. Какой смысл говорить ему о непомерности и абсурдности ноши, которую он собирается взвалить на свои плечи? Есть ли у меня хоть малейший шанс его образумить? Мы идем выпить, прежде чем ехать домой. К нам присоединяется Анна. Она тревожится из- за праздника, а Робер, который будто бы живет в отеле в ожидании ее решения, постоянно бродит по квартире в поисках галстука или пары ботинок, которые не успел забрать.
– Это просто из себя выводит, – вздыхает она. – Думаю, он нарочно.
Когда Венсан уходит в туалет, я прошу Анну не поощрять его безумный замысел – не дай нам бог оказаться с младенцем на руках не с утра до вечера, но с вечера до утра, что еще хуже.
– Думаешь, после такого дня, как сегодня, у меня есть желание нянчиться с новорожденным? Ты пораскинь мозгами, пожалуйста. Я этого не хочу.
– Чего же ты хочешь?
– Сама не знаю. Не хочу этого, вот и все. Хочу, вернувшись домой, напустить себе ванну, и ничего больше.
– Но для него это важно.
– Я думала, мы нашли правильный ритм. Через день – для меня это уже много. Не просите у меня большего. Бесполезно Мне необходимы спокойные вечера, понимаешь? Каждый имеет право на личное пространство, ты сама знаешь. Это тоже важно.
– Послушай, я могу забирать их к себе на вечер или два в неделю. Не знаю, что скажешь?
– Я думаю, у него ничего не получится, не убеждай его в этом это не помощь.
– Мы ему поможем. У нас получится.
Я ничего не говорю. Пью джин-тоник через соломинку.
В этот вечер я ору что есть мочи, зову на помощь и брыкаюсь, как обезумевшее животное, и под конец Патрик скатывается меня весь в поту, запыхавшийся, а потом лежит, раскинув руки, улыбаясь в потолок, насвистывает сквозь зубы и сообщает мне, что я сыграла свою роль блестяще, исключительно, – я вижу, что из носа у него идет кровь, – после чего, привстав на локте, смотрит на меня с восторгом.
Венсан справляется неплохо, он снимает баржу перед Большой библиотекой[12] , находит диджея-англичанина и договаривается об остальном в «Фло», выторговывая за все лучшую цену; все в агентстве им довольны, он услужлив, выкладывается по полной на работе, которую мы ему поручили, и мы начинаем думать, что, приняв его, не просто совершили акт благотворительности, – то есть так думаю я, Анна, по ее словам, никогда в этом не сомневалась. Но, конечно, не все гладко. Проблемы с Жози омрачают ему жизнь и портят удовольствие. Я подолгу выслушиваю его на обратном пути и знаю, что они еще далеки от примирения и обстановка накаляется. Меня, с одной стороны, это успокаивает, когда я вижу, что Жози своего не упустит и мои страхи преждевременны, но, с другой, тревожит, когда я подмечаю мрачное и упрямое выражение лица Венсана в зеленоватом свете приборного щитка.
Я всегда боялась, что унаследовала что-то от отца, боялась быть лишь проклятым звеном в проклятой цепи.
– Скажи ей, что я хочу с ней повидаться, – прошу я, – что хочу с ней поговорить.
Я выкручиваю руль, чтобы избежать столкновения с вихляющим велосипедистом.
– Смотри, куда едешь, – говорит он мне, подскочив, – ты же за рулем, черт побери.
Он пьет слишком много кофе.
– Ты без тормозов, – говорю я ему.
Накануне праздника он еще мечется, проверяя все, что только можно, чтобы торт был готов, чтобы ни снегопад, ни забастовка транспортников не испортили нам вечер, потом он звонит Жози, кажется, они начинают цапаться по поводу расписания, и он отходит, потому что тон повышается и разговор перемежается выкриками, которые вскоре сливаются для меня в однообразный и предсказуемый гул, заменяющий им теперь диалог, а он тем временем скрывается по черной лестнице, словно бежит от огня.
Он всю ночь глаз не сомкнул, рассказывает он мне утром. Принял две таблетки валиума, которые не подействовали, и час за часом играл в одиночку с телефоном, прекратил только на рассвете.
– Я сейчас из леса, – говорит он.
Я глажу его по щеке. Зеваю. Я ходила к Патрику около полуночи, и теперь мне не хватает нескольких часов сна, но я ни о чем не жалею.
– Что будет, когда вернется Ребекка? – спросила я.
Он отвел с моего лба прилипшую от пота прядь волос и ответил, улыбаясь, что пока, наверно, снимет номер в отеле. «Как наш друг Робер», – добавил он смеясь, – но только я одна могу оценить соль ситуации. Он говорит, что Ребекка задержится на обратном пути в Лурде, сам себя спрашивает полушутя, не отправится ли она потом в Иерусалим или, к примеру, в Бюгараш. Я словно парю на облаке, вернее внутриоблака, сквозь которое до меня ничего не доходит, а если и доходит, то едва ощутимо. Мы делали это на сей раз в его гараже, на капоте машины, после этого трудно вернуться на землю, признаю, но это не будет – не может – продолжаться долго, придется прояснить ситуацию очень скоро. В ближайшие дни.
Венсан приготовил завтрак.
– Отлично. Спасибо, Венсан. А теперь сядь и ничего больше не делай. Отдохни. Расслабься.
