а или женщина, враг должен умереть, и заколол ее. Видя это, он, Галази, в ярости подбежал к этому человеку, ударил палицей и убил его.
— Ты хорошо сделал, брат! — отвечал Умслопогаас. — Пойдемте же туда и посмотрим на мертвую девушку. Может быть, это Лилия, что будет весьма несчастливо для нас. Не знаю даже, как об этом известить Дингаана!
Вожди последовали за Умслопогаасом и Галази до того места, куда положили девушку и рядом человека из племени Топора.
— Все, что рассказал Волк, брат мой, правда! — сказал Умслопогаас, размахивая факелом над лежащими трупами. — Без сомнения, здесь лежит та, которую называли Лилией и которую мы хотели завоевать, рядом с нею лежит тот глупец, который убил ее и сам пал от удара палицы. Некрасивое зрелище, печальная повесть, которую придется мне рассказать в краале Дингаана. Но что случилось — случилось, изменить мы ничего не можем, девушка, которая была красавицей среди красавиц, не слишком-то хороша теперь. Пойдем!
И он быстро удалился, потом приказал:
— Завяжите эту мертвую девушку в воловью кожу, покройте солью, и мы унесем ее с собой!
Приказание было исполнено.
Вожди ему отвечали:
— Вероятно, все так и случилось, как ты говоришь, и мы ничего изменить не можем. Дингаан обойдется и без невесты!
Говорили это все, за исключением того человека, который командовал стражей в то время, когда Умслопогаас, Галази и третий их спутник вышли из пещеры. Этот вождь ничего не отвечал и не раскрывал никому своих мыслей. Ему казалось, что он ясно видел трех, а не двух людей, выходящих из пещеры.
Ему казалось также, что плащ, покрывавший третьего человека, раскрылся, когда тот проходил мимо него, что под плащом он увидел облик прекрасной женщины и блеск женских глаз — больших и темных, подобных глазам серны.
Этот же вождь заметил, что Булалио не призвал никого из пленных, чтобы признать в убитой девушке Лилию, что факел колебался взад и вперед, когда освещал ее, хотя рука Убийцы никогда не дрожала. Все это вождь подметил и не забыл.
Случилось же так, что позже, во время обратного путешествия, отец мой, Умслопогаасу пришлось сделать строгое замечание этому вождю, который хотел отнять у другого его долю военной добычи. Он резко поговорил с ним, лишил его командования частью и назначил другого на его место. Кроме того, он отнял у него скот и отдал тому, которого тот хотел ограбить.
Поэтому, хотя наказание было заслуженным, вождь этот все более и более думал о третьем человеке, который вышел из пещеры и больше в нее не вернулся и имел облик прекрасной женщины.
В тот же день Умслопогаас направился к краалю, в котором жил Дингаан. С собою он вели большое количество скота в подарок Дингаану и множество пленных молодых женщин и детей. Умслопогаас хотел умилостивить сердце Дингаана, так как не мог привести ту, которую обещал, Лилию, цветок из цветов. Будучи осторожным и мало веря в доброту королей, Умслопогаас, как только достиг границ страны зулусов, отослал лучший скот и самых красивых девушек и детей в крааль народа Топора, у горы Призраков. Тот, кто раньше был начальником стражи и стал простым воином, заметил также и это.
В одно прекрасное утро я, Мопо, сидел в краале в обществе Дингаана. Я продолжал служить ему, хотя он ни слова не сказал мне со вчерашнего дня, когда я предсказал ему, что из крови белых людей, погубленных им, вырастет цветок его смерти. Умслопогаас же вошел в крааль Дингаана на следующий день после избиения анабоона.
Настроение Дингаана было мрачным, и он искал случая чем-нибудь развлечься. Он вспомнил о белом докторе-исповеднике, который явился в крааль для того, чтобы научить народ зулусов поклоняться другим богам, а не ассегаям и королям. Он был хорошим человеком, но учение его не привилось у нас, мы даже с трудом понимали его. Индунам также учение это не нравилось, им казалось, что оно ставит начальника над начальником, короля над королем и учит миру тех, чье ремесло — война. Дингаан послал за белым человеком, чтобы завести с ним беседу. Дингаан считал себя самым умным из людей.
Лицо белого человека было бледно. Он был свидетелем того, что случилось с бурами, а так как сердцем он был кроток, то подобные зрелища были ему ненавистны. Король пригласил его сесть и сказал ему:
— Недавно ты рассказывал мне об огненном месте, куда отправляются после смерти люди, которые совершили злые поступки при жизни. Известно ли твоей премудрости, находятся ли там мои предки?
— Я не могу узнать это, король! — отвечал доктор- исповедник. — Я не могу судить о поступках людей. Я только говорю, что те, кто убивает, грабит, притесняет невинных и лжесвидетельствует при жизни, отправляются после смерти в огненное место!
— Насколько мне известно, предки мои совершали все эти поступки, и если они находятся в этом месте, то и я отправлюсь туда. Я хочу после смерти соединиться со своим отцом и дедами. Но я думаю, что мне удастся избегнуть огня, если я попаду туда!
— Каким образом, король?
Дингаан хотел поставить ловушку доктору-исповеднику. В центре той открытой площади, где совершилось нападение на буров, он велел воздвигнуть огромный костер: снизу лежал хворост, а на хворосте бревна и даже целые деревья. Таким образом, посреди площади находилось возов шестьдесят сложенных сухих дров, отец мой.
— Ты увидишь сам, белый человек! — отвечал он и приказал слугам поджечь кругом валежник, затем он призвал тот полк юношей, который оставался в краале. Кажется, воинов была тысяча и еще полтысячи, не более, тех самых, которые перебили буров.
Огонь начал ярко разгораться. Полк вошел и стал рядами перед Дингааном. В то время, как все юноши вошли и заняли свои места, костер представлял одно огромное ревущее пламя. Хотя мы сидели в ста шагах от него, жара была невыносима, когда ветер дул в нашу сторону.
— Скажи, доктор-исповедник, неужели огненное место жарче этого костра? — спросил король.
Белый человек отвечал, что ему это неизвестно, но что костер действительно горит жарко.
— Я покажу тебе, как я выберусь из огненного места, если мне суждено будет лежать на таком огне, хотя бы он в десять раз был больше и жарче. Слушайте, дети мои! — вскричал он, вскакивая с места и обращаясь к воинам. — Вы видите этот костер? Бегите и затопчите его своими ногами. Где теперь бушует огонь, пусть останутся черная зола и уголья!
Белый человек поднял в ужасе руки и стал молить Дингаана отменить свое приказание, которое повлечет за собой смерть многих людей, но король велел ему замолчать. Тогда тот поднял глаза кверху и стал молиться своим богам. С минуту воины в недоумении смотрели друг на друга, огонь бешено ревел, пламя высоко подымалось к небу, а над ним и вокруг него плясал горячий воздух. Но начальник отряда громко закричал:
— Велик наш король! Слушайте короля, отличающего вас! Вчера мы уничтожили анабоона, но то был не подвиг, они были безоружны. Вот враг, более достойный нашей доблести. Дети, выкупаемся в огне — мы свирепее огня! Велик король, отличающий нас!
Окончив свою речь, он кинулся вперед, и ряд за рядом с громкими криками кинулись за ним воины. Они действительно были храбры, кроме того, они знали, что если впереди их ждет смерть, смерть ждет и тех, которые останутся позади, — лучше умереть с честью, чем со стыдом. И потому они пошли вперед весело, как на сражение, под предводительством своего вождя и запели «Ингомо», воинственную песнь зулусов. Вот вождь приблизился к ревущему огню, мы видели, как он поднял щит, чтоб защититься от жара. Потом он исчез, он прыгнул в самую середину костра, и едва ли впоследствии был найден его труп. За ним последовал первый ряд воинов. Они шли, ударяя по огню щитами из воловьей кожи, вытаптывая его босыми ногами, вытаскивая пылающие бревна и откидывая их по сторонам. Ни один человек первой роты не уцелел, отец мой, они падали, как мотыльки, налетающие на свечу, а упав, они погибали. За ними шли другие роты, и в этой битве счастливы были те, кому последнему пришлось сразиться с «врагом». Вскоре густой дым смешался с пламенем, огонь все уменьшался и уменьшался, а дым все увеличивался. Люди, почерневшие, без волос, голые, обожженные, с пузырями от ожогов, шатаясь, выходили с противоположного конца костра и падали на землю.
За ними шли другие. Пламя исчезло, оставался только дым, в котором неясно двигались люди, и вскоре, отец мой, все кончилось. Они победили огонь, последние семь рот почти не пострадали, хотя каждый воин прошел сквозь костер. Сколько людей погибли, не знаю, их не считали, но умершими и ранеными полк потерял половину людей, пока король не завербовал в него новых.
— Видишь, доктор-исповедник, — сказал, смеясь, Дингаан, — вот как я избегну огня той страны, о которой ты рассказываешь, если, впрочем, она существует: я прикажу своим войскам затоптать огонь!
Белый человек ушел из крааля, говоря, что более не станет учить зулусов, вскоре он покинул страну. После его ухода убрали сгоревшие дрова и мертвых людей. Обожженных же стали лечить или добили их, смотря по ожогам, а те, которые мало пострадали, явились перед королем и славили его.
— Надо дать вам новые щиты и головные уборы, дети мои, — сказал Дингаан.
Щиты почернели и съежились, а головных уборов из волос и перьев осталось очень мало!
— Да, — заметил снова Дингаан, смотря на оставшихся в живых воинов, — бриться будет легко и дешево в том огненном месте, о котором рассказывает белый человек!
Он приказал принести пива для людей, которых от сильного жара мучила жажда.
Может быть, отец мой, ты не догадываешься, что я рассказал тебе это событие потому, что оно имеет отношение к моей истории. Не успело все это свершиться, как явились гонцы с докладом, что Булалио, вождь народа Топора, и его войска стоят у краалей, вернувшись с богатой добычей, перебив халакази в стране Свазиленд.
На мгновение воцарилось молчание, потом издалека, из-за высокой изгороди большой площади послышались звуки пения, и сквозь ворота крааля вбежали два высоких человека. Они добежали до середины площади и внезапно остановились, при их остановке горячая зола от костра взлетела под их ногами маленьким облачком.