– Я места себе не нахожу. Надорвался, понимаешь?
– Держись, придет много народу. Есть что поесть и выпить. Все будет хорошо.
– Я всю ночь пытался ей дозвониться, а она не ответила.
– Конечно, не ответила, Венсан. Ночью она спит. Все добрые люди спят по ночам.
Он приготовил яйца. Мне осталось только их сварить.
– Послушай, Венсан, я не думаю, что это правильно, понимаешь, не надо так ее доставать. Я думаю, она из тех, кто возвращает удары сторицей.
Он длинно ругается. Мне больно на него смотреть. Я была бы так счастлива, если бы он забыл про Жози и ее ребенка, оставил их жить жизнью, которую они начали без него, – запрыгивать на ходу всегда труднее и предполагает акробатические навыки. Ему было бы достаточно отпустить ситуацию, напиться раз в кои-то веки, и готово дело. Но я решительно не хочу делиться с ним своим мнением. Не стоит рисковать за несколько часов до этого вечера, из-за которого он уже довел себя до ручки.
Никто не в курсе моей связи с Патриком, но он теперь в числе наших знакомых, и мы внесли его в список гостей. Он заезжает за мной, потому что Жози по-прежнему не отвечает на звонки, и я оставляю машину Венсану, который весь извелся и хочет поехать посмотреть.
Не успел Патрик войти, как Венсан вылетел за дверь, и мы слышим рев мотора; он смотрит на меня, улыбаясь. Я в двух словах объясняю ему ситуацию, потом, чувствуя, что настроение его меняется, в свою очередь улыбаюсь.
– И думать забудьте, – говорю я ему. – Не вынуждайте меня пускать в ход газ.
– Вы меня искушаете, Мишель.
Я касаюсь его руки.
– Мы вернемся не поздно, – шепчу я, самым бесстыдным образом сжимая эту руку. – Обещаю вам, – добавляю, с гримаской заглянув ему в глаза.
– Это пытка, – выдыхает он мне в шею.
– Надеюсь, Патрик.
Я и забыла, как приятно завести нового любовника, насколько каждая минута рядом с ним полна удивления, свежести, пороха, по крайней мере, в первые три недели, и как отрадно играть, прятаться, скрывать тайну, шутить. Он говорит мне, что я великолепна, когда мы выходим в холодную ночь. «Вот что мне нравится слышать, – думаю я, – вот самый лучший в мире наркотик».
Льдины плывут по Сене и искрятся, задевая черные борта баржи.
Ришар не очень в курсе затянувшейся ссоры между его сыном и Жози, и я, пользуясь случаем, говорю ему, что он должен научиться делить свое время и не посвящать девять десятых Элен, если хочет продолжать что-либо понимать в окружающем его мире. Он хихикает. Я узнаю, что Элен удалось протащить его сценарий на читку в «Гексагон», – то, что я так и не сподобилась сделать, должно быть, сразу подумал он, – и полагаю, что в оставшуюся десятую он ставит за нее свечи.
– Как бы то ни было, он не слышал ее со вчерашнего вечера, – говорю я. – Это нехороший знак. Прояви немного внимания. Поговори с ним.
Он протягивает мне бокал шампанского и кивает. Баржа слегка покачивается, когда мимо проплывает кошмарный речной трамвай. В другое время он ответил бы, что не мне давать ему уроки или еще что-нибудь в этом роде, и этот бойцовый дух его тогдашних отношений со мной исчезает так же быстро, как тает снег с первым теплом. Парадокс в том, что этот недостаток агрессивности меня обижает. Мы с Ришаром едва успели перекинуться тремя словами, а вокруг Элен уже трое мужчин – и Ришар наблюдает за сценой краем глаза, слегка кривя рот.
Анна присоединяется ко мне в баре. Она ищет Венсана, чтобы поздравить его, все идет лучше некуда, но хмурится, когда я объясняю причину его отсутствия. Она ничего не говорит. Сжимает кулаки. Я не делюсь с ней этим соображением, но ее нескрываемая неприязнь к Жози – хоть та и отвечает ей тем же, – как раз и породила конфликт между Жози и Венсаном, и вот что происходит теперь. Я тем не менее обнимаю ее, ведь этот праздник в ее честь, двадцать пять лет назад мы с ней встретились в больничной палате и все это запустили, и я прижимаю ее к себе, пока кто-то из гостей не начинает свистеть, а остальные присоединяют к свисту одобрительные возгласы.
Анна, пользуясь всеобщей эйфорией, говорит, как она взволнована, как горда, и от всего сердца благодарит всех друзей и клиентов AV Productions, которые были с нами все эти двадцать пять лет, и бла-бла-бла, а все аплодируют.
Некоторые авторы уже пьяны. Шампанское превосходное. Решительно, Венсан отлично справился. Интересно, что он делает сейчас. Я позаботилась, чтобы для него отложили птифуров. Время от времени я встречаю Патрика, и мы перебрасываемся какими-то банальными словами, как дальние знакомые, ситуация, надо сказать, весьма забавная – ведь мы оба думаем только об одном, о нашем скором соитии, и в деланом безразличии в таких условиях есть особый смак. До такой степени, что Анна шепчет мне на ухо, имея в виду Патрика, что не понимает, как я до сих пор не упала в объятия этого очаровательного соседа. Я наблюдаю за упомянутым соседом краем глаза.